Татьяна Осипцова - Сама себе детектив
Итак, что мы имеем. Ермолаев скрывает, что Князева его падчерица. Странно, но не криминал. По факту убийства Инны Ивановны Смирновой документы придут завтра, твои россказни к делу не пришьешь, мне и так пришлось перед начальством обставляться, чтобы запрос в Пермскую область послать. Сказал, что знакомая писательница в творческой командировке нарыла эту жуткую историю и в ней прозвучала фамилия Смердин, он же Ермолаев, компаньон мужа убитой Князевой. И машину, похожую на его, видели утречком возле места преступления. Имей в виду – знакомая писательница – это ты. Начальство пока считает, что эта версия за уши притянута. Но я гну свою линию. Завтра твой дружок свяжется с Константином Николаевичем, попробуем крючок закинуть, может он себя и проявит. Ладно, ждите вестей с полей. Сама не трезвонь, ни мне, ни Славе своему. Будут новости – сам с тобой свяжусь.
Немного успокоенная другом, я заснула, не прочитав и пяти страниц. А утром поднялась ни свет-ни заря.
Выпила кофе в пустой кухне. Вскоре вышла Ритуся, позавтракала с ней еще раз, потом покормила сына и отправила его на работу. Полинке надо было в школу к десяти и ее я разбудила в половине девятого.
Наконец я осталась в квартире одна. От нечего делать провела генеральную уборку в своей комнате. Перетряхнула всю одежду в шкафу, что делаю раз в три года. И откуда столько лишних шмоток? Я же вовсе не тряпичница… Раз за разом во время уборки откладываю когда-то любимые кофточки, блузки и футболки. Думаю, что еще поношу, а не носится! Надо, в конце концов, сложить все в большой мешок и отвезти в какую-нибудь богадельню, знать бы еще – куда… В Интернете, что ли посмотреть? Я набила ненужной одежкой три больших полиэтиленовых пакета. Потом пришел черед письменного стола. Выбросить свои первые рукописи, успевшие уже пожелтеть, у меня не хватило духу. Аккуратно разложив по новым папкам, я засунула их в нижнее отделение книжного шкафа. Прошерстив все ящики, набрала целый мешок макулатуры. Какие-то рекламные проспекты; старые, чуть ли не советских времен, счета за квартиру и телефон; гарантийные талоны на технику, которой уже в живых нет. Нашла несколько писем от подруг, от мамы. У нас было заведено переписываться, когда я уезжала куда-нибудь, пусть даже на месяц. Я хранила мамины письма, а она мои. Я перечитала и те, и другие, сложила в отдельную папочку и тоже убрала в шкаф.
Интересно, что будут хранить на память наши потомки? Переписываются многие сейчас по электронной почте, вот как мы с Лешей. Перегнать его послания на диск и хранить? Но в пробегающих на экране строчках только информация, ничего душевного, личного в них нет, и не появится, даже если распечатать. Все-таки в рукописном тексте есть что-то индивидуальное, даже интимное. Человек доверяет листу бумаги свои мысли, пишет их собственной рукой. Бумага отражает эволюцию его мысли. Все мы видели, как исчирканы рукописи классиков! А сейчас? Что останется от нынешних писателей? Я о себе не говорю, не та фигура… Но теперь никого не интересует фактическое авторство, с развитием технического прогресса его стало просто невозможно установить.
Больше полувека литературоведы спорят о «Тихом Доне». Я не владею всей полнотой информации по этому вопросу, но, наверное, если бы сохранился рукописный вариант романа, написанный самим Шолоховым, с многочисленными собственноручными правками – и вопросов бы не возникало. Хотя, как можно написать такое произведение в двадцать три года – представить трудно…
Теперь все проще: кто подпись поставил – тот и автор, а то, что на него команда литературных негров работает, никого не волнует. Издатели даже сами пишут на обложке: «Теперь под псевдонимом Виктория Платова мы печатаем произведения другого автора» – вот до чего дошло! Псевдоним Платова – бренд, и издательство решило продолжать его раскручивать. Интересно, почему Соломатина это допустила? Подделки под ее именем – полный отстой, как выразился мой сынок.
Размышляя об этом, я пропылесосила комнату и закончила уборку. Ну вот, даже дышать легче стало. Чем бы еще заняться?
Я присела к компьютеру. Надо действительно поискать какую-нибудь благотворительную контору и отдать туда ненужные шмотки. Адреса двух таких организаций я нашла довольно быстро. Потом еще немного побродила по Интернету. Наконец решила, что надо обработать заметки, сделанные в Перми, и достала свой блокнот.
