Анна Данилова - Алый шар луны
– Что это значит – сполна? – Смышленов склонил голову набок и снова напомнил мне попугая.
– Я не уверена, но, скорее всего, Надя Агренич погибла. Прошло уже целых три года, как она не дает о себе знать. Понимаете, она ехала в поезде…
– Да знаю я все это, знаю, – раздраженно сказал Смышленов. – В поезде, на который напали сбежавшие зэки…
– Ее изнасиловали и сбросили с поезда, понимаете?
– Изнасиловали?! Вы уверены?
– В поезд она не вернулась, значит, ее оттуда сбросили. Скорее всего, она разбилась, и ее труп до сих пор не найден. В купе остались ее сумочка с документами и самодельная подушка, набитая как раз вашими деньгами! Все это забрала с собой ее соседка по купе, ныне покойная…
И в двух словах объяснила ему, откуда у меня эти деньги.
Смышленов длинно присвистнул.
– Неужели такое бывает?! И вы приехали сюда из Москвы, специально, затем, чтобы вернуть эти деньги?!
– Да, – произнесла я и вдруг почувствовала себя еще хуже. Вероятно, всем, кого я повстречала с тех пор, как покинула Москву, я представлялась полной дурой. И не потому, что решила отдать деньги, а потому, что сделать это можно было бы проще – тихо и незаметно связаться со Смышленовым по телефону (как и с Верой Агренич) и перевести ему деньги. Я же сделала из этой своей поездки обращающий на себя внимание торжественный визит, демонстрирующий мою патологическую честность и порядочность. Не зря же все так удивлялись, когда я говорила им о цели своей поездки! Вспомнилось, что Бобров обещал свести меня с проводницей поезда, в котором ехала Агренич. На каком основании я стану ее о чем-то спрашивать? Ладно, я еще могла бы как-то помочь следствию. А так? Что мне вообще здесь нужно? Дéла как такового уже нет. Оно закрыто следствием. Агренич исчезла. Да даже если бы она и осталась жива… то пусть и живет себе спокойно! Тем более что и деньгами украденными она не смогла бы воспользоваться, да и натерпелась уже девушка изрядно за свою короткую молодую жизнь. А вдруг я ее найду? Что тогда? Надю придется посадить в тюрьму? Разве она не достаточно настрадалась?..
Мы со Смышленовым быстро уладили все формальности: поехали в банк, где я – в его присутствии – перевела на его счет деньги. Потом он пригласил меня в ресторан – отметить это грандиозное событие, конечно, поблагодарил меня за все, но я постаралась поскорее отделаться от него и позвонила Боброву, чтобы дать ему отбой – я больше не хотела говорить с проводницей. Пусть даже это она похитила деньги из купе проводников… Мне-то что до этого?
– Полина, но я не успел еще выполнить вашу просьбу. Вы просили узнать, были ли в тот роковой день в больницах Войновки среди пациентов люди с травмами, типичными при падении с поезда…
– И этого тоже не надо делать! Простите меня, Дмитрий Алексеевич, за то, что я отняла у вас время. Но я передумала… Не знаю, как вам это объяснить… Просто я поняла вдруг, что свою миссию я уже выполнила – перевела деньги Смышленову.
– Вас уже не интересует, жива ли Агренич или нет?
– Нет, не интересует. Хотя, конечно, я натура крайне любопытная и мне хочется знать вообще все на свете, но у меня возникло такое ощущение, что я отвлекаю серьезных людей от их работы. Даже если Агренич и жива, то пусть себе живет спокойно, – повторила я дословно свою недавнюю мысль. – А если нет, то пусть земля ей будет пухом… Мне жаль ее, понимаете? Жаль!!! Я женщина и могу понять ее чувства… Еще неизвестно, что сотворили бы близкие вам женщины, оказавшись в подобной ситуации!
– Моя племянница повесилась, – вдруг услышала я. – Уж лучше бы она кого-нибудь ограбила, честное слово! Ее тоже бросил парень, которого она любила и за которого собиралась замуж. Так что, возможно, вы и правы. Просто мне жаль, что вы так быстро дали мне отставку… Может, все-таки встретимся, поговорим?
– Мне надо домой. Вернее, сначала я поеду в Сургут, к сестре, мы с ней как-то не очень хорошо расстались, а потом – в Москву.
– И все же я смею настаивать на личной встрече, – упорствовал Бобров. – Все-таки не каждый день в Уренгой приезжают известные писатели! Вы мне и книжку свою не подписали, а я купил, между прочим, и не одну… Соглашайтесь! Я жду вас через час в «Полярной сове».
Я согласилась. Взяла такси, но сначала поехала к Вере Петровне Агренич. Я должна была поговорить с ней еще раз, успокоить ее. А еще – мне хотелось позвонить Володе.
