Василий Викторов - Банк
— А какие там женщины? — задал Николай следующий вопрос, — вероятно, это интересовало его более всего.
Лобченко, будто нечто вспоминая, задумался, помолчал, потом сказал:
— Да никакие! Я там несколько дней провел и все дивился — вот улица, на ней дома — все из одинакового красного кирпича, все поверх него одинаково серо отштукатурены — ну, разве у кого фантазии хватит во дворике иметь пять аккуратно подстриженных кустов, когда у соседа их три. Так и женщины — все одинаково носатые, страшные и некоммуникабельные. Сначала дел было по горло — я на них и внимания не обращал. Когда же чуть-чуть растряслось, стал подумывать и о досуге. Ну а какой там может быть досуг? Только в кабак сходить да попытаться бабу снять, — ну, естественно, не в дорогое заведение, куда приходят с женами, деловыми партнерами и так далее, а именно в кабачок — глядишь, кого и ухватишь у стойки. Но как там с ними разговаривать? Семен Степанович, мой коллега, с которым я там и был, тот на немецком шпрехает как на родном. Надо по-французски, он тебе и на этом языке историю мира от Рождества Христова расскажет, я же по-английски — пожалуйста, а на немецком языке только и знаю «Гутен таг», «Ауфидерзейн», да, благодаря советским фильмам о войне с фашистами, «хенде хох!». Все! Да, еще «Гитлер капут!» и «Айн, цвай, драй!». Я и здесь-то не очень процесс завлечения женского сердца в свои сети люблю — все эти разговоры, перемигивания, намеки. Необходимость следовать всем этим дурацким правилам ухаживания на меня слишком тяжело действует, я не выдерживаю. Мне понятно следующее: приезжаю я в магазин за микроволновкой, продавцы меня слишком долго мурыжат, я начинаю разговаривать на повышенных тонах, вызывают менеджера, им оказывается симпатичная молодая девушка, быстро конфликт уладила, перекинулась со мною парой фраз, мило улыбнулась и сказала: «Кстати, я освобождаюсь в восемь». Все! Не надо бродить по ночному клубу, напуская на себя важный вид, бряцать ключами от джипа, периодически откидывать полу пиджака, демонстрируя «Мотороллу» на ремне, или куда-то по ней звонить; заехал — забрал — и довольны оба. По этой причине мне гораздо проще, чем весь вечер поить какую-нибудь, ждать, пока она размякнет и согласится с тобой поехать, если уж приспичило, купить себе проститутку — вон их в «Доменикосе» сколько, и получше, чем на обложках журналов иногда попадаются. И года-то идут! Мне ведь не перестали нравиться молоденькие девочки в коротеньких юбочках и маечках с голенькими животиками, но, когда одна из подобных, хлеща мое пиво, сообщила, что я похож на ее папу, я понял — все. Таких уже веселым разговором и дармовой выпивкой не увлечешь. Сейчас я нравлюсь в основном молодым мамам-одиночкам, а лет через пять на меня внимание будут обращать только сорокалетние тети. Так вот, это в Питере, а там? О проститутках я уже сказал, что же касается обычного знакомства, то если мне на русском тяжело с ними разговаривать, то на немецком или французском каково?
Собрался я все-таки на прогулку с данной целью, а вдруг, думаю, и повезет? Степаныч со мною не захотел, говорит: «Я старый уже для таких штучек». Ну и ладно. Зашел я в один кабачок, подсел к двоим девчонкам у бара — и что толку? Я им по-английски, они мне — по-немецки плюс пара фраз из британского разговорника. Так никто никого и не понял. Но тут не только языковой барьер виноват. Оказывается, если женщина там не замужем, значит, у нее есть «бойфренд», причем этот «френд» появляется лет так с пятнадцати, а потом просто периодически меняется. То есть выпить с тобой, закусить — это пожалуйста, я не знаю, откуда взялся миф о женской эмансипации в нынешнее время: при мне еще ни одна баба не отказалась, чтобы в баре-ресторане за нее заплатили. Но — ничего больше. «Бойфренд», — говорят. Спрашивается, если у тебя «бойфренд», что же ты с другим бухаешь? Но этого не объясняли. В целомудренности женщин, впрочем, угадывается жизнеспособность нации, к которой они принадлежат, — если бы они бросались на шею каждому, сколько бы времени понадобилось, чтобы их народ смешался со встречным? Века два-три, не больше. А так лица просто черные или восточного типа попадались мне довольно редко. А в соседней Франции или той же Англии — уже их процентов тридцать от всего населения, не меньше.
— Ну, — вставил Влад, — швейцарцы не нация. Там и немцы, и французы, и итальянцы, и австрийцы, и евреи, есть славяне также. Что касается Франции, то в данной ситуации виноваты не любвеобильные местные дамы, а старое правительство, которое сдуру даровало французское гражданство жителям всех своих бывших колоний — вот они и обрадовались.
