Эллери Куин - Последний удар. Лицом к лицу
— Именно так. Смотри, я покажу тебе. — Джон начал выдвигать ящики комода. — Два экземпляра рубашек, носовых платков, зажимов для галстука, поясов, подтяжек, носков...
— Даже монограмм. — Эллери указал на два одинаковых галстука с монограммой «Дж. С».
— Причуда распространяется на одинаковые бумажники, перстни с печаткой, портсигары... Собираешься вызвать психиатра?
— По поводу столь методичного безумия? — Эллери, улыбаясь, покачал головой.
— Ты мне не веришь.
— Ну, ты ведь помнишь, что говорил Оскар Уайльд: «Человек может верить в невозможное, но не в невероятное».
— Согласен. Например, я ни за что бы не поверил в невероятный факт, что ты способен пробраться тайком ко мне в комнату, как тать в ночи.
— Я лишь процитировал Оскара Уайльда. Лично я не только могу поверить, но часто верю в невероятное. Мне лишь необходимо, чтобы факты не указывали на иные выводы.
— А эти факты на них указывают?
— Те, которыми я располагаю в данный момент, — да. — И Эллери с улыбкой удалился.
* * *На сей раз вечерний подарок нашел Эллери.
Это произошло, когда после обеда все слушали передачу майора Боуэса «Семья из «Капитолия». Эллери обнаружил, что у него кончился табак для трубки. Он поднялся в свою комнату наполнить кисет и увидел на кровати знакомую рождественскую коробку в красно-зеленой фольге с позолоченной лентой и открыткой с изображением Санта-Клауса.
Коробка была больше двух предыдущих. Эллери осторожно принес ее вниз.
— Номер пять, — сообщил он. Крейг быстро выключил радио.
Эллери поставил коробку на стол, вокруг которого собрались остальные, и снял обертку, под которой оказалась обычная белая коробка. Внутри лежал какой-то предмет, завернутый в красную папиросную бумагу, а на нем — белая карточка с отпечатанным текстом:
Ну а в пятый вечер Святок
Шлет любовь твоя в подарок
Гипсовую руку
(Не понял смысл трюка?)
С черной на ладони меткой.
(Ты не испугался, детка?)
Сняв папиросную бумагу, Эллери увидел гипсовую кисть руки, выглядевшую костлявой и истощенной, со слегка согнутыми четырьмя пальцами и оттопыренным большим пальцем, словно протянутую в мольбе или подчинении. На белой ладони отправитель нарисовал крестик черным мягким карандашом.
— На сей раз ясно, что он имеет в виду, не так ли? — Усмехнувшись, Джон повернулся к бару.
— По-вашему, это слепок с чьей-то руки, Расти? — спросил Эллери.
— Нет. — Расти с беспокойством смотрела на Джона. — Мне это кажется больше похожим на модель, которую используют в классах изобразительного искусства для изучения анатомии. Такие вещи можно купить в любой лавке художественных товаров.
— Крестик означает метку, — пробормотал Артур Крейг. — Но почему рука?
— Хиромантия! — внезапно заявила миссис Браун. — Ладонь... линия жизни... крест, обрывающий ее...
— Может быть, мне перерезать себе горло и тем самым разрядить напряжение? — осведомился Джон с тем же странным смешком.
— Думаю, мы можем обойтись без дурных шуток, Джон, — сердито сказал его бородатый опекун. — Мистер Квин, для вас в этом подарке больше смысла, чем в других?
— Ни капельки. — Эллери перевернул карточку. — Здесь еще один рисунок карандашом.
— Напоминает кисть скелета, — пробормотал Эллери. — И дополненная крестиком — полагаю, на случай, если Джон не умеет читать. Это настолько безумно, что действительно пугает.
Он бросил карточку на стол и отвернулся. Остальные один за другим возвращались на свои места. Никто, даже доктор Дарк, не пытался включить радио.
— Джон... — начала Расти.
— Что?
— Дорогой, ведь ты не принимаешь это всерьез?
— Конечно нет, — ответил Джон. — Я ведь вырос на угрозах смерти. Они не значат для меня ровным счетом ничего, милая Расти Браун. Я ем их на завтрак, давлюсь ими за обедом и перевариваю за ужином. Они отскакивают от меня, девочка, как от стенки горох. Принимать их всерьез? — Внезапно он взорвался. — А что, по-твоему, я должен делать, Расти? Умереть смеясь?
— Джон, Джон... — попытался успокоить его опекун.
— Это по твоей части, Эллери! — крикнул Джон. — Сумасбродство высшей категории. Не будь таким скрытным! Выкладывай!
— Слушайте, слушайте! — Мариус стукнул стаканом по подлокотнику кресла. — Речь!
— Попонятнее, — мрачно произнес Роланд Пейн.
