Василий Викторов - Банк
— Что же ты, я говорю, — суетился рядом поношенного вида мужичок, из тех, которые подбегали к каждому паркующемуся автомобилю и предлагали его «поохранять» за десятку, правда, неизвестно от кого, но им редко кто отказывал — то ли из жалости, то ли из-за «понтов», — разъехаться-то не мог в трех соснах?!
«И на четвертак заработал», — подумал тогда Влад.
— Да так вышло, — вздохнул парень.
Вся компания стояла около, выпучив голые животы, Коля же, здоровый, крепкий, с огромным крестом на массивной золотой цепи (любил побрякушки всякие) — ни дать ни взять преступный авторитет — ощупал смятый бампер, встал, обратился к виновнику столкновения:
— Ну, ты тут, братишка, влетел на две с половиной штуки, не меньше!
— На сколько?! — Тот чуть ли не подлетел.
— А что же ты хотел, милый? — продолжал Коля. — Это «мерседес» двухсотвосьмидесятый, ударь ты шестисотый — там подобный ремонт стоил бы штук шесть, а стукни «бентли-континенталь» — и пятнадцатью не обошелся бы, так что «попал» ты! Давай-ка ты свои данные!
Пока сердитый обладатель в четвертый уж раз битой машины — иногда смеялись, что за ее ремонт он отдал едва ли не больше денег, чем когда покупал, — переписывал номер техпаспорта владельца ржавых «Жигулей» на заботливо предоставленный банщиком листок, записывал домашний телефон и адрес, у Влада появилась мысль, что вряд ли Коля эти бабки выцепит — по всему виду того парня было ясно, что денег у него таких нет, были бы — тогда если б и ездил на «единице», то не на покрытой коррозией, а то, пожалуй, и на «пятерке» трех-пяти лет. Позже выяснилось, что оказался тогда прав, — к указанному телефону никто не подходил, заплатил Николай сам.
Сама баня радовала не только тело, но и глаз. Прекрасная отделка, кабинки с мягкой кожаной мебелью, парилка обшита свежими сосновыми досками, и печка-зверь, не сравнить с маломощными в «Удельных» или же «Гражданских» банях, хоть те и были расположены к дому Влада ближе. Один недостаток — огромное количество посетителей, причем самых разных, — приходили сюда не только «простые» петербуржцы, но и какие-то цыгане, все в золоте, да с такими цепями, что толщина их чуть ли не превосходила толщину руки ребенка, арабы, вьетнамцы — все из «крутых» представителей своих диаспор (Влад со смехом любил рассказывать, как старый, седой то ли «дядя Миша», то ли «дядя Жора» — запамятовал уж, — который просиживал в бане целыми днями, умело обрабатывая тела посетителей вениками, за что получал от кого пятерку, от кого червонец, но чаще ему просто наливали рюмку, отчего он был все время вдрызг пьян и весел, так вот, этот мужичок забежал в парилку после того, как туда вошла группа вьетнамцев, подскочил к одному из них, встряхивая вениками: «А давай я тебя постучу!» Тот кивнул головой, и «дядя Миша-Жора» вдруг с внезапной яростью стал хлестать бедного азиата по спине, приговаривая: «Я тебе покажу Хо-Ши-Мина! Я тебе покажу, твою мать!»
