Маргарет Мерфи - Падает мрак
— Мы бы хотели задать вам несколько вопросов, — сказал Лоусон.
— Вы не представили меня своему коллеге.
Касаветтесу назвали имена обоих офицеров еще до того, как он согласился с ними встретиться, но Лоусон все равно был вынужден пройти через спектакль представления Бартона. После церемонии представления Касаветтес осведомился, адресуясь к пыльному углу комнаты:
— Сигареты есть?
— Вы же знаете, нам запретили…
— Боятся, вы меня подкупите, да? — перебил Касаветтес, поднимая голову. — Пачкой сигарет меня не соблазнишь. — Он знал, зачем они приехали. Его осведомители наверняка рассказали ему о похищении Клары, и он надеялся использовать информацию к своей выгоде: управлять ситуацией, пытаясь захватить контроль.
— Прежде чем соблазнять, я должен убедиться, что у вас есть то, что мне нужно, — сказал Лоусон.
— Думаю, кое-что у меня для вас есть, — отозвался Касаветтес после краткой паузы.
— Я слушаю. — Лоусон боялся выказывать нетерпение.
— Я тоже. — Касаветтес наклонился вперед, его взгляд постоянно перескакивал от Лоусона к Бартону, будто ища некую трещину, слабину, которой можно было бы воспользоваться.
— Вы знаете, что мы не имеем права давать обещания, — напомнил Лоусон.
— И вам не стыдно будет потерять такого многообещающего адвоката только потому, что вы всегда придерживаетесь правил?
Лоусон рванулся вперед, наклонился через стол и оказался нос к носу с Касаветтесом.
— И мы не отвечаем на угрозы! — рявкнул он.
Касаветтес даже бровью не повел:
— Правила превыше всего, так, мистер Лоусон? Беда в том, что общие принципы не всегда срабатывают в каждом конкретном случае, ведь верно, сержант Бартон?
Бартон уставился на него каменным взглядом и произнес:
— Почему бы тебе не перестать играть с нами в игры, Касаветтес?
Касаветтес мотнул головой в сторону Бартона.
— Что, в наши дни в школе полиции больше не преподают психологию? — спросил он Лоусона. — Вам никогда не завоевать мое доверие, говоря со мной в таком тоне, сержант.
Он задержал свой тяжелый взгляд на Бартоне, но тот выдержал его, не давая себе труда скрывать презрение к этому человеку. Касаветтес переключил внимание на Лоусона:
— Я подразумеваю, вы и сами не прочь отклониться от правил, когда вам это удобно, а, инспектор? Кстати, давно ли вы в последний раз виделись с Томом?
Немного же времени ему потребовалось, чтобы заговорить о Томе Портере! Странно, но у Лоусона будто гора с плеч свалилась: он сказал Бартону ровно столько, сколько счел нужным, и теперь поведение Касаветтеса можно было спрогнозировать, даже предсказать.
Касаветтес вежливо повернулся к Бартону.
— Мы с инспектором старые друзья, — объяснил он. — А еще одному его старому другу припаяли двойное убийство. — Он поморщился. — Впрочем, «припаяли» не очень удачное слово…
— Смени пластинку, Касаветтес, — предупредил Лоусон, отмечая про себя, что Касаветтес не знает о его вчерашней поездке к Портеру. — Если у тебя есть что нам сказать, выкладывай.
У Касаветтеса в углу рта дернулся мускул.
— Выходит, вы считаете, я сообщу вам то, что знаю, просто так, за здорово живешь? Нет, инспектор, не все так просто. А где гарантия, что вы не скажете мне в ответ: «Подумаешь, велика важность!» — и уйдете, оставив меня с носом?
— Что ж, тебе придется пойти на риск, — отозвался Лоусон.
На лице Касаветтеса промелькнула улыбка, будто у инспектора вырвалось что-то смешное, но Касаветтес оказался слишком вежлив, чтобы рассмеяться.
— Нет сделки — нет информации, — отрезал он с почти правдоподобной решительностью.
Лоусон и Бартон встали. Когда Лоусон уже поворачивался к двери, Касаветтес скороговоркой заговорил, понизив голос:
— Белый «форд-транзит». На мужчине была красная лыжная маска, синяя куртка на подкладке.
Полицейские остановились, несколько обескураженные: в газетах эта информация появится не раньше полудня.
— На него кинулась маленькая девочка, и он вступил с ней в потасовку. — Касаветтес внезапно поднял глаза и взглянул на копов с откровенной враждебностью. — Симпатичная малютка…
Лоусон вздрогнул.
— И отважная, — продолжал Касаветтес, теперь уже не спеша, уверенный, что их внимание приковано к его словам. — Отшибла себе копчик, когда этот парень ее оттолкнул.
— Кто тебе это сказал?
