Дмитрий Дубинин - День скарабея
– Я – Воробей, – сказала женщина.
– Меня можешь называть Козодой, – неожиданно низким голосом сказало бесполое.
– «Козлодой», – с неожиданной злобой пробормотал я. Они что, на самом деле до такой степени сумасшедшие, или просто издеваются?
Моя реплика не понравилась бесполому. Оно подошло и врезало мне в солнечное сплетение. Пока я хватал воздух, дергаясь на стуле, меня убедили в том, что повода для идиотских шуток нет и быть не может.
Внимательно поглядев на Грача, Воробья и Козодоя, я про себя согласился, что здесь все действительно серьезно. Слишком даже серьезно.
Я попросил закурить. Мне с готовностью дали сигарету и поднесли зажигалку. Сами «философы», похоже, не курили.
– Еще вопрос, – сказал я. – Вот то, что вы убиваете людей, – это что? Ритуал? Обычай? Или вам просто нравится так развлекаться?
– По-моему, он ничего не понимает, – растерянно сказало бесполое. Остальные промолчали. Да, мне это понять было трудно.
– Но ведь у вашей… Группы, секты, есть какие-то принципы? У тех же сатанистов ведь имеются свои внешние проявления групповой принадлежности? – попытался я задать наводящий вопрос.
– Сильно выражаешься, – усмехнулся Грач. – «Внешние проявления принадлежности», такого бы и я не придумал, если б умел даже.
– Примитивно мыслит, – возразило Козодой.
– А по-моему, напротив, усложняет, – заметила Воробей. – Ладно. Нам все равно друг друга не понять. Запомни только одно: мы никакие не сатанисты, ни о каких ритуалах не знаем, а все трупы на нашем пути – результат воли.
– Чьей? – поинтересовался я. – Вам внушают из Космоса, что надо кого-то убить?
– Нет, меня уже трясет от этой тупости, – плачущим тоном сказало оно.
– Не обращай внимания, пусть думает как хочет, – пожал плечами мужчина. – Мы все сказали. Все, для чего можно подобрать слова. И хватит спрашивать, если ты даже вопрос не в состоянии правильно сформулировать.
– Тогда последнее, – решил я. – Что случилось с городом? Куда делись все люди? Когда это произошло?
– А может, так было всегда? – вопросом на вопрос ответила Воробей.
– …Итак, подискутировав с ними, вы приняли решение остаться с этими… Хм, людьми, на чьей совести не одно чудовищное убийство?
– У меня был какой-то выбор? Или вы искренне считаете, что я добровольно влился в преступную группу? Кроме того, я был по-прежнему связан и не мог бы даже броситься в Вантай и утопиться!
Вы почему-то промолчали, и ваше молчание мне совсем не понравилось.Мне действительно ограничили свободу передвижений. Руки, правда, связали спереди, но довольно аккуратно, чтоб не перетянуть жилы. Я мог подносить ко рту сигарету или, к примеру, ложку, но не более того. Ноги тоже связали – между лодыжек теперь болтался отрезок капронового троса. Тоже привязали аккуратно, и я мог спокойно ковылять со скоростью пенсионера, гуляющего в сквере. Бежать было невозможно. Да и опасно. Меня предупредили, что убивать (во всяком случае, в ближайшее время) меня действительно никак нельзя, но вот покалечить – это запросто. Отрезать палец, выбить зуб или выколоть глаз – на подобные процедуры со мной у этого птичьего трио никакого табу не имелось.
Остаток дня мы шатались по территории санатория, проверяя все здания, все помещения. Однажды скромно потрапезничали, только не в столовой, а в помещении библиотеки. Грач залил две канистры солярки в бак дизеля (в помещение бокса я заходить отказался).
Что меня не переставало удивлять – так это странные взаимоотношения между тремя сумасшедшими убийцами. Они даже и не переговаривались между собой, за исключением тех случаев, когда я кого-либо из них ставил в тупик своими репликами. Молчали за едой, молчали после оной, валяясь на мягких диванах в вестибюле жилого ВИП-корпуса. Нелюди, на самом деле какие-то.
На первый взгляд, шатались они по «Вантаю» без всякой цели. Впрочем, это только казалось. Цель у них была, а все передвижения по парковым дорожкам и коридорам зданий представляли собой поиск – нудный и планомерный.
Который под вечер неожиданно закончился для них удачей. Когда мы проходили возле гаража, из его недр до нас донесся явственный металлический звук, будто аккуратно закрыли капот или дверь автомобиля. Троица насторожилась. Миг спустя, без единого слова, оставив женщину приглядывать за мной, Грач и Козодой со всех ног кинулись в сарай. Через две секунды донесся грохот, потом – чей-то испуганный вскрик, а затем прямо в нашу сторону выскочил незнакомый мне мужчина. Он увидел нас, чуть замешкался, и бросился бежать по направлению к воротам санатория. За ним тут же помчались Грач и Козодой, на удивление стремительно и при этом плавно. Расстояние между ними и преследуемым быстро сокращалось, и когда они его настигли метров через двадцать у самых ворот, то сбили с ног и нанесли несколько сильнейших ударов. Затем подняли и подвели к нам, вернее, к женщине, чтобы продемонстрировать результат.
