Иван Любенко - Босиком по 90-м
Я молча кивнул.
– Ладно. Давай выйдем, покурим.
Мы стали под навес.
– Ну, говори… – начал он.
– С днём рождения, Анатолий Петрович…
– Да брось лицемерить! Ты же не за этим сюда приехал.
– Анатолий Петрович, мне надо срочно заправить борт. Продукты портятся, экипаж бунтует, а отстоявшегося керосина нет. Будет только завтра к обеду. Но Гургеновский борт заправили. Для него топливо нашлось. Только Гурген улетает завтра. Ему даже сливочное масло ещё не подвезли. Ереван стоит на 11.00. Ну, вылетит в 13.00, какая разница? Что ему эти два часа? Я обратился в АДП, там сказали, что без вашего указания они не могут выкачать обратно керосин из 76-го и залить нам. Такой практики, говорят, не существует.
– Слушай, а ты – наглец. Надо же до чего додумался! Вот за эти нестандартные решения я тебя и ценил, а ты меня предал, ТОО создал какое-то… – Он выпустил сигаретное облако, и, глядя мне в лицо изрёк: – А ты представляешь, что с тобой сделает Гурген, когда узнает, как обошлись с его самолётом? Не боишься?
– Ничего, будем решать проблемы по мере поступления.
– Ладно. Я тебе помогу. Пора этого наглеца проучить, а то ведёт себя в порту, как хозяин. Кто сегодня дежурный в АДП?
– Макарычев.
– Пойдём, я позвоню ему.
Мы нашли телефон, но он не работал. Администраторша сказала, что в дождь такое бывает часто. Видимо, где-то повреждён кабель.
Генеральный пожевал губами, взял со стола салфетку, вынул «Паркер» и написал: «Разрешаю откачать ТС-I из ИЛ-76 и залить в якутскую тушку». Он указал дату и тут же поставил свою витиеватую, похожую на клубы дыма, подпись. Потом подумал, подошёл к своему месту, открыл портфель, достал круглую походную печать, подышал на неё и шлёпнул. На неровной белой поверхности появилась окружность, внутри которой летела чайка, а по краям бежала надпись: «Краснолениская Акционерная Авиационная Компания «ГЕН».
– Держи, – протягивая салфетку, вымолвил он. – А дальше всё зависит от тебя…. Макарычеву сей документ покажи, но потом забери и уничтожь. Как ты это сделаешь, я не знаю.
– Спасибо! – обрадовался я и спрятал драгоценную салфетку во внутренний карман куртки.
– Спасибо – много. Со следующим рейсом не забудь привезти банку красной икры. Она, говорят, там копейки стоит. А к ней присовокупь пару бутылочек местной водки, которую из оленьих рогов делают. Слышал о такой?
– Нет, – признался я.
– Пантокриновая, настаивается на неокостеневших рогах оленя. От неё, говорят, потенция сумасшедшая.
– Обязательно куплю.
– И ещё: в ваших разборках с Гургеном я участвовать не собираюсь. Выкарабкивайся сам. А Макарычеву передай, если Гурген вдруг посмеет на него наехать, пусть звонит мне. Я этого сына великого армянского народа быстро поставлю на место. Здесь ему не Карабах. Понял?
– Да.
– Ну всё, бывай.
Дорога назад казалась невыносимо долгой. Но скрипнули тормоза, я вбежал в здание аэровокзала и через служебный вход влетел на четвёртый этаж.
– Вот, письменное указание генерального директора, – ещё задыхаясь, выпалил я и протянул диспетчеру салфетку.
– Что это за филькина грамота? – дежурный брезгливо скривил рот.
– Так у него сегодня день рождения. Я его в ресторане нашёл. Откуда там бумага? А я не пойму, что вас не устраивает? – стал напирать я, – текст написан собственноручно, подпись, дата, печать – всё на месте. Что ещё надо?
– А что же он, позвонить не мог?
– Пытался, но в «Лесной поляне» телефонная линия из-за дождя повредилась.
– А если Гурген ко мне явится, что делать?
– Генеральный просил передать, что если он хоть одно недоброе слово в ваш адрес скажет, сразу звоните ему. Быстро разберётся.
Диспетчер сунул салфетку в карман.
– Постойте, салфетку отдайте. Я должен её отвезти обратно или передать с кем-нибудь.
– А как я потом докажу, что было такое указание?
– Но ведь, если бы он позвонил вам по телефону, у вас тоже бы не было никаких доказательств, так? Верните. В противном случае, ему это не понравится.
– Ладно, – вздохнул Макарычев, – забирай. А как насчёт трёхсот баксов?
– Мы с вами, примерно, одной комплекции, – с этими словами я снял свою новую кожаную куртку и отдал ему. – Думаю, подойдёт. Я в ней и месяца не проходил. А денег у меня нет. Честно.
– Странный ты, Валера, какой-то, – покачал головой диспетчер. – Целый самолёт пригнал. Грузовики с фруктами, сыром, колбасой грузишь, а говоришь, что без копейки… Знаешь ты кто?