Касаветтес продолжал, как если бы не слышал Лоусона:
— Ее мама больше волновалась о ней, чем о себе. Вы — семьянин, мистер Бартон. Вы это понимаете. Дети… Они берут все, что вы можете дать. Каждую унцию любви, каждое пенни, которое вы зарабатываете, но вы с удовольствием отдадите все, что у вас есть. Вспомните Тома Портера… Он отдал жизнь за своих детей.
У Лоусона перехватило дыхание. Впервые Касаветтес практически впрямую признался, что угрожал причинить вред детям Тома. Инспектор сделал шаг вперед, и Бартон сдерживающим жестом положил руку ему на предплечье.
Лоусон уставился на Касаветтеса, внезапно в голове у него что-то щелкнуло и все части головоломки встали на свои места. Неудивительно, что никто не сообщил о столкновении «лексуса» с «транзитом»: это люди Касаветтеса следили за Кларой.
— В твоем автопарке есть «лексус», верно, Рей?
Касаветтес слегка встрепенулся, но быстро овладел собой. Лоусон удовлетворенно кивнул: ему этого подтверждения было достаточно.
— Сдается мне, в среду он был поврежден в результате дорожно-транспортного происшествия. Держу пари, твои гориллы все видели. Конечно, им не пришло в голову вмешаться и помочь.
Касаветтес улыбнулся, показав маленькие белые зубы.
— Человек порой попадает в самые неожиданные ситуации, — кивнул он и холодно оглядел Лоусона. — Почему вы упорно отказываетесь предложить то, что нужно мне, инспектор? Я ведь сделаю то же самое. Но не советую вам думать слишком долго: мое предложение действительно в течение ограниченного времени.
Глава шестнадцатая
Она услышала оживленный гул голосов, ведущих веселую беседу, потом смех. Клара вскочила на ноги, крича: «Я здесь! Помогите!» Цепь врезалась ей в лодыжку, но она продолжала кричать. Голоса приближались, становясь громче, а потом начали затихать и почти исчезли. Лишь теперь опознав звук, Клара в отчаянии застонала. Радио. Он слушает радио.
Разъяренная, она принялась срывать бумагу со стен, исполненная решимости уничтожить все до последнего клочка.
— Эй, какого черта?..
Клара повернулась к похитителю лицом, ее глаза, лишенные возможности видеть, искали место, где он стоял. Медленно, с вызовом она порвала и рассеяла по полу обрывки, которые держала в руках.
Радиоприемник с грохотом упал. Он сбежал по ступенькам и схватил Клару за плечи.
— Ты, сука! — заорал он, яростно тряся ее. — Посмотри, что ты наделала!
Она, не выдержав, закричала ему в ответ:
— Как я могу посмотреть, ты, сраный ублюдок?!
Он отшвырнул ее, и она с глухим стуком ударилась о стену. От удара у нее перехватило дыхание, и она опустилась на пол, судорожно хватая ртом воздух. Постепенно дыхание выправилось, она почувствовала, что он, стоя напротив, наблюдает за ней. По его тяжелому дыханию она определила, что он сердит, но также и обеспокоен. Дыхание неожиданно перешло в хрип. Боже! У него сердечный приступ! В течение одного абсурдного момента она волновалась о нем, а потом испытала дикую, ни с чем не сравнимую радость. Умри, ублюдок! Так тебе и надо!
Но он не умер. Если он и испытал боль, то отнюдь не физическую, потому что несколько минут спустя тяжело потащился вверх по лестнице. Радио упало плашмя на динамик, но Клара все еще слышала передачу: чистые уверенные голоса, горячащиеся в добродушном споре, случайный смех, авторитетное вмешательство ведущего. Ей захотелось расплакаться.
Клара никогда не знала наверняка, что он наблюдает за нею, но ей казалось, он часто оставляет дверь открытой, выходя из ее темницы. Он давал ей питьевую воду в пластмассовой бутылке, но Клара не могла вспомнить, когда ела в последний раз. Или скорее она знала это очень хорошо: утром в день своего похищения она сжевала за завтраком кусочек тоста. В день рождения Пиппы. А какое число сегодня? Она потеряла счет дням и затруднилась бы сказать, как долго он ее здесь удерживает.
Дрожа, чувствуя внезапную слабость после своей вспышки, Клара обхватила руками колени, словно обнимая себя.
Она узнала голос, прошипевший «Ты, сука!» Она уже слышала это прежде. Эти самые слова, произнесенные этим самым голосом. Нет, подумала она. Не может этого быть! Узнавание вызвало у Клары чувство панического ужаса. Теперь нужно сообщить ему, что он опознан. Ни за что! Но ты обязана так поступить, если хочешь выйти отсюда живой. Клара боялась, что он увидит охвативший ее страх. Он увидит его на моем лице, я знаю, увидит! Нет, не увидит. Ты всю жизнь притворялась смелой. И усовершенствовала свое искусство, когда получила право на адвокатскую практику. Ложь стала в какой-то степени частью твоей жизни, как, впрочем, и жизни большинства твоих клиентов. Установи его личность, и ты, возможно, нащупаешь какие-нибудь рычаги, что-то, дающее тебе преимущество.
