Андрей Константинов - Решальщики. Развал/схождение
— Ты сам напросился на визит, или?
— Или, — мрачно ответил Виктор Альбертович. — И, по правде сказать, это меня малость напрягает.
— В смысле?
— Ежели еще и Антон от нас открестится, как только что поступила крыса в чине старшего офицера, — пиши край… Э-эх, Микита-Микита, дружок круглосуточный, хрен тебе между… Рыцарь, блин, плаща и дрища…
* * *Судя по нездоровому блеску глаз, всего за полтора часа девушка успела всё: и заполучить наркотик, и, попользовавшись оным, временно приобрести некоторую живость в членах.
Засим, вернувшись домой и застав Коптева спящим, Джули осторожно, буквально на цыпочках, прошла к лежавшей на полу коптевской сумке, потянула молнию и, пошарив во внутренностях, нащупала манящие купюры…
— Положи на место!
Джули вздрогнула и испуганно обернулась:
— Серенький! Я… я ничего такого… Я… просто хотела поднять. Сумку. Смотрю, валяется на полу. А пол грязный…
— Так возьми — и помой пол. А то, и в самом деле — срач, как в… Ладно. Телефон принесла?
— Да. И симку тоже, прямо у Искандера купила. Сказал, что она — левая и ей можно свободно пользоваться.
— Хорошо. Сдачу можешь оставить себе.
— Да какая сдача? Там почти в ноль вышло, — соврала Джули.
Коптев достал из сумки шариковую ручку и, не сумев отыскать в комнате ни единого клочка бумаги, написал семь цифр прямо на обоях:
— Это мой домашний номер. Наберешь прямо сейчас.
— Зачем?
— Если кто-то отзовется, попроси к трубке… ну, скажем… Кирилла.
— Какого еще Кирилла?
— Неважно. На том конце у тебя спросят примерно то же самое. В ответ ойкнешь, скажешь, что ошиблась, и сразу сбросишь звонок. Всё поняла?
— Сам и звони. И вообще — че ты тут раскомандовался? — набычилась осмелевшая после дозы Джули.
— Я сказал: набери этот номер! — повторил незваный гость и посмотрел на девушку ТАК, что от сиюминутной вспышки смелости не осталось и следа.
Она покорно взяла мобильник и набрала семь цифр…
— …Здрасьте, а Серге…
— Кретинка! — зашипел стоявший рядом Коптев, делая одновременно и страшные, и страдальческие глаза.
— …ой, то есть я хотела сказать — Кирилла можно?.. Ой, я, наверное, не туда попала…
— Идиотка!
Сергей выхватил у девушки трубу, пихнул в карман и нервно схватился за початую бутылку.
— Я чисто машинально, Серенький. Правда… А кто это был?
— Кто-кто? Менты!
— А почему менты?
— Твари! Какие же твари! — горько, на срыве заблажил о своем Коптев. — Правильно говорил Зосипатыч: один раз можно поверить кому угодно, хоть самому дьяволу. И только менту верить нельзя. Ни разу. Никогда.
— Так ты же сказал, что тебя отпустили.
— Заткнись!
Сергей грубо оттолкнул девушку и…
…не рассчитал свои силы: пушинка-Джули отлетела в противоположный угол комнаты, ощутимо ударилась головой о стояк батареи и в слезах сползла на пол.
Коптев отхлебнул из бутылки, выдохнул и виновато присел на корточки перед рыдающей подругой бывшей подруги:
— Извини, Джули. Я… я не нарочно, правда. Извини, слышишь?.. Просто… Просто мне сейчас очень хреново…
* * *Простимулированный, а главное — в кои-то веки ощутивший свою практическую полезность Комаров рьяно взялся исполнять поручение.
В чем, как ни странно, преуспел: уже в районе пяти вечера Иван Иваныч отзвонился решальщикам и голосом, в коем витал легкий хмелек, сообщил, что в данный момент они со свояком находятся в кабачке на Большой Московской. Что, само по себе, на событие не тянет. Однако на кармане свояка лежала интересующая Асееву копия постановления о задержании. И вот это уже смахивало на полновесный трудовой подвиг.
Побросав все дела, решальщики поспешно оседлали «фердинанда» и выдвинулись за документом. Поскольку в попутчики к ним напросилась и Яна Викторовна, на руль был посажен Дмитрий, а давно нетайные «тайные любовники» расположились в салоне.
Литейный в этот час стоял плотно, так что Петрухин вынужденно дал кругаля, проложив маршрут через Суворовский. Где, уступая дорогу паркующемуся свадебному кортежу, приветствовал молодоженов затяжным сигналом клаксона.
— Интересно, бракосочетание в день понедельника — это к невезению, или наоборот? Что на сей счет гласят легенды и мифы?
