Андрей Анисимов - Ураган для одуванчика
– Как мило! А знаешь, что он мне заявил?
– Не знаю.
– Просил признаться, что мы убили Берту. А потом свел все к шутке.
Василий взял жену под руку и повел к дому:
– Решил проверить реакцию.
– Реакция была адекватной.
– Ты меня чем-нибудь покормишь, а то у меня уже живот свело.
– Покормлю. Интересно, зачем ему мое здоровье?
Василий не ответил. Он хотел есть. За столом, когда муж насытился, Кристина уселась напротив и еще раз спросила его об этом. Василий пожал плечами:
– Наверное, наводил справки и в курсе твоего положения…
– Ну, и что это ему даст?
– Пока не знаю. Кофе налей.
Кристина поднялась и, уже стоя у плиты спиной к мужу, заметила:
– Не нравится мне его любопытство.
Василий хмыкнул:
– У ментов свои методы, но роет он крепко.
– Вельт – капитан полиции. Ментов в Эстонии не водится.
Василий поморщился.
– Как мента ни называй, он все равно мент.
В другой раз реплика супруга могла привести к очередному семейному конфликту на «национальной почве». Они частенько начинались с подобного пустяка, перерастая в глобальные претензии русских к эстонцам, и наоборот. Но сегодня Кристина думала о своем, поэтому спорить не стала:
– Он не мог пронюхать про снотворное?
– Откуда? Ты же к домашнему врачу за рецептом не обращалась?
– Я сделала все, как ты сказал.
– Тогда чего беспокоишься?
– Он точно что-то выведал. Иначе не спрашивал бы меня про ночные кошмары.
– Я же тебе говорил, этот чухонец вовсе не прост.
– Хочешь еще кофе?
Василий не хотел, и она убрала чашку и протерла стол. В наведении порядка в доме для большинства эстонских хозяек есть нечто ритуальное. Каждая вещь должна стоять на своем месте, а поверхности шкафов и столешниц сиять чистотой. Кристина не была исключением. Осмотрев плоды трудов своих и удовлетворившись увиденным, она снова уселась напротив мужа.
– Теперь все зависит от Каи.
– Ты можешь говорить о чем-нибудь другом?
Муравин пересел в кресло и включил телевизор. Кристина присела в соседнее кресло:
– Не могу. Как ты думаешь, когда он ее допросит?
– Уверен, он уже с ней разговаривал.
– Не мог. Кая с сестрой в Хельсинки.
Он убрал звук:
– Вот как? Это плохо. И когда она уплыла?
– Сегодня утренним паромом.
– Жаль, а то выложила бы ему полный набор, да еще в красках.
– Да, Кая девочка разговорчивая. А вот из Хейно слова не вытянешь. Он настоящий эстонец.
– Как твой Пыдрила….
– Оставь Яана в покое. Он правильно тебя уволил. Я бы сделала то же самое. Кстати, что с работой?
– Там тоже требуют знания чухонского языка.
– Естественно. Ты живешь у нас уже пятнадцать лет и, кроме слова «курат», ничего по-эстонски не запомнил. И то потому, что хуже черта у нас ругательств нет.
– Почему не запомнил? Мне еще слово «ёёбик» очень нравится. Только чухонцы могли так обозвать соловья.
– Это вам, русским, везде мат слышится. А по мне слово «ёёбик» звучит весьма поэтично…
– Не доставай меня, дорогая. А то разбудишь во мне зверя.
– Ты не зверь, а бездельник. За те семь лет, что мы вместе, я бы любую собаку по-эстонски понимать выучила. А ты не поддаешься, потому что не желаешь напрягать мозги. Я вообще начинаю подозревать, что у тебя в голове нечто совсем другое…
Василий возмутился:
– А кто все придумал?
– Ты. Но меня удивляет твое спокойствие. Капитан может упрятать нас за решетку, а тебе все до лампочки.
– Упрятать? За что?
– За то, что ты придумал…
– Не может.
– Почему ты так уверен?
– Потому что мы ничего не сделали. Берта погибла в автокатастрофе.
– Мне ты можешь лапшу на уши вешать, а с ним это не пройдет…
– Пройдет, потому что идея моя гениальна! Ну, согласись, я гений.
– Не спорю. Я бы не додумалась.
– Вот и закрой свой милый эстонский ротик и целуй мужа.
Кристина улыбнулась и пересела к нему на колени. Василий тут же поднял ее на руки и понес в спальню. Уже лежа на постели, она сказала:
– Подожди. Вдруг Вельт опять заявится.
– Эстонцы отводят работе только служебное время. Он сейчас дома и гладит свою Руть, Эльзу, или Мильви…
– Его жену зовут Элис, и она тоже беременна.
– Откуда ты знаешь?
– Сидела с ней вместе в очереди, дожидаясь доктора. У нас с ней один домашний врач – Каллас. А ты у меня, правда, умный – придумал все здорово. Но, вспомни, кто первый подал идею?
