Роберт Харрис - Призрак
— Агентство новостей ссылается на надежный источник в Гааге, кем бы он ни был. Это информатор сообщил, что завтра утром прокурор Международного суда выступит с важным заявлением.
— Ах, Адам! — воскликнула Амелия.
Она прикрыла рот рукой.
— Почему нам не прислали никаких предупреждений? — спросила Рут. — Что делают люди с Даунинг–стрит? Почему мы не услышали ни слова из посольства?
— Все телефоны отключены, — сказал Лэнг. — Возможно, они пытаются сейчас связаться с нами.
— Никогда не упоминай о сейчас! — пронзительно закричала Рут. — Какой толк в сейчас, черт возьми? Мы должны были знать об этом неделю назад! Чем занимаются твои люди в правительстве?
Затем она обрушила свою ярость на Амелию:
— Я думала, что ваши обязанности включают в себя постоянные контакты с кабинетом министров. Только не говорите мне, что они ничего не знали!
— Прокуратура Международного суда очень щепетильна в вопросах информирования подозреваемых, если те находятся под следствием, — ответила Амелия. — Особенно когда речь идет о членах правительства. Им не посылают никаких извещений на тот случай, чтобы они не уничтожили улик.
Очевидно, ее слова ошеломили Рут. Миссис Лэнг потребовалось несколько секунд, чтобы прийти в себя от шока.
— Так вот кто теперь Адам? Подозреваемый?
Она повернулась к мужу:
— Тебе нужно поговорить с Сидом Кроллом.
— Мы еще не знаем решения Международного суда, — возразил Лэнг. — Кроме того, я должен сначала связаться с Лондоном.
— Адам, если бы они хотели, то давно бы вытащили тебя сухим из воды, — сказала Рут. — Тебе нужен адвокат. Звони Сиду Кроллу.
Она проговаривала слова очень медленно, как будто общалась с жертвой аварии, получившей сотрясение мозга. Лэнг все еще не мог принять решения. Наконец он повернулся к Амелии:
— Соедини меня с Сидом.
— А как быть с прессой и телевидением?
— Распространите сдержанное заявление, — сказала Рут. — Одну–две фразы.
Амелия достала из футляра мобильный телефон и начала просматривать адресную книгу.
— Вы хотите, чтобы я написала черновик?
— А почему бы текст не составить ему? — спросила Рут, указав на меня тонким пальцем. — Он же у нас тут писатель.
— Одну минуту, — сказал я. — Мне нужны конкретные инструкции.
— Я хочу звучать убедительно, — сказал мне Лэнг. — Любые оправдания приведут к фатальным результатам. Но мне не хочется выглядеть грубым мужланом. Никакой злобы. Никакого гнева. И не пишите, что я рад этой возможности очистить свое имя от наветов. Мне не нравятся такие фразы.
— Значит, вы не оправдываетесь, но и не хамите, — подытожил я. — Вы не сердитесь, но вы и не довольны?
— Именно так.
— Тогда как же вы себя ведете?
На удивление, с учетом сложившихся обстоятельств, все засмеялись.
— Я же говорила, что он забавный, — сказала Рут.
Амелия резко подняла руку и замахала ладонью, призывая нас к тишине.
— Да, Адам Лэнг хотел бы поговорить с Сиднеем Кроллом, — сказала она. — Нет, он уже здесь, и ждать не придется.
* * *Мы с Элис спустились вниз. Она села перед монитором и начала терпеливо ждать, когда слова бывшего премьер–министра польются из моих уст. Какое–то время этого не происходило. Стоя над ее плечом, я размышлял, что именно мог бы сказать Лэнг. Я сожалел, что не задал ему главный вопрос: приказывал ли он арестовать тех четверых террористов? Наверное, так оно и было, иначе он просто опроверг бы эту информацию еще в воскресенье, когда в печати появились первые намеки. Я вновь (уже в который раз) почувствовал серьезный дисбаланс душевного спокойствия.
— Давайте начнем. «Я всегда был страстным…» Нет, уберите это… «Я всегда был верным — нет, преданным — сторонником Международного суда».
А был ли он им? Я не имел понятия. Допустим, был. Хотя, скорее всего, он притворялся таковым.
— «И я не сомневаюсь, что Гаагский суд быстро разберется в этом политически ангажированном действии по разжиганию раздоров».
Я замолчал, почувствовав, что здесь необходима еще одна линия, которая охватывала бы более обширный и государственный уровень. Что бы я сказал, окажись на месте Лэнга?
— Международная борьба против терроризма, — продиктовал я с внезапным порывом вдохновения, — слишком важна, чтобы использовать ее для личной мести.
