Джеймс Паттерсон - Спасатель
Сол хитро прищурился и встал.
— Пошли!
Он отвел меня в ту часть дома, где я прежде не бывал. Открыл неприметную деревянную дверь — я бы подумал, что это дверь шкафа. Но за ней оказалась другая дверь. С кодовым замком.
Сол набрал шифр, и вторая дверь сдвинулась в сторону. За ней оказался лифт. Мы с Солом вошли внутрь.
Через несколько секунд лифт остановился. Мы оказались в небольшой прихожей с зеркальными стенами. Там была следующая дверь — стальная. Сол нажал на кнопку, стальной щит отъехал, и за ним оказался небольшой экран. Сол приложил к нему ладонь, и дверь открылась.
Мы оказались в большой, прекрасно освещенной комнате.
На стенах висело восемь картин.
Я не специалист, но художников узнал сразу. Рембрандт. Моне. Микеланджело.
— Сол… — выдохнул я. — Ты, видно, всю жизнь трудился, не покладая рук.
— Иди сюда…
Сол подвел меня к деревянному мольберту, на котором я увидел то, что раньше знал только по описанию. В золоченой раме. Горничная в сером платье. У раковины. И внизу подпись.
«Анри Гом».
Сол подошел к картине и осторожно поднял холст. Под ним, к моему несказанному удивлению, оказалась другая картина. Которую я узнал. Мужчина сидит за столом в саду. У него грустное, умное лицо, голубые глаза смотрят понимающе и печально.
— Нед, позволь тебе представить доктора Гаше. Пропавшего доктора Гаше, — с гордостью произнес Сол. — В последний месяц жизни Ван Гог написал два портрета Гаше. Эту работу он отдал своему квартирному хозяину, и последние сто лет она пролежала на чердаке в Овере. Пока не привлекла внимания Страттона.
— Я был прав, — пробормотал я, и в душе моей поднялась волна гнева. Из-за этой картины погибли мой брат и мои друзья. А она все это время была у Сола.
— Нет, — покачал головой Сол. — Картину украла Лиз, Нед. Она узнала про то, что Страттон собирается инсценировать кражу, и пришла ко мне. Я знаю ее семью уже много лет. Она собиралась шантажировать Страттона. По-моему, она даже не знала, что такого важного в этой картине. Но Деннис дорожил ею больше всего, и ей хотелось ударить его побольнее.
— Лиз?..
— Ей помог Лоусон. Когда сработала сигнализация и приехала полиция.
У меня голова шла кругом. Я вспомнил верзилу полицейского, про которого Элли думала, что он — человек Страттона.
— Лоусон работает на вас?
— Детектив Верн Лоусон работает на полицейское управление Палм-Бич, — пожал плечами Сол. — Скажем так, он держит меня в курсе всех дел.
Я словно увидел Сола в новом свете.
— Посмотри вокруг, Нед. Видишь вон того Вермера? Считается, что он пропал еще в начале восемнадцатого века. Только он не пропал. Просто был в частной коллекции. А вон тот Рембрандт триста лет провисел, никем не опознанный, в одной церквушке в Антверпене. В этом и есть уникальное достоинство этих картин. Никто не знает, что они здесь.
Я только ошарашенно глазел по сторонам.
— Помоги-ка мне, — сказал Сол и поднял Ван Гога.
Я помог ему повесить картину между двумя другими. И мы отступили на несколько шагов, чтобы полюбоваться ею.
— Тебе этого не понять, сынок, но для меня это — завершение жизни. Я могу предложить тебе твою прежнюю должность, но подозреваю, с учетом новых обстоятельств ты захочешь заняться чем-то другим. Можно дать тебе один совет?
— Ради бога, — пожал плечами я.
— На твоем месте я бы поехал на Каймановы острова, на курорт Камилла-Бей, где тебя ждет чек на первый миллион долларов. Если эта тайна так и останется тайной, тебе будут поступать новые чеки. По тридцать пять тысяч ежемесячно в течение пяти лет. Я столько не протяну. Разумеется, если ты передумаешь и сюда придет полиция, мы нашу сделку аннулируем.
Мы постояли молча, глядя на пропавший портрет. Мне вдруг показалось, что старый доктор улыбается мне.
— Ну, что скажешь? — спросил Сол, не сводя глаз с Гаше.
— Не знаю… — сказал я. — По-моему, мы криво ее повесили.
— Мне тоже так кажется, — улыбнулся Сол Рот.
***Наследующий день я полетел в Джорджтаун. Местное такси доставило меня на курорт Камилла-Бей.
Как Сол и обещал, на мое имя был зарезервирован номер — потрясающее бунгало на берегу.
У портье меня поджидал конверт с чеком Королевского банка Каймана — на миллион долларов.
Я сел и пристально рассмотрел чек. Имя мое. И единичка с шестью чудесными нулями. Я разбогател!