— Пооткровеннее, — сказал доктор Дарк, наблюдая за Джоном.
— Помилосерднее, — тихо промолвил мистер Гардинер.
— Как угодно, черт возьми! — Джон сел и опустошил свой стакан.
— Хорошо. Темой сегодняшней вечерней лекции я сделаю «Странные совпадения с числом «двенадцать», — заговорил Эллери, найдя подходящий к ситуации дружелюбный тон. Расти с благодарностью посмотрела на него.
— Я готова слушать что угодно, — недовольно сказала Эллен, — но неужели нужно снова возвращаться к этой теме?
— Мы ее еще не покидали, мисс Крейг, — с поклоном отозвался Эллери.
Джон поднял на него рассеянный взгляд и откинулся на спинку кресла.
— Продолжайте, Эллери! — взмолилась Расти.
— В нашей группе двенадцать человек, — кивнул Эллери. — Каникулы состоят из двенадцати дней — или вечеров — Святок. Двенадцать человек представляют собой двенадцать знаков зодиака. А Джон получает ежевечерние подарки, сопровождаемые пародиями на английскую рождественскую песенку под названием «Двенадцать дней Святок». Повсюду число «двенадцать». Слишком много для совпадения. Поэтому я задаю себе вопрос: может ли быть это число намеренным указателем на что-либо? Например, могу я связать с ним кого-то из присутствующих?
Сержант Дивоу, бесшумно появившийся из холла, слушал с растущим недоверием. Но сейчас он прислонился к стене арочного прохода, разинув рот.
— Давайте посмотрим. — Эллери огляделся вокруг, задержавшись на Роланде Пейне. — Может быть, начнем с вас, мистер Пейн?
— С меня? — Адвокат был застигнут врасплох. — Я надеялся, Квин, что вы оставите меня в стороне от этой чепухи.
— Нет-нет, вас никак нельзя оставить в стороне. В этом вся суть. Подумайте как следует, мистер Пейн. Число «двенадцать» — в любом контексте — никак не связано с вашим личным опытом?
— Разумеется, нет! — сердито ответил Пейн.
— А с вашей профессиональной деятельностью? Вы адвокат. Юрист... Ну конечно! — Эллери просиял. — Что может быть яснее? Адвокат, двенадцать присяжных и истина! Понимаете?
— Едва ли я когда-нибудь выступал в суде, — фыркнул седовласый поверенный по делам об имуществе. — К тому же я юрист по гражданскому, а не уголовному праву.
— Бросьте, Пейн, — вмешался Фримен. — Это было бы забавно.
— Но я действительно ничего не знаю о числе «двенадцать».
— Неужели ты забыл тему твоей аспирантской диссертации, Роланд? — серьезно осведомился Крейг. — Ты ею так гордился, что много лет спустя попросил меня отпечатать частный тираж для раздачи твоим друзьям-юристам. Разве не помнишь? Она касалась кодекса римских законов в пятом веке до Рождества Христова.
— Господи! — простонал адвокат. — При чем тут это, Артур?
— Диссертация называлась «Lex XII. Tabularum». — Крейг усмехнулся, искоса взглянув на Джона. — «Закон двенадцати таблиц». Автор — Роланд Пейн. У меня где-то сохранился экземпляр.
— Да, верно, Артур, — кисло улыбнулся Пейн. — Я забыл. И не благодарю тебя за напоминание.
— Ну вот, — весело сказал Эллери. — По крайней мере, вы, мистер Пейн, связаны с двенадцатью. К тому же вы дузепер.
— Я... что?
— Дузепер, — повторил Эллери. — Дузеперами были двенадцать паладинов Карла Великого[55]. Конечно, вы не забыли самого знаменитого из них? Неужели «Песнь о Роланде»[56] ничего вам не говорит? «Роланд за Оливье»[57]? «Чайлд Роланд»[58]? Мой дорогой сэр, да вы по уши в двенадцати! Кто следующий? Доктор Дарк?
Джон улыбался. Расти подошла к нему, села ему на колени и сжала его руку. Он поцеловал ее в кончик носа.
— Мы ждем, доктор, — с упреком сказал Эллери. — Что означает для вас число «двенадцать»?
— Час, когда меня обычно будит пациентка, уверенная, что у нее австралийский типун, — ответил врач. — Могу также упомянуть о двенадцати черепно-мозговых нервах, неотъемлемой части анатомии, оканчивающихся двенадцатым или подъязычным нервом...
— Холодно, холодно, — нахмурился Эллери.
— Думай, Сэмсон, — усмехнулся Крейг.
— Сэмсон! Вы сказали Сэмсон, мистер Крейг? — воскликнул Эллери.
— Конечно. Это его имя.
— А я думал, его зовут Сэмюэль. Это все меняет, — с удовлетворением сказал Эллери. — Надеюсь, вы понимаете?
