Джон Гарднер - Месть Мориарти
— Дело, должно быть, намечается большое. Раз уж им ваш инструмент понадобился. Такого качества, как у вас, больше нигде не найти.
— Для меня главное, как он им попользуется.
— Немец, — пробормотал задумчиво Кроу, пытаясь связать в уме разрозненные ниточки. — А сам Эмбер взломщиком не бывал?
— Я его с малых лет знаю. Маленький, шустрый, проворный. Много чего делал. И много чего умеет. Но сам я с ним не работал. Он, как вам известно, стоял повыше. Вы знаете, при ком.
— Да, при Профессоре.
— Я не слышал.
— Вы ему поверили? Насчет немца?
— Он так сказал.
— И вы отдали ему инструмент. Вот так, запросто.
О полученных гинеях Болтон упоминать не стал. Сумма была очень большая, пусть и за отменный инструмент. В какой-то момент совесть даже подала протестующий голосок, но старик предпочел не услышать.
— Не хочу, чтоб мне проломили башку или вспороли брюхо. Помирать, конечно, когда-нибудь придется, но я предпочел бы встретиться со старухой в собственной постели.
«Дело, похоже, намечается крупное», — подумал инспектор. Из головы никак не выходил Мориарти — как ни крути, Эмбер всегда работал только на него. В 1894-м, когда Мориарти принимал гостей-иностранцев, среди них был, кажется, какой-то немец. Как же его звали? Впрочем, в Скотланд-Ярде должны сохраниться какие-то материалы. С другой стороны, немцев в Лондоне и без того немало.
— Посмотрю, удастся ли нам поговорить с мистером Эмбером, — произнес он вслух.
— Вы ведь не скажете?
— Про вас, Том? Не беспокойтесь, о вас и не вспомню. Эмбер нужен нам по многим причинам, а не только потому что позаимствовал у вас воровской набор. В любом случае спасибо. Ладно. Вам-то что-нибудь нужно?
— Пока справляюсь. Бывает, конечно, тяжеловато, но ничего, держусь.
Кроу положил на стол золотой соверен.
— Побалуйте себя, Том. И будьте осторожны.
— Благослови вас Господь, мистер Кроу. Остерегайтесь этого Эмбера. Ловкий малый. Да, и вот что, мистер Кроу…
Инспектор обернулся.
— Да?
— Держите нос по ветру. От него воняет.
— Буду иметь в виду.
В Скотланд-Ярде уже почти никого не было. Инспектор включил лампы и прошел в кабинет сержанта Таннера, где открыл шкаф и начал просматривать папки. Нужная оказалась не очень толстая. Заголовок гласил:
ИНОСТРАНЦЫ СРЕДИ ВЫЯВЛЕННЫХ СООБЩНИКОВ ДЖЕЙМСА МОРИАРТИОн отошел с ней к столу, сел и принялся листать исписанные аккуратным почерком страницы, вглядываясь в каждую запись так, словно она могла таить в себе некое озарение.
В папке лежало десятка два или три досье, в том числе и на личностей немецкого происхождения: скупщика краденого по фамилии Мюллер, имеющего закладную лавку в Лудгейте; другого скупщика, Израеля Кребица; их коллегу Солли Абрахамса и некого Руттера. Имелись также пометки Таннера и касательно братьев Джейкобс.
Самое большое досье содержало информацию о Вильгельме Шлайфштайне. Место рождения: Берлин. Там его знали хорошо: ограбления, банковские махинации, содержание борделей — он все попробовал на вкус и ко всему приложил руку. И он же определенно был среди тех, с кем в 1894-м встречался Мориарти. Обычно Шлайфштайн появлялся повсюду в сопровождении некоего Франца Бухольца, человека также весьма известного и опасного и отличающегося огромной физической силой.
«Завтра, — решил Кроу, — испрошу у комиссара разрешения телеграфировать в Берлин и узнать, известно ли там что-либо о нынешнем местонахождении герра Шлайфштайна и его сообщника Бухольца».
Сильвия еще не спала и ждала мужа в постели с толстеньким сборником Шарлотты М. Йондж «Леди Эстер и Дэнверские записки».[30] Рядом лежала фунтовая коробка конфет «Кэдбери Особые с ванильным кремом».
— Энгус, — начала она, отложив книгу. — Энгус, у меня появилась чудесная идея.
— Вот и хорошо, милая. Вот и хорошо.
Мысли еще крутились вокруг Эмбера и возможного присутствия в Лондоне опытного немецкого взломщика. Сильвия делилась с ним своими планами, и ее слова, вливаясь в одно ухо, выливались в другое, словно журчащий по камешкам ручеек. Пожалуй, было бы неплохо допросить самого Эмбера.
Завтра же нужно разослать по всем дивизионам его словесный портрет и… Цепочка мыслей прервалась — ухо уловило сорвавшееся с пухлых губ супруги знакомое имя… имя комиссара.
— Извини, моя курочка, я не расслышал…
— Энгус, тебе следует быть внимательнее к тому, что я говорю. Я выразила надежду, что ты не наметил никаких планов на вечер двадцать первого.
