Елена Михалкова - Остров сбывшейся мечты
Задав первые вопросы и выслушав ответы Рощина, которому и в голову не пришло сопротивляться, Макар отстроился и отключил звук. Теперь Вениамина расспрашивал Сергей, а Илюшин контролировал мимику актера. У него сложилось двойственное впечатление: с одной стороны, Веня чувствовал себя не в своей тарелке, с другой – даже не пытался уйти, хотя ничто не держало его в кафе, в котором он пообедал двадцать минут назад. И колебания отражались на его лице, на чуть дерганых движениях, которые Рощин по привычке пытался сделать плавными и вальяжными, на манере теребить ручку чашки, из которой он не отпил ни глотка. «Пожалуй, не врет, – решил Макар не очень уверенно. – Но чего-то не договаривает. Впрочем, все зависит от того, насколько он хороший актер. Полагаю, все-таки не гениальный, чтобы так отслеживать собственные движения».
– Вы угрожали ей, – бросил он реплику, улучив паузу в диалоге.
Рощин замялся и отпил наконец из своей чашки.
– Я не угрожал, – покачал он головой. – Я ругался, правда, но не угрожал. А вы не ругались бы на моем месте, если бы ваша девушка бросила вас без всякого объяснения?
– Объяснение имелось, – возразил Макар: сейчас ему было неважно, что говорить, лишь бы разговорить Рощина.
– Бросьте, какие там объяснения, – с горечью отмахнулся Вениамин. – Вика придумала отмазку, чтобы я чувствовал себя виноватым. Ну конечно, раз я актер, значит, играю в страсть! Убедительно, нечего сказать!
Он поднес пальцы к вискам и на пару секунд замер, прикрыв глаза.
– Не подходит, – заметил Илюшин.
– Что? Что, простите?
– Ваша поза не подходит к ситуации, – Макар был невозмутим и насмешлив. – Не говоря о том, что такой жест более характерен для женщин и вы при этом выглядите несколько нелепо.
Он нарочито медленным жестом поднес пальцы к вискам и закрыл глаза, передразнивая манеру Рощина. Бабкин усмехнулся.
– Идите к черту!
По щекам Вениамина разлилась краска. Сергею показалось, что парень сейчас встанет и уйдет, но, поколебавшись, Рощин рассмеялся, и Бабкин готов был поклясться, что смех его искренен.
– Прошу прощения, – с раскаявшимся видом произнес Вениамин. – Некоторые привычки, те, что я прочно усвоил в общении с прекрасным полом, вылезают в самый неподходящий момент.
Он открыто улыбнулся, и Макар оценил, как быстро парень взял себя в руки.
– Кто мог желать вашей смерти? – поинтересовался Илюшин, не давая Рощину времени сориентироваться.
– Супруг моей любовницы, – не задумываясь, ответил тот. – Южный человек, горячая кровь! – Вениамин убедительно изобразил акцент. – Я-то ждал, что он после спектакля захочет выяснить отношения кулаками, но, когда увидел машину, мне не по себе стало: мало ли что дурак придумал!
Он картинно провел рукой по лбу, стирая несуществующий пот, и снова лукаво улыбнулся, глядя на них и словно признаваясь: «Ну да, я такой: не могу удержаться от избитых жестов и привычных банальностей».
И Бабкин вдруг понял, отчего Вениамин Рощин не отказался разговаривать с ними, несмотря на провокации Макара. «Тебе нужны зрители, мальчик. Тебе недостает людского внимания к собственной персоне. Любой повод годится, чтобы привлечь его, – например, непонятная история с твоей бывшей подружкой».
– Он ни при чем, – нехотя поделился своей мыслью Бабкин, когда они с Илюшиным возвращались домой в такси: Макар, к удивлению Сергея, не потащил его к метро, а поймал машину.
– Ни при чем, конечно. Был бы «при чем», инстинкт самосохранения не позволил бы ему разливаться перед нами соловьем. Он же не лишен интеллекта, да и вообще неглупый парнишка. Разве что…
Макар не договорил, но Сергей догадался, что имел в виду напарник: Рощин мог оказаться куда более способным актером, чем они предполагали. Тогда бы он полностью переиграл их.
– Пока все данные говорят против, – осторожно напомнил он.
– И мои ощущения тоже, – кивнул Илюшин. – Он играет, но на уровне павлина, распускающего перья. Ему все равно, кто будет им любоваться. Логика простая: раз играет – значит, чувствует себя в безопасности, а раз чувствует себя в безопасности – то он не тот, кто нам нужен.
Сидя в гримерке, Вениамин разглядывал свое лицо в зеркале и вспоминал, не допустил ли он промахов.
«Все в порядке, кажется. Только один раз лоханулся, но вроде бы это прошло гладко, не заметили. „Супруг любовницы!“ Никогда не слышал, чтобы неженатые мужики называли своих девиц любовницами. Прокол, прокол… надо запомнить, чтобы больше не повторять».
