Мария Брикер - Апельсин–желание
– Ну что, надеюсь, вы раздобыли образец голоса? – включился в работу Трофимов. – Едем к экспертам?
– Раздобыть-то раздобыла, но вряд ли голос на кассете принадлежит Гайворонскому. Это не он.
– Опять двадцать пять! Что значит – не он? У Железного Дровосека в очередной раз алиби железное? Для такого воротилы алиби себе организовать, как два пальца…
– Не в том дело. Гайворонский безумно любил свою жену. Он до сих пор ее любит и не может оправиться. Не мог он ее убить.
– Ну знаете, Елена Петровна… Я тоже свою жену безумно люблю, но иногда она бывает такой стервой, что придушил бы не раздумывая.
– Это не он, Вень, – повторила Зотова.
– Да что он вас там околдовал, что ли? Ваш Гайворонский – псих! Одна та фраза чего стоит: «Смерть… ээээ… девушкам легкого поведения». – Веня слегка смягчил выражение, воспроизводить слово на букву «б» в присутствии Елены Петровны ему было неловко. – Короче, едем к экспертам, – сказал Трофимов и нажал на газ.
– Погоди, Вень. – Зотова пошарила по карманам, вытрясла на колени вещи из сумки, перебрала, озадаченно подняла на опера глаза.
– Что-нибудь случилось? – спросил Трофимов.
– Кажется, я потеряла диктофон.
* * *
– Артур Георгиевич, можно?
В переговорную заглянул Абрамов. Гайворонский торопливо спрятал фотографию жены в карман и кивнул на стул.
– Новости не очень хорошие, – сообщил Егор, усаживаясь, и положил перед собой папку.
– Я догадался, – хмыкнул президент компании «Голден файерс». – Только я обрадовался, что с аварией проблему решили.
– По аварии утечки быть не могло, – уверенно заявил Абрамов.
– Не могло – но случилось. Она все знает. Эта ведьма все знает! И я тоже хочу знать про нее все.
– Я когда-то с ней пересекался по работе. Она тогда на Петровке трудилась. Зотова Елена Петровна, майор юстиции, следователь прокуратуры по особо важным делам. Не замужем. Живет одна. Имеет взрослого сына. Сын работает юристом по коммерческому праву в фирме…
– Да что ты мне про сына втираешь! Что сама Зотова из себя представляет?
– Если Зотова копает под вас, то будьте уверены, что она выроет глубокую яму.
– Спасибо, утешил.
– Не за что. Тетка умная, прекрасный аналитик, тонкий психолог, раскрываемость по делам в ее производстве очень высокая. Сыскари ее обожают и глотку за нее порвут. Под начальство не прогибается, поэтому дослужилась только до звания майора. Ничего не боится, взяток не берет. Мастерски владеет тактикой ведения допросов. Излюбленный прием – изобразить из себя этакую безмозглую блондинку, чтобы расслабить бдительность собеседника. Какие будут указания?
– Выясни ее домашний адрес и закажи букет.
– Не понял. Вы имели в виду – венок? Для устрашения?
– Елы-палы, какой венок? Цветы! Букет, красивый, дорогой. Выбери на свое усмотрение.
– Зачем?
– Зачем мужики дарят дамам цветы? Понравилась она мне, – усмехнулся Гайворонский.
У Абрамова слегка вытянулась физиономия, но он промолчал и перевел разговор на другую тему:
– Что касается Троянцева… Информация в резюме достоверная. Приехал в Москву из Красноярска поступать в институт, обучение оплатил банк, в котором его мамаша трудится в должности бухгалтера. Три года работал в московском филиале этого банка, особых карьерных достижений нет. Вырос в неполной семье. Имя отца неизвестно. Не женат. Снимает квартиру у дальней родственницы, проживает один. Не судим, не привлекался. Что-нибудь еще?
– Да. Приглядись внимательнее к одной нашей сотруднице… – Артур Георгиевич чиркнул на листе фамилию и придвинул Абрамову. – Что-то, похоже, она мутит. А что конкретно – понять не могу. Мне нужен полный список ее контактов за последний месяц.
Абрамов вытащил из кармана диктофон, положил на стол и направился к выходу.
– Это зачем еще? – окликнул его Гайворонский.
– Маленький презент от Елены Петровны Зотовой, – сказал Егор и вышел за дверь.
Бизнесмен нажал на кнопку воспроизведения звука.
– Надо же, какой, оказывается, у меня противный голос, – поморщился он и захохотал.
Абрамов, шельма… Ну и за каким лядом он спер у ментовки диктофон? Проверила бы следачка голос и успокоилась. Раз прокуратуру не вызвала, значит, свидетелей нет. Свидетелей нет, но могут объявиться. Какого черта его понесло ночью к Катрин?!