Была у них парилка в спортзале, который иногда посещали толпой, дабы размять становящиеся вялыми от малоподвижного образа жизни мышцы, были так называемые «частные» парилки, в основном финские сауны, ни в какое сравнение, естественно, с русскими парными не идущие, так что как-то само собой, постепенно, повадились в «Невские», вроде как традиция сложилась — раз в неделю компанией в баню. Долго выбирали день для посещения, остановились наконец на воскресенье, хоть Владу более нравилось приходить по понедельникам: народу — вообще никого, но приятели его предпочитали последний день недели — выпарить накопившуюся за нее усталость, а за уик-энд — алкоголь в организме, дабы со свежими силами приступить с завтрашнего дня к работе. Но, алкоголь — не алкоголь, Влад, как и другой входящий в их компанию человек — высокий широкоплечий полный мужчина, Иван Семенович из центрального офиса, тоже никогда не бывший за рулем, — всегда выпивал две-три бутылки пива «Дос-Экуос», хотя рядом сидел Саша и гневно вращал глазами («О, ужас! — пить перед рабочим днем!»), но Семеныч — «начальнее начальник», посему Александр обычно помалкивал. Иван выпить был не дурак, однажды затащил Влада и своего друга по студенческим временам в баню в субботу, предложил «шмякнуть разок по пятьдесят», получилось несколько по сто, так и бегали с места в буфет и обратно, пили «все, по последней», но опять бежали в буфет, пока парень за прилавком не взмолился: «Ребята, надоело считать, боюсь, собьюсь, — возьмите сразу бутылку „ноль-семь“, да и дело с концом!» — «Не-а, — отвечали ему приятели, — вот сейчас выпьем по последней и больше не будем». В общем, как добрался домой, Влад уж и не помнил.
Впрочем, вот и приехали. Он расплатился, вышел из автомобиля. Неподалеку стояли машины Саши и Коли — значит, они уже здесь. Вошел внутрь, разделся в гардеробе, приобрел билет, отдал его банщику, ребята его увидели, замахали руками — иди, мол, сюда! Подошел, поздоровался с каждым за руку. Все уже были в сборе: естественно, Саша, Коля, Иван Семенович, отсутствовал, правда, Кочетков — был в отпуске, зато прибавился только что прибывший из командировки Лобченко. Иногда тут появлялся Косовский, но, обладая удивительной способностью не нравиться людям, не прижился и здесь, появлялся все реже и реже, пока не исчез совсем.
— Влад, мы тебе простынь взяли и веник уже замочили, так что раздевайся сразу, — сказал Семеныч.
— Сейчас, только бумажник и ключи на хранение сдам.
Сдал, расписался на квитанции, вернулся. Лобченко, только вчера прилетевший из швейцарского Давоса, куда его посылали на мировой экономический форум — в качестве наблюдателя, продолжал рассказ, видимо, прерванный приходом Влада:
— …Вот тебе и свершившаяся мечта основоположников марксизма. Домики чистенькие, ухоженные, одинаковые. Хозяева сами же и дворники, и садовники — кустики подрезают, газончик подстригают, тротуарчик метут. Главный принцип — будь достойным членом своего общества, не высовывайся, не пытайся выделиться среди остальных. Богат, есть у тебя деньги — храни их в банке, а не выстраивай себе дом больше и лучше, чем у остальных. На работу, будь добр, добирайся на общественном транспорте, а не в автомобиле, который ухудшает состояние окружающей среды.
— Да неужели совсем машин нет? — спросил Коля.
— Ну конечно есть! Но очень мало. Все в основном передвигаются в трамваях — самом экологически чистом транспорте. Так что легенды о швейцарских банкирах-миллиардерах, добирающихся в свои офисы в трамваях, выросли не на пустом месте. Во всем нужно выдерживать вкус и изысканность, свидетельствующие о твоей скромности. Если на званый вечер твоя супруга явилась увешанная жемчугом и бриллиантами, считай, карьера твоя закончена: жена — проститутка!
— Прямо социализм какой-то, — вставил Семеныч.
— Ошибаешься, Иван, — продолжил Лобченко, — не социализм, а уже настоящий коммунизм. Казино одно на всю страну, да и то за тридцать километров от Женевы, в лесу, от главного шоссе еще ехать надо. Проститутки — только у «Хилтона», больше нигде нет, стоит одна триста долларов в час, причем на твоей территории, и пока ты ее обрабатываешь, у дверей дежурит ее амбал — как бы чего не вышло. Час прошел, минута в минуту, в дверь стучит — собирайся, достаточно.
— Ого, триста в час! — удивился Николай. — Это сколько будет за ночь?