– Кто?
– Новый русский с дыркой в кармане! – хохотнул он и бережно повесил мою кожанку на свою вешалку.
А я всё стоял и не уходил.
– Чего ждёшь-то?
– Дайте команду на заправку. А то знаю я вас…
– Нет, ну посмотрите на него, а? – он взмахнул руками. – Не верит!
Макарычев нажал на кнопку переговорного устройства и вызвал службу ГСМ. Он долго и подробно объяснял, что надо делать. На том конце неохотно согласились. К счастью, оказалось, что экипаж ИЛ-76 был ещё на месте.
Я уже хотел выйти, как диспетчер протянул мне свою матерчатую куртку, вероятно, ещё советского пошива.
– Дарю. Когда новую купишь, эту можешь выбросить.
– О! вот это по-честному, – обрадовался я. – Мой пуховик в самолёте остался. А мне ещё по взлётке бегать. Обратно полетим ещё часа через три.
Не знал я тогда, что совсем скоро мне придётся бегать не только по взлётной полосе, но и по размокшей от грязи пахоте.
Глава 14
И один в поле воин
Экипаж Ил-76 не преминул пожаловаться Гургену на выкачку керосина из баков.
Я шёл по мокрой от недавнего дождя бетонке, когда увидел, как к якутскому самолёту на огромной скорости подлетел чёрный «Джип Чероки» и резко затормозил. Из машины выскочил Гурген с автоматом и понёсся по трапу. Предчувствуя неладное, я бросился за ним.
Когда я вбежал в салон, там стоял сплошной крик. Лётчики и бортпроводницы прижались к наставленным коробкам и с ужасом смотрели на Гургена, размахивавшего «Сайгой» (её-то я и принял за АК-74).
– Кто разрешил тебе заливать керосин с моего самолёта? – выпучив глаза, орал он на капитана.
– Генеральный директор, – спокойно ответил я, но голос предательски дрогнул.
Гурген повернулся.
– А! Валера! Говорят, это ты замутил? К генеральному в ресторан ездил, на коленках ползал, упрашивал мой керосин тебе отдать? Да? Ну что, побазарим?
– Давай, – пожал я плечами.
Надо сказать, что после той истории с папиком-Упырём, когда я уже почти распрощался с жизнью, Гурген был для меня уже не так страшен. К тому же, я давно понял, что он больше строил из себя блатного, чем на самом деле им являлся. Вот и с «Сайгой» приехал, на которую, у него, наверняка, есть разрешение, и на крик берёт, рассчитывая, что его должны обязательно бояться. Нельзя сбрасывать со счетов, что я всё-таки воспитывался в далеко не благополучном районе и насмотрелся на бывших зеков, живших в соседних домах. Они хоть и обзавелись семьями, но вели себя не так, как остальные жители нашего городка. Гурген очень сильно от них отличался. И главным образом тем, что боялся тюрьмы. Это и есть та самая грань, разделяющая «бродягу арестанта» и того, кто себя за него выдаёт. Настоящий урка, не задумываясь, хватается за финку, если его попытались унизить или идёт на преступление, если считает, что настал подходящий момент. Тюрьма для него – необходимая реальность с существованием, которой он давно свыкся. «Ну, посадят…И что? Видно, такая моя воровская доля» – рассуждает он. Другое дело «фраер», пусть даже очень похожий по манере поведения на уважаемого «арестанта». Он всегда размышляет о последствиях своих шагов. Он чётко видит разницу между свободой и несвободой, и опасается этот рубеж переступить. А стало быть, боится тюрьмы. Стоит такому первоходку попасть в СИЗО и выдать себя за другого, как его моментально раскусят камерные психоаналитики. Про таких сидельцы со стажем говорят: «блатную жизнь люблю, но воровать боюсь». Слышал я и другое высказывание: «До Ростова мы воры, от Ростова – черти!». Ростов-папа, служит как бы границей. После её пересечения заключённые, выдававшие себя за настоящих воров, иногда становятся «чертями»[6], поскольку на этапе сталкиваются с подлинными «ворами в законе».
Безусловно, я понимал, что сливая керосин с ИЛ-76-го, я даю Гургену своеобразную пощёчину и ставлю его на ступень ниже себя, но другого выхода у меня не было. Мне тогда казалось, что это вполне обдуманный риск и ничего страшного со мной произойти не может. Не станет Гурген из-за ссоры со мной лишаться очень прибыльного гешефта: снабжать воюющую в Нагорном Карабахе Армению сливочным маслом, а обратно, ввозить подержанные «Жигули» разных моделей. В Ереване были проблемы с бензином и люди избавлялись от автомобилей. Гурген с удовольствием и хорошей прибылью скупал их и продавал в Красноленинске. Его не волновало, что у большинства автомобилей из-за прежнего плохого бензина достаточно быстро выходил из строя двигатель. Главное для него было – продать. А там хоть трава не расти. Правда, цену он не завышал, и потому желающих купить подержанное, но ещё недавно такое дефицитное авто, хватало.