— Ну, неважно, — сказал Лобченко. — Короче, почти все женщины там страшные, хотя, конечно, как и везде, попадались экземпляры превосходные. Например, встретил я как-то на улице блондинку с голубыми глазами. Вот такие ресницы, — и он приставил к глазам ладони с растопыренными пальцами, — фигура — смерть! То ли я от двухнедельного воздержания так ею восхитился, то ли действительно в подобных женщинах что-то есть. Сам-то я люблю кареглазых да темноволосых, в особенности с природными каштановыми, на худой конец крашеными, но где я тут настоящих блондинок встречал? Да нигде.
Лобченко большими глотками допил свою кружку, поставил ее обратно на столик, продолжил:
— В общем, в конце концов попал я на тамошнюю дискотеку. Боже мой! Народу — тьма, и прямая противоположность тому, что снаружи. На улице — тишина и спокойствие, там — шум и бедлам, обстановка — примерно как у нас в «Кэндимэне», но, естественно, цивильнее, музыка — такая же, как у нас по радио. И девочки — конечно, в большинстве тоже носатые, но есть та-акие!.. На груди у нее болтается то ли четвертая, то ли пятая часть обычной, в моем представлении, футболки и так, чтоб только соски прикрыть, вместо юбки — набедренная повязка. По улице так пройдется — ни дать ни взять шлюха. Но мне объяснили, что я неправ, ведь это дискотека, значит, надо быть раскованным и соответственно одеться. Если идти в консерваторию, коих, кстати, там полно, нужно быть в длинном вечернем платье, если на работу — в строгом деловом костюме, а на танцульки — вот так. Ну, насмотрелся я на них, напился да пошел к себе в гостиницу, а по дороге подумал, что, наверное, нигде в Европе не найти женщины, которую можно было бы сравнить с русской, и миф о чрезвычайной страстности, например, французских дам придуман ими же самими. Любой француз-мужик, побывавший в Харькове, проведший несколько дней в городе Черкассы или посетивший Саратов, поймет, что лучше наших баб нигде не найти.
— Харьков и Черкассы — это Украина, — заметил Семеныч.
— Боже мой, Иван, я Россию с Украиной не разделяю, но, если хочешь, пусть вместо этих городов будут Тула, Курск, Екатеринбург, Астрахань, Сочи… Да, Сочи! Ну в каком европейском городе женщина метрдотель подойдет к столику, с посетителями и, выслушивая заказ и пожелания, с невозмутимым видом в это же время будет пощипывать спину понравившемуся ей мужчине, хотя тот пришел ужинать с дамой и к тому же похож на отцов первокурсниц петербургских вузов? А в Сочи мне местная аудвайзер таким образом внимание уделяла. Или в Москве завалились в два часа ночи в пивнуху, работающую до раннего утра, народу — ни души, стоит только за стойкой девушка-бармен, по виду ясно — хочет быстрей все закрыть да домой спать идти. Слово за слово, поговорили, глаза засверкали, не дожидаясь должного времени, закрыла все к черту да с нами отправилась! А будь я помоложе и посимпатичней, а?
— Ну, — произнес Саша, — видишь, получается, судя по твоим рассказам, что эти девушки и есть шлюхи.
— Милый мой! — покачал головою Лобченко. — Шлюхи спят со всеми подряд, часто — за деньги. Если же женщина спит с тем, кто ей нравится, тут вывод: неважно, спит она все время с одним и тем же или каждый день с новым, — значит, ей хочется любить, делает это она с удовольствием и выбирает сама. «Любить не ставит в грех та — одного, та — многих, эта — всех», — Михаил Юрьевич. Все мы, мужчины, хотим иметь целомудренных жен по отношению к окружающим, но требуем, чтобы они были как можно более раскованными в сексе с нами. По-моему, только нашим бабам это и удается. А все европейские дамы — есть, я понимаю, исключения, но в общей массе — сухие и непривлекательные. Говорят, правда, что горячи азиатки, еще более — негритянки, сказывают, что-то есть и в арабках. Думаю, «что-то» есть в любых женщинах, но все лучшие качества собраны вместе и особенно чудесным образом сочетаются именно в русских.
— Сколько людей — столько и мнений, — подытожил Влад, — ты лучше расскажи, как и что они пьют.
— В смысле? — переспросил Лобченко.
— Ну вот считается, что русский спиртной напиток — водка, шотландский — виски, французский — вино…
— Ерунда все это, — перебил его собеседник. — Где бы я ни был, везде пьют пиво и вино. В Швейцарии алкоголик — это тот, кто, сидя за стойкой бара, делает глоток какой-нибудь крепкой настойки, а запивает пивом. Рюмка — одна на весь вечер, и разглядеть, что они в основном пьют, я не смог. В той же Германии чуть ли не месяц провел, шнапса так и не увидел. Пиво-вино. А в Америке, помнится, в крутом таком кабаке сидючи, спросил вдруг «Столичной» — так на меня посмотрели с таким удивленным и понимающим видом, будто признали во мне знатока, заказывающего какое-либо вино тысяча восемьсот пятидесятого года, покачали головой и извинились за отсутствие. Нету водки там, не держат ввиду отсутствия спроса.