— Да на ночь она, пожалуй, и не поедет, а впрочем, не знаю. Дорого все, но так и уровень жизни чрезвычайно высокий. Преступности так и вовсе нет, разве что какой иностранец, типа нашего брата, бутылку водки из ихнего супермаркета стащит, и то больше по привычке, чем от нужды, хотя таких в страну стараются вовсе не пускать, ко всем чужим вообще жестко относятся — будь то американец или японец, не говоря уже об африканце или арабе. Когда же слышат, что ты из России, то сразу же отправляются в обморок, русский для них — обязательно «мафия». Но преступность есть, конечно, в финансовой сфере. Ведь в этой стране такой капитал сконцентрирован, что постоянно у кого-то возникает желание хоть сколько-нибудь да украсть. Вот какой-то поляк в течение пяти лет около трехсот миллионов баксов увел, не выходя из дома, через компьютер.
— Поймали? — спросил Коля.
— Так если б не поймали, кто б о нем знал? Интерпол поймал.
— А какие там женщины? — задал Николай следующий вопрос, — вероятно, это интересовало его более всего.
Лобченко, будто нечто вспоминая, задумался, помолчал, потом сказал:
— Да никакие! Я там несколько дней провел и все дивился — вот улица, на ней дома — все из одинакового красного кирпича, все поверх него одинаково серо отштукатурены — ну, разве у кого фантазии хватит во дворике иметь пять аккуратно подстриженных кустов, когда у соседа их три. Так и женщины — все одинаково носатые, страшные и некоммуникабельные. Сначала дел было по горло — я на них и внимания не обращал. Когда же чуть-чуть растряслось, стал подумывать и о досуге. Ну а какой там может быть досуг? Только в кабак сходить да попытаться бабу снять, — ну, естественно, не в дорогое заведение, куда приходят с женами, деловыми партнерами и так далее, а именно в кабачок — глядишь, кого и ухватишь у стойки. Но как там с ними разговаривать? Семен Степанович, мой коллега, с которым я там и был, тот на немецком шпрехает как на родном. Надо по-французски, он тебе и на этом языке историю мира от Рождества Христова расскажет, я же по-английски — пожалуйста, а на немецком языке только и знаю «Гутен таг», «Ауфидерзейн», да, благодаря советским фильмам о войне с фашистами, «хенде хох!». Все! Да, еще «Гитлер капут!» и «Айн, цвай, драй!». Я и здесь-то не очень процесс завлечения женского сердца в свои сети люблю — все эти разговоры, перемигивания, намеки. Необходимость следовать всем этим дурацким правилам ухаживания на меня слишком тяжело действует, я не выдерживаю. Мне понятно следующее: приезжаю я в магазин за микроволновкой, продавцы меня слишком долго мурыжат, я начинаю разговаривать на повышенных тонах, вызывают менеджера, им оказывается симпатичная молодая девушка, быстро конфликт уладила, перекинулась со мною парой фраз, мило улыбнулась и сказала: «Кстати, я освобождаюсь в восемь». Все! Не надо бродить по ночному клубу, напуская на себя важный вид, бряцать ключами от джипа, периодически откидывать полу пиджака, демонстрируя «Мотороллу» на ремне, или куда-то по ней звонить; заехал — забрал — и довольны оба. По этой причине мне гораздо проще, чем весь вечер поить какую-нибудь, ждать, пока она размякнет и согласится с тобой поехать, если уж приспичило, купить себе проститутку — вон их в «Доменикосе» сколько, и получше, чем на обложках журналов иногда попадаются. И года-то идут! Мне ведь не перестали нравиться молоденькие девочки в коротеньких юбочках и маечках с голенькими животиками, но, когда одна из подобных, хлеща мое пиво, сообщила, что я похож на ее папу, я понял — все. Таких уже веселым разговором и дармовой выпивкой не увлечешь. Сейчас я нравлюсь в основном молодым мамам-одиночкам, а лет через пять на меня внимание будут обращать только сорокалетние тети. Так вот, это в Питере, а там? О проститутках я уже сказал, что же касается обычного знакомства, то если мне на русском тяжело с ними разговаривать, то на немецком или французском каково?
