Андрей Троицкий - Черные тузы
– Ты слишком сосредоточен на собственных эмоциях, на переживаниях, на личном отношении к окружающему миру, – сказал отец. – Прямо как девушка. А жизнь между тем идет своим чередом. Она как бы сама по себе. Жизни совершенно наплевать на наше к ней отношение. И на наши эмоции. И, возможно, на нас самих. Но, как говориться, к делу это не относится.
Отец начал копаться вилкой в плошке с салатом оливе. Он ел медленно, как-то тяжело вталкивая в себя пищу, ел так, будто выполнял тягомотную скучную повинность. Росляков откупорил новую бутылку, наполнил стаканы пивом, стараясь, чтобы желтая пена не пролилась на пластиковую поверхность стола.
– В одном ты точно прав, – сказал отец. – Твои неприятности не кончились.
– Это ты про следователя, думаешь, он так просто не отстанет?
– Нет, сейчас я не про следователя. Последние дни вокруг тебя крутился один парнишка, следил за тобой от твоей квартиры до работы, даже заходил в здание редакции. Так вот, этот малый куда опаснее следователя прокуратуры. То есть не он сам. Он, судя по всему, полный дилетант. Так, попка на подхвате, статист.
Росляков с опаской огляделся по сторонам.
– Успокойся, сегодня этот малый тебя не пасет, – сказал отец. – Он, малый этот, подмосковный, из того самого городка, откуда ты возвращался в одном автобусе с ныне покойными Овечкиным и Рыбаковым. Странная связь, как ты думаешь? Автобус этот. Два трупа.
– Подожди, подожди, откуда ты все это знаешь? – Росляков широко распахнул глаза и случайно разлил по столу пиво. – Откуда у тебя эта информация?
– У меня много свободного времени, – отец усмехнулся. – Пару раз в неделю по утрам мне нужно бывать на Каширке. А так я совершенно свободен.
– Так что же, выходит, ты следил за мной?
– Ну, ты скажешь, следил, – отец вытер бумажной салфеткой растекшееся по столу пиво. – Просто присматривал. Я же говорю, у меня много свободного времени. Надо его как-то коротать. Вот я и решил немного присмотреть за тобой.
– Подожди, не так быстро, помедленнее, а то я не улавливаю, не догоняю я, – Росляков потряс головой. – Ты следил за мной. Это понятно. Но как ты мог за мной следить, если я езжу не только на метро, но и на машине? Ты что, бежал следом?
– Теперь я бегаю не так быстро, как раньше. Мне за тобой уже не угнаться. Просто я тоже купил себе машину. Подержанную, но в приличном состоянии.
– А можно спросить, на какие деньги ты сделал это приобретение? Любая рухлядь на четырех колесах в Москве денег стоит. На какие же деньги ты…
– На свои. Естественно, на свои деньги. Я подумал: это просто глупо ехать лечиться в Москву и не взять с собой денег. Но пока врачи с меня не запросили ни копейки.
– Значит, ты купил машину, чтобы следить за мной? И, главное, ты купил её на лечебные деньги?
– Ну, на деньгах же не написано, что они лечебные. Это просто деньги. И не делай из них культа.
– Если б ты знал, как я жалею, что втравил тебя во всю эту историю, – Росляков вытер ладонью лоб. – Как я жалею.
– Не о чем жалеть. Мы начали играть, а пешки назад не ходят. Тобой интересуются опасные ребята. Вот в чем проблема. Теперь догнал?
– Идиотизм какой-то, – Росляков в два глотка прикончил стакан пива. – Почему они должны мной интересоваться? Я никому не переходил дорогу. Я не связан с бандитами. Я тихий человек. Временами тихий.
– Может, интересуются вовсе не тобой. Но я уже говорил, что Овечкина станут искать. Живого или мертвого. Может, сейчас ищут именно его. А ты случайно попал в поле зрения этих людей. Пока мы этого не знаем. Но обязательно узнаем.
– Хорошо, а мне что делать? – Росляков снова почувствовал, что на лбу выступила испарина. – Пуститься в бега? Из Москвы уехать? Удавиться? Уйти с работы? Мне-то что делать?
– Пока живи, как живешь. Ходи на работу, пиши свои заметки. Увольняться нельзя ни в коем случае. Журналисты – это нечто вроде касты неприкасаемых. Каждое дело об убийстве журналиста на особом счету в прокуратуре и ещё кое-где. Возможно, тебя пока не тронули только потому, что ты корреспондент популярной столичной газеты. Это только предположение, но в нем есть доля здравого смысла.
– Так что же мне сидеть, сложа руки и ждать, пока придут по мою душу? И изувечат, на куски разорвут только из-за того, что я с этими Рыбаковым и Овечкиным в одном автобусе прокатился? Что делать?
– Не паникуй, никогда не паникуй. Попробуй рассуждать здраво. Понимаешь ли, у каждой шеи своя петля, а у каждой Анны Карениной свой поезд. Но это не значит, что нужно пассивно наблюдать, как петля сдавливает шею. Или валяться на рельсах и ждать, пока поезд оттяпает, скажем, нижние конечности, а ты изойдешь кровью на глазах изумленной публики. Я выражаюсь образно, но смысл понятен. Нам надо выяснить, кого именно ты так заинтересовал и почему. А дальше будем действовать по обстоятельствам. Понял?