Веня вспомнил одного из тех, кто расспрашивал его в кафе, – высокого, плотно сбитого, коротко стриженного, с ладонями-лопатами. Он слегка набычился, копируя манеру мужика, чуть приподнял плечи и выпятил подбородок. Взглянул в зеркало и расхохотался – получилось комично и весьма похоже.
– Что случится с человеком, который окажется в полном одиночестве? – Сергей не спрашивал, а рассуждал вслух. – Не в иллюзорном одиночестве квартиры, когда стоит тебе подойти к окну, и ты увидишь людей, а в настоящем одиночестве?
Он сам подошел к окну и посмотрел вниз – на детской площадке гуляли малыши с мамами, и отчаянный скрип качелей доносился даже до двенадцатого этажа.
– Такие случаи в литературе описывались неоднократно, – голосом старательного ученика отозвался Макар, одновременно подписывая в блокноте маленьких человечков, которых он нарисовал пять минут назад, и испещряя листок понятными лишь ему закорючками. – Не будем углубляться в неизвестные тебе дебри, упомянем лишь трудолюбивого Робинзона Крузо. Надеюсь, о нем ты читал?
– А если мы возьмем не гипотетического религиозного англичанина с устойчивой нервной системой, а современную молодую девушку? Верующую? Пожалуй, нет. Флегматичную? Тоже нет. Стрессоустойчивую? Только в той мере, в какой это нужно в современной фирме, то есть, по большому счету, тоже нет. Понимаешь, все ее навыки и приобретенные способности окажутся никуда не годными.
Макар отвлекся от схемы, удивленный тоном напарника, и испытующе посмотрел на него.
– Необитаемый остров… – проговорил Бабкин, глядя на схему Илюшина невидящими глазами. – Красивая мечта, очень. Знаешь, Макар, я никогда не хотел быть космонавтом. Ты только представь: абсолютное одиночество!
– Не абсолютное, – возразил Илюшин. – Есть связь с людьми.
– Да, пожалуй. Пожалуй…
Бабкин замолчал, и Макар вернулся к своим человечкам. Проведя пару линий, он с раздражением отодвинул блокнот в сторону и обернулся к Сергею.
– И к чему ты хочешь подвести? – поинтересовался он. – К вопросу, что сейчас происходит со Стрежиной? Этого ни ты, ни я знать не можем. Если наши умозрительные, ничем не подтвержденные построения справедливы, то сидит она на краю Тихого океана, под пальмой, и рыдает, глядя вдаль, на горизонт. А может, не рыдает, а поедает бананы и папайю. Или, чего тоже нельзя исключать, – продолжал он, распаляясь неожиданно для самого себя, – предается страсти в объятиях смуглого меланезийца! Почему бы и нет, а? Воплощенный рай, черт его возьми!
Макар замолчал и захлопнул блокнот с надоевшей бестолковой схемой, в которую ничего не вписывалось.
– Очень страшно ей, наверное, – тихо проговорил Бабкин в пространство комнаты. – Даже мне было бы страшно, а ведь я здоровый мужик, Макар. И посидеть одному пару недель на островке без людей не кажется мне чем-то невыносимым. Не война же, в конце концов.
– Ты зануда, а не здоровый мужик, а роль зануды у нас исполняю я. Да, наверное, ей страшно. Допустим. Ты прав – молодая женщина, не сталкивалась с серьезными испытаниями, не считая собственной семейки, из цепких объятий которой она благополучно выбралась. И что? Посидит, побоится, потом мы ее найдем или кто-нибудь другой найдет. Если она не сойдет с ума раньше, – безнадежно закончил он, потому что все, что говорил Сергей, было лишь озвучиванием его собственных мыслей.
Бабкин бросил на него молниеносный взгляд.
– С чего бы ей сходить с ума?
– А… – Илюшин махнул рукой и взъерошил светлые волосы. – Сам все знаешь. От страха, от одиночества. При развитом воображении очень быстро начнет галлюцинировать. При неразвитом… В общем, для Вики Стрежиной будет лучше, если у нее неразвитое воображение. «В самом идеальном случае, – добавил он про себя. – Мы же не знаем, что в действительности происходит на острове. Может быть, Стрежина там не одна…» Серега, не занимайся пустыми рассуждениями.
– Они не совсем пустые, – неуверенно сказал Бабкин, и Макар насторожился. – Я тут кое-что вспомнил…
– Выкладывай.
– Как-то я прочел в одном журнале пару рассказов. Давно. О том, как несколько весьма состоятельных и безнравственных типов образовали нечто вроде клуба… и ставили дикие эксперименты… Например, вырастили мальчишку, никогда не видевшего солнца…
– Стоп! – Илюшин хлопнул ладонью по столу, словно ловя кого-то. Несколько секунд он молчал, потом прикрыл глаза и размеренно заговорил: – «Страшное употребление, которое дал своим бесчисленным богатствам Авель Хоггей, долго еще будет жить в памяти тех, кто знал этого человека без сердца». За точность не ручаюсь, но смысл передан верно. Как умрет Авель Хоггей?
![Ирина Лукьянец - В переулках Соэрро. Ч.1[СИ]](/uploads/posts/books/no-image.jpg)