Воробей удовлетворенно кивнула, позволив себе произнести пару слов:
– Это он.
– Не будем терять время. С ним можно быстро, – спокойно сказал Грач.– А этот человек был вам знаком? – задали вы очередной вопрос.
– Повторю: нет. И, если надо, могу назвать его приметы: лет сорок, может, немногим больше. Лицо бледное, с грубыми чертами. Сам довольно высокий и широкий, волосы черные, глаза…
– Не надо, – вдруг перебили вы. – У нас все записано.Неизвестный пытался вырваться. Но его очень надежно скрутили мотком капроновой веревкой, которую Воробей все время таскала с собой. На конце другого мотка веревки сделали скользящую петлю. В течение этого короткого промежутка времени пойманный извивался всем телом на покрытой хвоей и листьями земле, рот его изрыгал нечеловеческие проклятия на таком сленге, какого я в жизни не слышал. Но это ему не помогло. Пригрозив, что если я вздумаю вмешаться, мне отрежут уши, Грач и Козодой слаженными действиями пропихнули голову неизвестного в петлю, слегка затянув узел; Воробей ловко перебросила свободный конец веревки через сук ближайшей сосны, а затем все трое дружно потянули. Тело пойманного напряглось и заплясало в воздухе. Конец веревки Грач надежно привязал к стволу другого дерева. Убийцы довольно равнодушно посмотрели на дело рук своих, затем жестами показали мне следовать за ними и не спеша двинулись прочь от места экзекуции.
Глава седьмая
Андрей Половод опять уснул. Карина, маясь бездельем, глядела в окно. Некоторое время, сказал Барин. Какое, нафиг, некоторое, действительно еще неделю, если не две, надо ждать, чтобы он смог на ноги подняться. А так он пока все равно что инвалид… Курить не разрешает в комнате, но пахан есть пахан, и слово взял. У параши курить уже глаза ест. В подъезд, что ли, выйти? Опасно. Хотя, не должна спалиться – если уж за столько дней никто не пришел, значит, хозяин – честный по жизни, не сдал и своим не позволил… Что это такое, я своим ушам не верю – Котел на кухне стихи вслух читает! Этой Наде, сеструхе жены хозяина. Надо же! А на вид – овца овцой. На задвижку бы зарубилась, что они уже сегодня сосаться начнут! Кстати, о задвижках – Сергей где-то просто улетный герыч надыбал. Без всякого фуфла, ни крошки глюкозы, просто шерсть! Вставляет по самое не могу. Поговорить бы с ним чисто так, может, скажет, где берет… Мужичонка он, видно, так себе, даром что деловой. Да и жена его пасет… Во, эти на кухне уже лапаются, сто пудов даю!
Карина тихонько выругалась, когда убедилась, что сигареты закончились. Она вывернула карманы висящей на стене куртки – есть еще одна пачка, только тоже пустая. У Павла должны быть…
Двое на кухне еще не «лапались», но Паша с довольным видом поглаживал Наде пальчики. Карина, достаточно зная своего подельника, могла бы поклясться, что ему сегодня ночью предстоит славное приключение. Джинсы вдруг стали тесными в бедрах, будто каким-то образом уменьшились на размер. Лифчик сдавил грудь. Кожа неожиданно обрела необычную чувствительность, словно после дозы; молодая женщина разом ощутила каждый шов своей одежды, все ее складки.
– Котел, дай сиграча, – низким голосом сказала Карина.
– Кончились, – ответил Павел. – Серега купить обещал.
Карина выругалась еще раз. Курить захотелось так, что аж зубы заскрипели. Сергей и Ирина не курят, да если бы и курили, брать без спроса у пустивших на хату – ничуть не лучше, чем крысятничать. Может, мальчишка ихний курит? Занятный паренек, надо сказать, сколько же ему лет? Пятнадцать, наверное, будет – по нашим понятиям, взрослый.
…Несколько капель духов со столика Ирины, как резонно рассудила налетчица, вряд ли можно будет расценить как крысятничество. Она протянула руку к флакону и посмотрела на себя в зеркало трюмо. И то, что увидела, ей совершенно не нравилась. На Карину угрюмо пялилась не очень уже молодая, плохо следящая за собой баба в кофточке далеко не первой свежести и грубых джинсах. Конечно, для какого-нибудь только что откинувшегося с зоны чухана и такое сойдет, но сейчас ей самой от себя стало противно. Нет, дальше опускаться никак нельзя.