14
Смышленов приехал домой, стиснул в объятиях жену и, спросив по привычке, все ли в порядке с их маленькой дочкой (которая уже выздоравливала после тяжелой простуды), сказал ей на ухо, словно его мог кто-то услышать:
– Катя, ты не поверишь, но на мой счет перевели восемьдесят тысяч долларов – уже во второй раз!!!
– Как это?! – Круглое лицо жены зарумянилось, но не из-за этого приятного и удивительного известия, а оттого, что муж продолжал так крепко ее обнимать. Она любила его – и радовалась всякий раз, когда он возвращался домой. Мужья ее подруг, тоже бизнесмены, практически не появлялись дома, вели двойной образ жизни, имели вторых жен, любовниц, и в их семьях попахивало дымком разводов. Катя Смышленова считала себя самой счастливой по сравнению с ними и не могла нарадоваться тому, что в их семье все по-другому, что муж любит ее и что его тянет домой. – Во второй раз?! Ошибочно, что ли?
– Нет, никакой ошибки нет! Все это просто волшебно, фантастично! Но когда я все тебе расскажу, ты мне просто не поверишь! В первый раз, как я думаю, деньги перевела сама Агренич, через подставное доверенное лицо. Конечно же, она жива, и ее совесть замучила…
– Валера, мы с тобой уже об этом говорили… Ты должен был ее простить и понять. Ты же отлично знаешь, в каком она была состоянии! К тому же деньги тебе вернули!
– Подожди. Давай с самого начала… У нас есть что поесть?
– Гороховый суп.
– Пойдем в кухню, там и поговорим…
За столом он принялся развивать дальше свою мысль:
– Значит, так! Сегодня ко мне пришла одна женщина. Мне кажется, что я ее где-то уже видел… Она рассказала мне, что одна пожилая женщина, между прочим, соседка Агренич по купе, не дождавшись возвращения Нади в ту ночь, когда была убита проводница…
Он рассказывал взахлеб, все еще не веря в случившееся. Получалось, что визит этой женщины не был связан лично с Агренич: Надя и понятия не имеет о том, что ее деньги, оказывается, не пропали: какая-то полоумная старуха – или – удивительное дело! – просто честный человек, – все это время элементарно не знала, что с ними делать. Еще и боялась – очень боялась, – что ее начнут таскать по судебным инстанциям и ввяжут в историю с убийством проводницы.
Смышленову стало стыдно перед женой – за то, что он, получив первые восемьдесят тысяч долларов, не ослабил слежку за матерью Агренич, словно ничего-то ему и не вернули и он до сих пор ищет воровку. Он знал по своим каналам, что следственные органы в курсе этой его продолжающейся слежки за матерью Нади. Он надеялся: если Надя жива, ее можно будет найти и потребовать свои деньги, но по-прежнему вел себя так, словно ничего особенного в его жизни и не случилось. Теперь же, когда появилась эта женщина и вернула ему деньги во второй раз, он должен прекратить наблюдение за Верой Петровной: ведь наверняка эта женщина, приехав в Уренгой, встретилась с матерью Надежды и рассказала ей о найденных деньгах и о том, что она собирается отдать их ему, Смышленову. Скрывать во второй раз поступление такой крупной суммы теперь уже не имело смысла. Надо и совесть иметь!
– Валера, а ты не хочешь сказать матери этой девушки, что она жива? Представляешь, что испытывает эта бедная женщина, понимая, что раз дочь не дает о себе знать, то, выходит, ее нет в живых?
– Не понял! Как я могу сказать ей, что ее дочь жива, если эти, последние деньги, получается, переданы мне от Надиной соседки по купе, а не от нее лично?
– Да, но первые-то деньги пришли явно от нее! Пусть даже она и действовала через подставное лицо. Надя жива, понимаешь? Жи-ва!
– Катя, ты хочешь, чтобы я рассказал ее матери о том, что получил от нее деньги уже два с половиной года тому назад? И что сегодня пришла такая же сумма? Уверен, что эта Пухова уже успела встретиться с Верой Петровной и рассказала ей про деньги и подушку.
– Какую еще подушку?!
– Да я не знаю… Какая-то детская подушка… в форме кошки. Ерунда какая-то сентиментальная. Так что Надина мать продолжает думать, что ее дочери нет в живых. И тут вдруг я заявлюсь и скажу ей: здрасте, Вера Петровна, а ваша дочка жива, и два с половиной года тому назад она уже присылала мне деньги! Теперь вот я еще столько же получил, итого – сто шестьдесят тысяч долларов. Так ты себе это представляешь?
– Да я все понимаю! И не могу сказать, что горю желанием отказаться от этих денег… Но все равно, я считаю, что надо бы каким-то образом дать понять этой несчастной женщине, что ее дочь жива. Может, письмо ей написать или позвонить…