– Ничего не понял, – честно признался Росляков.
Глава двенадцатая
Аверинцев доброжелательно посмотрел на хозяйку, открывшую дверь квартиры, и тщательно вытер ноги о резиновый коврик.
– Ситникова Катерина Николаевна, не ошибаюсь? – голос Аверинцева, твердый, официальный голос человека, пришедшего по казенному делу, немного смутил женщину.
– Да я, то есть Катерина Николаевна, – подтвердила та, заметно волнуясь. – А вы насчет протечек в крыше? Вы из жилищной инспекции?
– Никак нет, – Аверинцев сурово покачал головой, полез в нагрудный карман и показал женщине красную милицейскую книжечку нового образца, купленную накануне в подземном переходе у Киевского вокзала. – Московский уголовный розыск, – Аверинцев спрятал книжечку и тихо спросил. – Куда можно пройти, на кухню?
Аверинцев прошел в комнату, не дожидаясь приглашения, сел в глубокое кресло с мягкими подлокотниками, словно приглашал хозяйку последовать своему примеру. Катерина Николаевна послушно села в кресло напротив, положила ладони на колени, прикрытые полами длинного шелкового халата.
– Вы не волнуйтесь, ничего плохого не случилось, – Аверинцев постарался снять напряжение. – Я зашел к вам на огонек, побеседовать об одном нашем общем знакомом, Анатолии Владимировиче Овечкине.
– Значит, это с ним что-то случилось? – спросила женщина мертвым голосом.
– Хотелось бы надеяться, что наш знакомый в добром здравии, – Аверинцев развел руками. – Но полной гарантии дать не могу.
– Мне об Анатолии ничего не известно, – сказала женщина. – Совсем ничего. Он не звонит и не появляется скоро как полгода. Скажите, что с ним случилось?
– Мы бы сами хотели это знать, – Аверинцев рассматривал фарфоровые статуэтки за стеклом серванта. – С места службы Анатолия поступило заявление, будто он исчез. Долго не выходил на работу, они там забеспокоились и вот пришли в милицию. Здоровый коллектив, если бдительность проверяет, так я думаю.
– Здоровый, здоровый, – подтвердила Катерина Николаевна. – Толя так и говорил: у нас на редкость здоровый коллектив. И люди как на подбор, все отзывчивые, заботливые.
– О своей работе он вам что-нибудь рассказывал?
– О работе он говорить не любил, то есть не любит, – Катерина Николаевна немного успокоилась. – У нас, знаете, как соберутся люди, так только о работе говорят, только о работе. А Толя, он не из таких, он приятное исключение. В свободное время о работе ни слова. Сказал только, а я запомнила, что коллектив у него здоровый. Просто исключительно здоровый. А люди все хорошие, незлобивые.
– А вам хоть известно, где именно он работал?
– Известно, это мне хорошо известно, очень хорошо, – Катерина Николаевна прищурилась, вспоминая название организации, где трудился её бывший гражданский муж. – Он работал экспедитором. Как же это… Ну, точно я не помню. Это где-то в центре находится. Какое-то малое предприятие по пошиву детской одежды. Или не малое? – она вопросительно посмотрела на Аверинцева.
– Да, по пошиву, – Аверинцев, озадаченный ответом, потер подбородок ладонью. – Это не так уж важно, это к слову о работе. В его столе мы обнаружили записную книжку, а в ней ваш адрес. Вот и решил к вам в гости завернуть. Думал, может, чем поможете.
– А чем тут поможешь? – женщина насупилась. – В такое ужасное время мы живем. Люди пропадают средь бела дня, и никаких следов. Если бы я могла чем-то помочь… Но я не видела Толю несколько месяцев. Мы расстались.
– Произошел какой-то скандал, ссора? – спросил Аверинцев вкрадчивым голосом. – У Овечкина появилась другая женщина? Простите, что я вторгаюсь в столь деликатную сферу. Но человек пропал, это очень серьезно.
– О женщинах я ничего не знаю, – Катерина Николаевна потупилась. – Коля всегда так увлечен своей работой, что ему, кажется, не до женщин. А расстались мы без скандалов и ссор, как интеллигентные люди расстались. Я тогда лежала в больнице. Он туда пришел, принес мне гостинцев. Яблоков, сок помидорный и воду газированную. Очень хвалил эту воду, все повторял, что она целебная. И ещё незаметно сунул в тумбочку конвертик с деньгами. Я, потом нашла этот конвертик, позже. А при встрече он ничего о деньгах не говорил. Мне ведь эти деньги совершенно ни к чему. Я самостоятельный человек, зарабатываю себе на жизнь. Может, он решил, что раз я в больнице, у меня трудные времена. Захотел меня как-то поддержать, вот и оставил деньги. Но больше я Толю не видела. Рабочий телефон не знаю. Одно время он снимал квартиру, так там телефон с определителем. Он не подходил к телефону, и я перестала звонить.
