Марина Серова - Оргия за тридевять земель
Не прошло и пяти минут, как заинтересовавший меня студент встал с места и громко спросил своих товарищей:
— Никто не хочет покурить? — И при этом покосился на меня.
— Только что курил, — бросил кто-то, а остальные промолчали.
— Ну ладно, — вздохнул парень, — тогда я сам.
Мне подумалось, что момент создался благоприятный, и я откликнулась:
— Я с тобой.
Не дававший мне покоя взглядом молодой человек, которого я внесла на всякий случай в список подозреваемых, грозно вскинул брови:
— Пойдем.
Мы прошли на балкон. В метре от нас покачивалась ветка тополя, украшенная только-только распускающимися сережками. Молодой человек вынул пачку дешевых сигарет.
— Ты не угостишь меня сигаретой? — спросила я. Хотя вообще-то я не курю. Разве что иногда, в сугубо прагматических целях, вот как сейчас. — У меня кончились.
Молодой человек протянул мне пачку. Я вынула сигарету.
— И огоньку, пожалуйста.
Парень щелкнул зажигалкой, я затянулась и сказала:
— Ну что, давай знакомиться?
— Давай. Только мне кажется, мы уже знакомы.
— Ты знаешь, мне тоже так кажется. Потому я и вызвалась с тобой покурить.
Молодой человек кивнул:
— Эх, если бы еще вспомнить, откуда мы можем друг друга знать…
— Не поверишь, та же проблема.
— Меня зовут Максим.
— Женя.
Я внимательно всмотрелась в лицо Максима. Очень короткая стрижка, четко очерченные скулы, чуть курносый нос и смуглая кожа. Что-то до боли знакомое… но никаких конкретных ассоциаций не возникало. Максим рассмеялся.
— Пытаешься что-то прочесть у меня на лице?
— А ты читаешь мысли? — рассмеялась и я.
— Нетрудно прочесть мысли, которые почти слетают с губ, как сказал кто-то, а кто не помню… Как и тебя.
— Попробуем разобраться?
Сергей снова кивнул.
— Университет? — спросил он.
Я задумалась.
— Вряд ли. Ты ведь в ТГУ учишься?
— Да.
— Я там не училась и никогда не тусовалась. Конечно, и такой вариант не исключен, но не думаю. Скорее общие знакомые.
— Мне тоже так кажется. Но кто?
Мы принялись гадать. Однако все наши усилия оказались тщетными.
— Ладно, — наконец махнул рукой Максим. — Чем больше пытаешься вспомнить, тем больше нервничаешь. А чем больше нервничаешь, тем меньше получается вспомнить. Замкнутый круг. Лучше забыть об этом на время. Может, потом снизойдет озарение. А если нет, черт с ним.
Я согласилась.
— Эх-х-х… — вздохнул Максим и потянулся. Короткие рукава его футболки обнажали мускулистые плечи.
И вот тут я поняла, откуда знаю этого человека. Я увидела шрам на плече и подивилась, как могла забыть. Внутри меня все сжалось. Я тряхнула головой.
— Максим, я вспомнила, — тихо пролепетала я.
Максим вскинул брови.
— Да? А я нет…
— Война, Максим. Мы познакомились на войне…
Это было давно. В горячей точке, и я тогда состояла на службе в одной из секретных спецгрупп. Тот день вспомнился мне особо ярко…
Беспощадно палило солнце. Пустынная местность. Выжженная трава и сухие кусты чертополоха, издали напоминающие скрюченные останки каких-то демонов. Мы осторожно двигались по тропе. Впереди шагали саперы, осматривали дорогу, следили, чтобы никто не натолкнулся на мину.
Утром здесь произошла стычка с неприятелем — колонну наших солдат расстреляли. Мы занимались разведкой, пытаясь понять, куда направился отряд противника, совершив злодеяние. Страшно хотелось пить. К фляге приходилось прикладываться буквально каждые пять минут, но напиться никак не удавалось. Запасы воды у нас были ограничены.
Именно я первой услышала стоны, доносящиеся откуда-то спереди. Мне сначала никто не поверил, командир нашего отряда заявил, что так кричат степные птицы. В любом случае проверить догадку я не могла: впереди лежали десятки метров необследованной тропы, которую противник наверняка обложил противопехотными минами. Рубашки саперов пропитались потом так, словно их обладатели только что попали под проливной дождь.
Однако медленно, но верно мы продвигались, и чем дальше, тем меньше у нас оставалось сомнений в том, что то, что я услышала, действительно являлось стоном, а не криком птиц.
Наш командир выслал на разведку двух саперов, одного снайпера и одного санитара. Стоны доносились откуда-то из-за небольшого холма. Вчетвером наши ребята должны были проверить, в чем дело.