Гайворонский внимательно прослушал запись своего разговора со следователем. Зацепиться вроде не за что, и юридической силы показания в любом случае не имеют, допрос Зотова провела не по форме. Протокол по-любому он подписывать бы не стал, как и тогда, двенадцать лет назад, когда на следственном эксперименте следак дал ему прослушать запись звонка в дежурную часть. Как же звали того подполковника? Артур напряг память, но в голове всплыло лишь погоняло – Дядя Витя. С Дяди Вити, пожалуй, и следует начинать, решил Гайворонский, с силой сжал диктофон и швырнул коробочку в стену.
Глава 8. Дистрофик
– Сюда смотрим…
Доктор приблизил руку с маленьким молоточком к лицу Троянцева, поводил вправо, влево. Молоток остановился у носа и приблизился к нему вплотную, Троянцев скосил глаза к переносице. Из носопырок торчала вата, которую доктор щедро туда вкрутил, чтобы остановить кровотечение.
Гайворонский, вернувшись в кабинет, избавил Макса от пожизненного косоглазия и других экзекуций. Доктор сунул молоточек в карман и мило улыбнулся Троянцеву.
– Что я могу сказать… Жить будете. Легкое сотрясение мозга и вывих в шейном отделе позвоночника. Госпитализация не требуется, но постельный режим обязателен. Полежите несколько дней.
– Спасибо, доктор!
– Не за что. У меня вроде все. Рекомендации свои я написал. Сейчас только шею поправим, – порадовал врач.
– Не надо, – вякнул Макс.
Но эскулап уже засучил рукава, схватил его за голову, совершил какие-то странные манипуляции руками и резко повернул – раздался громкий хруст. Дарья, сидевшая по-турецки на полу, недалеко от дивана, вскрикнула и ладошками прикрыла рот. На секунду Троянцеву показалось, что он умер, звон в ушах заглушил стук собственного сердца, потом все стихло.
– Ну как? Полегче? – улыбнулся доктор.
– Голова вроде меньше болит, – потрясенно прогундосил Макс, прислушиваясь к своим ощущениям.
– Естественно, меньше, а скоро совсем пройдет. Из-за смещения шейных позвонков в голове нарушилась нормальная циркуляция крови, – объяснил доктор, выдернув из носа Троянцева окровавленные ватные жгуты, достал из саквояжа нечто белое и присел рядом.
– Это что? – с опаской поинтересовался Макс.
– Были синим воротничком, станете белым, – пошутил доктор. – Воротник Шанца. Придется его какое-то время поносить. Днем и ночью. – Доктор приладил к шее несчастного Троянцева мягкую фиксирующую повязку, похлопал Макса по плечу и подхватил свой чемоданчик. – Удивлен-с, однако. Подобные травмы характерны при автомобильных авариях. Когда сзади в тачку влепляются, голова резко запрокидывается и получается такая вот бябяка. Вывих в шейном отделе характерен также для ныряльщиков. Как вы, молодой человек, ухитрились получить аналогичную, упав с лестницы? Поразительно! Выздоравливайте, юноша, а я, как говорится, кончил, – невзначай покосившись на президента, сказал доктор.
– Спасибо, друг! – Гайворонский похлопал эскулапа по плечу и сунул ему в карман несколько купюр.
Доктор пошевелил бровями и усами и потрусил к двери. На пороге тормознул.
– Чуть не забыл. Общие рекомендации. В весенний период организму необходимы витамины. Кушайте побольше овощей, фруктов и узбекский плов.
– Узбекский плов? – ошалело спросил Троянцев. – Почему узбекский плов?
– Потому что он очень вкусный, – гоготнул врач и скрылся за дверью.
– Узбекский плов… очень вкусный плов… – медитативно повторил Троянцев и шумно сглотнул слюну.
– Приколист! – заржал Гайворонский. – Я с ним в Андорре познакомился. На горнолыжном курорте. Один из лучших травматологов. Раньше в Склифе работал, теперь на элитных горнолыжных курортах знаменитостей по частям собирает. Повезло, что сейчас не сезон.
– Узбекский плов… – прошептал снова Макс, щупая шею, окольцованную белым воротником Шанца: ощущения были довольно странные. С одной стороны, вроде бы легче, с другой, Макса не покидало страстное желание снять немедленно хреновину с шеи и выкинуть в окно. В детстве он носил пластинки на зубах для исправления прикуса. Это было ужасно: когда он произносил букву «эл» и язык соприкасался с искусственным небом, начинало тошнить. Ребята в классе прозвали его Дистрофиком. Почему, Троянцев не понимал, значение слова «дистрофик» не имело никакого отношения к уродливым зубным пластинкам и невнятной речи, но обидно было ужасно. Поэтому он выкинул пластинку с балкона через месяц своих мучений. Мама орала, как ненормальная. Бегала под окнами, искала. Не нашла. Как ни странно, зубы сами встали на место через пару лет без всяких пластинок, однако прозвище Дистрофик приклеилось к Максу до окончания школы. А скоро, возможно, он станет дистрофиком по жизни… Боль в голове и шее утихла, и ему со страшной силой захотелось есть.