— Двадцать первого? А что это за день, дорогая?
— Суббота.
— Планов у меня нет, если только не появится что-то срочное. — Если только Эмбер не продаст нам этого немца, и в городе не начнется общий переполох. Или если немец, воспользовавшись инструментом Тома Болтона, не проникнет в Банк Англии, и полиция обратится ко мне за помощью. Если только… — И что у нас намечено на двадцать первое, моя сладкая?
— Я послала приглашение от нашего имени комиссару и его супруге с просьбой оказать честь и отобедать у нас…
Крик ярости и гнева долетел должно быть даже до мансарды, где проживала Лотти.
— Ты… что ты сделала? Пригласила… комиссара? Моего комиссара? — Кроу в отчаянии и с перекошенным лицом рухнул в кресло. — Сильвия, ты воистину глупая женщина. Боже мой. Ты спятила, Сильвия. Инспектору не полагается приглашать комиссара к обеду. Тем более к обеду в исполнении твоей искусницы Лотти. Господи помилуй, женщина, он еще подумает, что я чего-то от него хочу.
Энгус Кроу закрыл лицо руками. Ему вдруг пришло в голову, что вечером двадцать первого он вполне может оказаться в другом месте. Например, в тюремной камере, где будет томиться в ожидании суда по обвинению в убийстве своей супруги, дражайшей Сильвии.
— Останешься здесь, пока не придет время отправляться в Эдмонтон, — сказал Эмберу Профессор. — Место есть на чердаке, в комнате Гарри Алена. Он все равно не понадобится мне до середины декабря.
От информаторов в последние дни приходили тревожные сообщения. Накануне Слепой Фред рассказал, что слышал от одного парня, Плешивого Дина, будто полицейские разыскивают Эмбера. На розыски Эмбера тут же отправили бегунка, паренька, просившего иногда милостыню на Риджент-стрит. Паренек — звали его Саксби — нашел Эмбера в Бермондси, где тот прогуливался с братьями Джейкобс. Получив известие, все трое поспешили вернуться на Альберт-сквер. Позднее Берт Спир подтвердил, что пилеры действительно ведут поиски Эмбера и что у них есть приказ задержать его.
— Ты не трепался, где не следует? — спросил Мориарти.
— Вы же меня не первый день знаете, Профессор. Нигде ни слова лишнего. Все разговоры только с пруссаком и его командой да и то без откровений. Другое дело, что они, может, Уэллборна выпустили, а тот и проболтался.
— Вильгельм Уэллборна будет держать при себе. Если речь идет о крупной добыче, он рисковать не станет и скорее десять раз перестрахуется. А что Болтон, у которого ты инструмент брал? Он не мог?
— Болтон ничего не знает.
— Кроме того, что тебе понадобился инструмент.
— Болтон не стал бы…
— Надеюсь, что нет. И все же будет лучше поберечься. Ли Чоу ему горло перережет, если он сдаст тебя полиции. — Мориарти сделал паузу, но Эмбер только покачал головой — он не мог поверить, что старик Болтон якшается с полицейскими. — Ну и как? Обо всем договорились?
— Мне понадобится один бегунок — на случай, если не дадут пойти туда самому. Пруссаку я сказал, что кэб должен быть наготове с трех ночи и дальше.
— Это можно устроить. У тебя там люди есть? За магазином наблюдают?
— Люди есть. Лучшие. Спир нашел удобное место, как раз напротив, а Боб Шишка держит связь с рабочими, от которых мы все и узнали.
— Насчет сигналов договорились?
— Бен Таффнел по-прежнему в Эдмонтоне. Если учует опасность, прикинется пьяным и запоет. Он уже и песню выбрал. Затянет «Косаря».
Мориарти кивнул, давая понять, что разговор окончен, но когда Эмбер уже взялся за ручку двери, остановил его.
— Прими ванну, раз уж ты здесь. Не хочу, чтобы в доме воняло тухлой капустой да прошлогодней рыбой.
По-видимому, Профессор отдал и дальнейшие указания, поскольку, когда Эмбер добрался наконец до комнаты, отведенной Гарри Алену, его уже поджидала Марта Пирсон, которая сообщила, что ванна приготовлена, и что миссис Спир принесла туда свежие полотенца, кусочек мыла «санлайт» и щетку.
На следующее утро из Парижа пришло письмо, адресованное профессору Карлу Николу, ученому джентльмену-американцу, проживающему в доме номер пять, Альберт-сквер.
Дорогой сэр,
Устроились мы здесь хорошо. Пьер по-прежнему пьет как рыба, но ежедневно посвящает работе четыре часа. Постоянно пытается изыскать какие-то причины, чтобы увильнуть от дела, и жалуется на свет — мол, здесь он не такой, как нужно, — но я ему спуску не даю, и дело продвигается. Наблюдать, как он работает, одно удовольствие, и в отношении результата у меня сомнений нет. Доска была помечена в соответствии с вашими инструкциями.