Люси отпечатала текст, и я, возвращаясь в кабинет, почувствовал любопытную робкую гордость, подобно школьнику, отдававшему свое сочинение учителю. Я притворился, что не заметил протянутую руку Амелии, и передал лист Рут (два прошлых дня уже научили меня этикету этого королевского двора). Она кивнула с одобрением, опустила лист на стол и подтолкнула его Лэнгу, который прислушивался к голосу, звучавшему в мобильном телефоне. Он молча прочитал заявление, одолжил мою авторучку и вставил в текст одно слово. Затем он вернул лист мне и показал большой палец.
— Да, Сид, отлично, — произнес Лэнг в трубку. — И что нужно сделать, чтобы узнать об этих трех судьях?
— А я могу взглянуть на ваш труд? — спросила Амелия, когда мы спускались по лестнице вниз.
Передавая ей текст, я отметил, что слово, вставленное Лэнгом, действительно обогатило последнюю фразу: «Международная борьба с терроризмом слишком важна, чтобы использовать ее для местечковой личной мести». Жесткое противопоставление «международной борьбы» и «местечковой мести» заставляло Райкарта выглядеть еще более мелочным.
— Очень хорошо, — сказала Амелия. — Вы можете стать новым Майком Макэрой.
Я бросил на нее подозрительный взгляд, но в конце концов решил, что она произнесла эти слова как комплимент. Понять ее было трудно. Впрочем, меня это сейчас мало тревожило. Впервые в жизни я почувствовал адреналин политики. Я понял, почему Лэнг так болезненно переживал свою отставку. Наверное, это похоже на спорт, когда ты сильнее и быстрее всех соперников. Это как теннис на центральном корте Уимблдона. Подача Райкарта прошла низко над сеткой, но мы сделали прыжок, ударили ракеткой и отбили мяч с дополнительным вращением.
Телефоны один за другим подключали к розеткам. Они тут же начали жужжать и звонить, требуя к себе внимания, и было слышно, как секретарши кормили моими словами голодных репортеров: «Я всегда был преданным сторонником Международного суда». Мои фразы передавались по электронной почте для сотен новостных агентств. Прошло лишь несколько минут, а я уже видел их на мониторах компьютеров и на экране телевизора. («В только что поступившем заявлении бывшего премьер–министра говорится о том, что…») Мир стал нашей «комнатой эхо».
Посреди этого столпотворения зазвонил мой собственный телефон. Я прижал трубку к левому уху и приложил палец к правому, стараясь понять, кто говорит. Слабый голос спросил:
— Вы слышите меня?
— Кто это?
— Джон Мэддокс из нью–йоркской компании Райнхарта. Где вы, черт возьми, находитесь? Такое впечатление, что вы в сумасшедшем доме.
— Сейчас многие пытаются дозвониться сюда. Подождите, Джон. Попробую найти место потише.
Выйдя в коридор, я направился в заднюю часть дома.
— Так лучше?
— Я только что услышал новости, — сказал Мэддокс. — Такая шумиха может повысить спрос на книгу. Мы должны начать мемуары с этой темы.
— Что?
Я продолжал идти по коридору.
— С материалов о военном преступлении. Вы уже расспрашивали его о пакистанцах?
— Если честно, то пока не имел возможности, Джон.
Я старательно глушил сарказм в своем голосе.
— Он сейчас немного занят.
— Ладно, насколько далеко вы продвинулись?
— Мы прошли ранние годы — детство, университет…
— Нет–нет, забудьте это дерьмо, — нетерпеливо прервал меня Мэддокс. — Оставьте только то, что интересно людям. Пусть он сфокусируется на скандальных темах. И он не должен делиться этим материалом с кем–нибудь другим. Мы должны подать его воспоминания как эксклюзивные! Для книги!
Я вошел в солярий, где во время ленча беседовал с Риком. Даже при закрытой двери из глубины дома доносились телефонные звонки и разговоры. Слова Мэддокса о том, что до выхода книги Лэнг не должен был говорить о пытках и незаконном похищении пакистанцев, казались мне глупой шуткой. Но я, естественно, не стал указывать на это исполнительному директору третьего по величине издательства в мире.
— Я передам ему ваши пожелания, Джон. Возможно, вам придется обсудить последний пункт с Сиднеем Кроллом. Тогда в ответ на колкие вопросы репортеров Адам мог бы ссылаться на адвокатов и права на эксклюзивный материал, принадлежащие вашему издательству.
— Хорошая идея. Я сейчас же свяжусь с Си–дом. Со своей стороны мне хотелось бы, чтобы вы ускорили график.