Василий разделся и лег рядом:
– Уже не помню.
Кристина погладила его по голове и заговорила шепотом:
– А я прекрасно помню. Мы тогда лежали на нашей постели в спальне. Ты меня так же поцеловал, и тут…
– Хватит воспоминаний. Давай займемся делом.
Она замолчала и позволила ему овладеть ею. Но сама возбудиться не могла. Лежала с прикрытыми глазами и вспоминала.
– Ты о чем думаешь? Или я перестал тебя устраивать, как мужчина? – возмутился Василий, не ощущая у жены ответной страсти.
– Прости, милый, но я никак не могу отделаться от той ночи.
– Я так и понял. Эта старая карга мешает нам уже с того света, – и супруг обиженно отвернулся. Кристина положила на него ножку, погладила по голове, но на мужа ее ласка не подействовала.
– Чего ты обиделся? Иди ко мне, – позвала она шепотом. Он молчал. Но она нашла способ вернуть его внимание. Призыв подействовал. На сей раз Кристина старалась не отвлекаться. Вскоре он удовлетворенно отвалился на подушку, а она продолжала лежать на спине с открытыми глазами. Прошло минут десять.
– Вася, ты уже спишь? – спросила она едва слышно.
Василий промычал что-то невразумительное и затих. Она приподнялась и посмотрела на мужа. Он спал слегка посапывая. Ей стало спокойнее. Раз Василий ничего не боится, наверное, и ей волноваться нечего. Хотя последний визит полицейского Кристину насторожил.
Если в первый раз она к интересу полиции была готова, то сейчас внутри поднималась тревога. Вдруг докопаются, докажут? Что тогда? Вместо комфортной жизни в собственном доме, да еще после такого ремонта, оказаться в камере – перспектива не из веселых. Могут дать лет десять. Вся молодость в тюрьме. А родные, друзья? Как смотреть им в глаза, даже если выпустят раньше? Да и вообще, само слово «тюрьма» – и мурашки по коже. Но самое страшное в другом – она ждет ребенка, что если придется рожать в тюремной больнице? Как потом объяснить сыну или дочке, почему они родились за решеткой? И как потом воспитывать маленького человека, если его родители – убийцы? О тюрьме она раньше думала, как о чем-то к реальной жизни отношения не имеющем. В Тарту учила русские пословицы. Среди них была и такая – «от сумы и тюрьмы не зарекайся». Когда учила, не могла и представить, что пройдет несколько лет – и эта пословица коснется ее самой. И вот коснулась. Ей опять стало страшно. Потом появилась спасительная мысль – Берта сгорела в машине. Что они могут доказать? Остатки снотворного в ее крови? Но какая может быть кровь у обгорелого трупа? Нет, доказать они ничего не смогут.
Успокоив себя такими доводами, она прижалась к мужу и уснула.
* * *Это была странная ночь. Они так же обнимались в постели, когда в дверях, со свечой в руке возникла Берта. Оценив обстановку, замерла на пороге:
– Я, кажется, не к месту? Никак не могу заснуть. Решила, если вы еще не спите, немного поболтать. Одной мне страшно.
Кристина натянула одеяло до носа и, поборов неловкость, ответила:
– Я думала, вы никого не боитесь.
Берта бесцеремонно вошла в спальню и присела у них в ногах, на краешек постели, продолжая удерживать свечу:
– Со мной это рэдко случается, но сегодня мне показалось, будто я видела привэдэние. Вот и вскочила с кровати. А немного беседы с вами меня бы успокоило.
Василий возмутился:
– Берта, час ночи! Какие беседы?! Мы здесь вовсе другим намерены заниматься.
Берта захихикала:
– Стесняться меня вам нечего. Я могу показать много интересного.
Кристина не знала, как ей реагировать:
– Берта, я что-то не понимаю. Вы серьезно?
Немка ее успокоила:
– Шучу, милочка. Показывать я вам ничего не буду, а вот послушать меня лишний раз вам полезно. Я прожила большую жизнь. Например, ты, Кристина, ложишься с мужем голая. А это неправильно. Красивое ночное белье очень возбуждает мужчину.
Василий раздраженно намекнул:
– Может, мы перенесем лекцию на утро?
Но старуха намеков не понимала и ответила на полном серьезе:
– Никогда не нужно откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня. Так вот, о белье. Поверь, Кристина, мужчину необходимо интриговать. В женщине ему нужна тайна. Когда я возлежала на ложе в великолепном белье, любовник не мог наброситься на меня сразу. Ему трэбовалось время, чтобы меня раздеть, а это целый ритуал, возбуждающий обоих партнеров. Я вам рассказывала, как Антонио снимал с меня кружева?
Историю про «дивный вечер в Венэции» Кристина уже знала наизусть:
– Вы нам это рассказывали уже раз десять.