— А легенды гласят, что дела, начатые в понедельник, трудно завершаются, — отозвался Купцов. — Следовательно, такой брак будет тянуться долго.
— Ты полагаешь? Кстати, сколько раз этой дорогой проезжал, а не обращал внимания, что Главк, оказывается, рядом с Загсом квартируется.
— А мне всегда казалось, что оперативник должен знать свою землю как свои пять пальцев, — отпустила подколочку Асеева.
— Не только знать, но и регулярно ее метить, — подтвердил Леонид. — По периметру.
— Я давно замечал, инспектор, что в обществе красивых женщин ваше и без того не выдающееся чувство юмора становится еще более плоским. Тебе, Лёня, следовало бы начать брать уроки остроумия у признанных корифеев. Таких, например, как ваш покорный. Или тот же Брюнет.
— Если у Виктора Альбертовича и есть чувство юмора, то оно весьма своеобразное, — заметила Яна. — И исключительно черное.
— Так это как раз самый сложный жанр! Взять хотя бы наши утренние посиделки: согласитесь, лихо он Пономаренку обоср… хм, пардон, уделал? Кстати, Лёня, помнишь, когда мы с ним предпоследний раз виделись? В день, когда Ольгу Глинскую задержали?
— Допустим. И чего?
— Пономаренко тогда тебя на «пошепчемся» вытащил. И шептались вы, если память мне не изменяет, минут двадцать. Чего он от тебя хотел, наш настоящий полковник?
Этот невинный вопрос отчего-то заставил Купцова «взбледнуть».
— Да так… ерунда.
— А все-таки?
— Предлагал восстановиться в органах. С повышением в должности.
— Вот уж воистину: «К плеши ум не пришьешь», — расхохотался Дмитрий. — Ну да, я надеюсь, ты его изящно послал?
Леонид поймал на себе выразительный, испытующий взгляд Яны и…
…и все равно не смог решиться.
Промолчал.
— Э-э-э! Я не понял? — встревожился Петрухин. — Алё, гараж! Купчина?! Надеюсь, ты не был настолько туп, чтобы…
К счастью Купцова, именно в этот момент в дамской сумочке затрезвонил телефон.
— Слушаю! Представьтесь, пожалуйста… А, поняла. Здравствуйте, Василий Александрович… Даже так?.. Поняла. И как скоро это можно устроить?.. А если вот прямо сейчас? Ну, скажем, минут через сорок?.. Хорошо, так и сделаем. Тогда, если вам не трудно, закажите мне пропуск… Спасибо…
— Кто это был?
— Звонил тот самый следак, Ощурков, — озабоченно ответила Яна. — С его слов, Московцев отказывается от беседы под протокол, настаивая, что сперва ему требуется консультация со мной. Надо срочно ехать в «Кресты».
— Блин! Нет, чтобы полчаса назад позвонить! — раздосадованно крякнул Петрухин. — Когда мы находились на расстоянии пошаговой доступности.
— Так или иначе, но ехать все равно надо.
— Согласен, надо. Вот только… Боюсь, пока мы будем возвращаться и давать крюка через изолятор, эти два брата-акробата наклюкаются до положения риз, и толку от них будет не много.
— Есть такое дело, — согласился Купцов. — Поэтому давай-ка где-то здесь прижмись. Мы с Яной… хм… с Яной Викторовной возьмем тачку. Попробуем убить двух зайцев одновременно.
— Бедные животные. Мне уже их жалко…
* * *Кафешка, что ныне облюбовали родственнички, была Петрухину известна. В былые служивые годы его здесь неплохо знали и принимали, а порою даже отпускали в долг. Правда, с тех пор сменились (причем не единожды) и хозяева, и персонал, но вот атмосфера и публика остались прежними. Сиречь — непритязательными и даже, отчасти, маргинальными.
Комаров и его свояк сидели за самым дальним столиком, скрытым от сторонних глаз густой, сигаретного происхождения завесой. Стол был уставлен пивными бокалами — как пустыми, так и пока не тронутыми, а в самом центре торжественно громоздилась презентованная Брюнетом, наполовину опустошенная бутылка вискаря. При том, что на стене, прямо над головой Ивана Иваныча висела табличка, предупреждающая о недопустимости распития любого рода напитков, приобретенных вне заведения.
— Да не сочтите за третьего лишнего, а примите за прохожего! — приветствовал собутыльников Петрухин.
— Ты кто? — строго вопросил уже изрядно нагрузившийся свояк.
— А вот и Дмитрий Борисыч! — преувеличенно-радостно вскинулся Комаров. — Собственной персоной. Микола, познакомься! Это… Короче, мой подчиненный. Бывший. Тоже из нашенских. Бывший опер.
— Опер бывшим не бывает, — философически изрек Микола, протягивая лапу для приветствия.
«Лапа» была — что надо, многовмещающая. В такую — давать/не передавать.