Мы остались ждать. Солнце близилось к зениту. Мышцы ныли.
Разведчики вернулись минут через пятнадцать. Без санитара.
— Там наш солдат, — сообщил один из саперов. — Видимо, один из тех, кто попал под обстрел. Он бредит. У него масса осколочных ранений. Боюсь, долго он не протянет. С ним остался санитар. Нам нужны носилки. И ты, Женя.
— Я?
Признаться, я удивилась.
— Да. Меня попросил передать это санитар. Как я сказал — солдат бредит. Похоже, он потерял чувство реальности. Он принимает нас за каких-то своих знакомых. Я так понял, знакомых по гражданке. И еще он все спрашивает какую-то Наташу. Не знаю, кто она, его жена или девчонка, но санитар сказал вот что… Он сказал, что солдат может не выжить, если ему не объяснить, что есть смысл бороться за жизнь. Он говорит, что ты должна представиться этой самой Наташей, Женя. Солдат все равно смутно различает лица. У него горячка. Ты сделаешь это?
— Я, конечно, не против, но поможет ли?
— Стоит попытаться.
— Тогда пойдем.
Тем временем были подготовлены носилки.
— Следуйте строго за нами, — сказал сапер. — Ни в коем случае не сходите с разведанной нами тропы.
— Конечно, — согласилась я. Сапер мог бы и не предупреждать. Я давно изучила суровые законы войны.
И снова выжженная трава, чертополох, комья сухой земли. Мы поднялись на холм, спустились и увидели санитара, склонившегося над постанывающим солдатом.
— Его необходимо доставить в лагерь, — сказал санитар и обратился к раненому:
— Максим, пришла Наташа!
— Не может быть, — бормотал солдат. — Чудес не бывает…
— Бывает, — вмешалась в разговор я. — Это я, Максим, я нашла тебя. Ты должен бороться за жизнь. Тебе нужно дотерпеть до лагеря. Обязательно.
Солдат повернул голову в мою сторону.
— Осторожней! Осторожней! — зашептал санитар.
Максим посмотрел на меня. На его потрескавшихся губах заиграла блаженная улыбка.
— Наташа?
— Да, это я. Я!
— И мы снова будем вместе?
— Будем!
— Помогите мне, — вздохнул санитар. — Уложим его на носилки. — Потом санитар обратился ко мне: — Объясни ему, Наташа, что он должен потерпеть. Зажги в нем эту искру. Пусть он захочет жить!
— Обещай мне, что выживешь, — попросила я Максима. — Мы должны быть вместе! Сделай это ради меня!
— Ради тебя я готов рвать с неба звезды, — еле выдавил из себя Максим. — Наташа…
И мы двинулись назад. Максим продолжал бредить. Я с ним говорила. Иногда мне было тяжело отвечать на его вопросы.
— А что с Ромой? — все допытывался у меня Максим.
— С ним все в порядке.
— В смысле?
— Сейчас не время думать о Роме. Главное — мы с тобой!
— Это сон или это все на самом деле? — не унимался Максим.
— На самом деле. Верь мне, на самом деле!
И был долгий-долгий путь до лагеря. Разговоры о каких-то неизвестных мне людях. О Роме, о Свете, о Рафике… Я не знала, кто он, этот раненый солдат, откуда… Война обезличивает.
В лагере Максима сразу же отправили госпиталь, устроенный в палатке. Требовалось хирургическое вмешательство. Врач поговорил с санитаром и пришел к выводу, что я должна находиться рядом с пациентом, пока он окончательно не придет в себя и не встанет на путь выздоровления.
Несколько дней Максим не приходил в сознание, а если приходил, то вскоре засыпал от инъекций снотворного. Однажды он открыл глаза, я оказалась рядом.
— Ты не Наташа, — твердо заявил Максим и снова заснул.
На пятый день Максим пришел в себя, и я смогла с ним поговорить. Он открыл глаза утром. Кроме меня, рядом были врач и санитар. Но обратился Максим в первую очередь исключительно ко мне.
— Почему ты до сих пор здесь? — спросил он.
— Хочу, чтобы ты выздоровел.
— Скорее всего так и будет. Но почему ты здесь? Зачем?
— Чтобы поддержать тебя.
— Представляясь Наташей? Я уже давно понял, что ты — не она.
— Просто нужно было создать в тебе стимул для борьбы за жизнь, — тихо молвила я.
— Ты его создала. И я тебе благодарен. Не знаю, выжил бы я, если бы ты не представилась моей возлюбленной. Теперь этого уже никто не скажет, но морально ты мне сильно помогла. Наверное, я обязан тебе жизнью.
Я пожала плечами:
— Тебе виднее.
— Я действительно был на грани. Иначе ни за что бы не поверил, что Наташа примчалась сюда, на войну, за мной.