Я вспомнил, как два года назад, после того как сработала сигнализация, я сел в свой старенький «бонневиль». Я тогда надеялся сорвать большой куш. И мечтал о том, как буду на яхте попивать мартини с Тесс. С миллионом долларов на счету.
Теперь у меня был миллион долларов. Даже больше. Неожиданным образом я все-таки вывернул на ту дорогу, к которой всегда стремился.
И тут вдруг на столе, справа, я заметил какой-то предмет.
Оказалось, что это игрушечная машинка. Впрочем, это была не просто машина. Это был мини-фургон «додж».
***— Знаешь, как трудно здесь отыскать такой «додж»? — раздался за моей спиной голос Элли.
Я обернулся. Передо мной стояла она — загорелая, в джинсовой мини-юбке и защитного цвета блузке. Мое сердце забилось так, словно в нем был мотор на тысячу лошадиных сил.
— Когда я в последний раз был так счастлив, — сказал я, — ровно через час моя жизнь разбилась вдребезги.
— И моя тоже, — ответила Элли.
— Ты меня не встретила, — обиженно сказал я.
— Я же предупредила, что уеду за границу, — сказала Элли. — И вот я здесь. — Она шагнула ко мне.
Я обнял ее и поцеловал.
— Боюсь, ФБР это не понравится, — сказал я.
— Плевать на ФБР. Я уволилась.
— И что мы теперь будем делать? — спросил я.
— Пойдем гулять по пляжу. Быть может, тебя потянет на романтику и ты сделаешь мне предложение.
И мы пошли гулять по пляжу. И я сделал ей предложение. И она сказала «да».
А потом мы долго ничего не говорили. Просто шли по берегу и смотрели на самый красивый закат в нашей жизни.
ЭПИЛОГ
Два года спустя…
Телефонный звонок настиг меня, когда я уже стоял в дверях.
На руках у меня был десятимесячный Дейви, которого я как раз собирался передать на руки няни Бет.
Элли была на работе. Она открыла галерею в Делрее — именно там мы и поселились, в бунгало на берегу. Она занимается французскими художниками XIX века и продает их картины в Нью-Йорке и в Палм-Бич. У нас в гостиной висит работа Анри Гома.
Я по-прежнему занимаюсь бассейнами. Только теперь я — владелец компании «Тропические бассейны».
— Нед Келли слушает, — сказал я.
— Мистер Келли, — раздался незнакомый голос, — с вами говорит Донна Джордан Каллити из юридической фирмы «Раст, Симмонс и Каллити».
— Слушаю вас…
— Вы знакомы с мистером Солом Ротом?
— Да, — ответил я.
— Увы, я должна вам сообщить печальное известие. Мистер Рот скончался.
У меня подкосились ноги. Я сел. Для меня это был такой же удар, как смерть отца.
— Когда это случилось?
— Неделю назад, — сказала мисс Каллити. — Он давно знал, что у него рак. Он умер без мучений, во сне.
— Спасибо, что позвонили, — ответил я. И вспомнил, как мы с Солом стояли вдвоем в его потайной комнате и любовались картинами.
— Собственно говоря, мистер Келли, я звоню не поэтому. Нам поручено исполнить последнюю волю умершего. Он вам кое-что завещал.
Пару лет назад я назвал это большим кушем.
Но это не просто большой куш. Это все равно что выиграть в лотерею, старичок, как сказал бы Джеф.
Что ты делаешь, если вдруг становишься обладателем бесценной картины?
Сначала ты любуешься ею бессчетное количество раз. Смотришь на мужчину с грустными глазами.
Наконец ты наизусть запоминаешь каждый мазок, каждую морщинку на усталом лице. И пытаешься понять, что тогда в этой работе особенного. И почему она оказалась у тебя.
И еще думаешь, зачем тебе такая куча денег.
Юристы оценили ее где-то в сто миллионов долларов.
Затем ты рассказываешь все своей жене. Все, что ты поклялся хранить в тайне. Все равно у Сола больше тайн нет.
А потом, когда она перестает наконец ругаться, ты впервые показываешь ей картину. И видишь, с каким благоговением она смотрит на нее.
— Господи, Недди… — Она говорит голосом слепого, который впервые в жизни увидел свет.
И ты спрашиваешь себя: а кому на самом деле принадлежит этот портрет? Страттону? Солли? Лиз?
Уж точно не тебе. Ты ведь всего-навсего спасатель.
***На следующий год…
— Готов? — Мы с Элли взяли Дейви за руки и повели его к морю. Оно в тот день было на удивление спокойным.
— Готов! — решительно ответил наш сын и тряхнул пшеничной шевелюрой.
— Вот, смотри, как это делается. — Я свернул лист бумаги трубочкой и засунул его в бутылку. А потом заткнул бутылку пробкой. — По-моему, крепко, — улыбнулся я Элли.