Незаметно я увлеклась. Краткие записи превращались в развернутое повествование, приобретали литературную форму, вспоминались особенности речи моих собеседниц, их повадки, внешность.
В комнату заглянула вернувшаяся с работы Рита и сообщила, что через час будем обедать. Я только кивнула, продолжая писать. Возможно, этот кусок текста пригодится мне для нового романа, конечно, если Вячик позволит мне его опубликовать. Ведь вполне может быть, ему не захочется, чтобы его история вышла в виде книги.
К обеду появилась Полинка, быстро съела тарелку супа и опять унеслась в школу, готовиться к последнему звонку. Я же вернулась к компьютеру и работала почти без перекуров до половины восьмого, когда грохнула дверь, возвещая, что возвратился с работы мой голодный сын. Рита опять куда-то умотала, пришлось идти на кухню, кормить Андрюшку.
Целый день я отвлекала себя посторонними мыслями и делами, но сейчас, когда Андрей спросил меня, что слышно о Славе, чуть не расплакалась. Я передала ему, что узнала вчера от Николая. Переварив услышанное, сыночек изрек:
– Подозрительно, что эта парочка родственников овдовела практически одновременно, и у обоих супруги умерли от сердечного приступа. И заметь, они остались довольно богатыми наследниками. А твой Славик, он богатый?
– Не знаю… У него сорок процентов акций вполне процветающей типографии, большая новая квартира, хорошая дача и джип «Тойота»… Да, думаю, он человек не бедный.
– И за меньшее убивают, – задумчиво проговорил сын. – Если Ермолаев убийца, то ему прямой резон от компаньона избавиться. Уж любовница, конечно, поделилась бы с ним, а он почему-то ее задушил.
– Колька так же считает, – согласилась я. – Только тут надо принять во внимание, что этот Смердин-Ермолаев человек с явными психическими отклонениями. Ты бы видел все эти плети и наручники!
– А уже доказано, что он их касался?
– Нет пока, но кто же еще? Николай говорит, что просто так, за здорово живешь, у человека нельзя снять отпечатки пальцев. Что, интересно, он имел в виду, говоря, что Ермолаев может как-нибудь себя проявить?
– Позвони и спроси.
– Не велено мне звонить.
Весь вечер я промаялась, ожидая известий от друга. За ночь с грехом пополам дочитала Устинову, забылась беспокойным сном лишь на рассвете. Весь следующий день не находила себе места.
Господи, гадала я, что же там происходит, почему ни один из них не звонит? И только в десять часов вечера, когда, потеряв терпение, я уже готова была схватиться за трубку, раздался звонок в дверь.
Ритка еще не вернулась со Ржевки, дети занимались в Полькиной комнате, и я сама кинулась открывать.
На площадке стояли Коля с Вячиком.
Я бросилась к любимому, он крепко обнял меня…
Где-то в коридоре Николай вещал:
– А мы вот решили сюрприз устроить, явились без звонка.
Я буквально висела на Славе, слезы лились сами собой. Какое счастье, что он вернулся!
Насмешливый голос Кольки привел меня в чувство.
– Долго вы там в дверях целоваться будете? Я жрать хочу, уже руки успел помыть.
С трудом оторвавшись от Славы, я отправила его в ванную, а сама пошла собирать на стол. Попыталась было узнать у Коли что-нибудь, но он прикрикнул:
– Сначала накорми, а потом вопросы задавай, женщина!
Мне пришлось заткнуться и терпеливо ждать момента, когда мой дружок насытится. Ждать пришлось довольно долго, Коля умял полноценный обед, Вячик ограничился вторым.
– А компот? – вопросил опер, отодвигая пустую тарелку.
– Может, чаем обойдешься?
– Валяй чай. Плюшек к нему никаких нет?
Я поставила на стол вазочку с печеньем и налила три кружки чая.
Коля отхлебнул пару раз, сгрыз печенюшку и ухмыльнулся:
– Ну, кажется, я достаточно тебя помучил?
– Достаточно. Ты настоящий садюга, а еще друг, называется.
– Обзываться вздумала! – воскликнул Коля. – Я ее дружка от тюрьмы спас, убийство раскрыл…
– Между прочим, если бы не сведения, которые я в Перми нарыла, ничего бы ты не раскрыл, у вас ведь только одна версия была… – запальчиво заявила я.
– Так ты же сама вещдоки поперла! Разобрались бы, не беспокойся. Может, не так быстро… Ладно, госпожа частный детектив, признаю ваше несомненное участие в деле раскрытия преступления, и даже не одного, а четырех.
Я удивленно уставилась на мужиков. Слава кивнул утвердительно.
