Сидни Шелдон - Если наступит завтра
– Совершенно справедливо, сэр.
– Признаюсь, на меня немилосердно давят, чтобы я как-то с ней разобрался.
– И на меня тоже.
– Разумеется, мы не можем позволить публике диктовать нам, как управлять тюрьмами.
– Конечно, нет.
– Но с другой стороны, – рассудительно продолжал Хейбер, – эта Уитни проявила недюжинное мужество. Стала героиней.
– Никто в этом не сомневается, – согласился Брэнниган.
Губернатор помолчал и раскурил сигару.
– И каково же ваше мнение, Джордж?
Начальник тюрьмы держался осторожно.
– Вы, конечно, знаете, губернатор, что я не беспристрастен в этом деле. Она спасла моего ребенка. Но если оставить эту тему, я считаю, что Трейси Уитни – не криминальный тип. Я не верю, что она может представлять опасность для общества, если выйдет на свободу. И поэтому настоятельно рекомендую помиловать ее.
Губернатор, собиравшийся выставить свою кандидатуру на следующий срок, сразу понял, какие преимущества дает ему этот ход. Только надо сделать его поближе к выборам. В политике самое главное – сделать все вовремя.
Переговорив с мужем, Сью Эллен предложила Трейси:
– Мы с Джорджем очень хотели бы, чтобы вы переехали в наш коттедж. У нас есть свободная спальня, и вы все время могли бы посвящать заботам об Эми.
– Спасибо, – поблагодарила Трейси. – Я с радостью.
Все получилось очень удачно. Теперь Трейси не только не приходилось возвращаться по вечерам под замок в камеру. В корне изменились ее отношения с Эми. Эми обожала ее, и Трейси отвечала ей тем же. Трейси нравилось проводить время с умненькой, нежной девчушкой. Они играли, смотрели диснеевские мультики, вместе читали. Словно были одной семьей.
Но стоило Трейси зачем-нибудь оказаться в тюрьме, и она неизменно наталкивалась на Большую Берту.
– Повезло сучаре! – рычала шведка. – Но подожди: рано или поздно ты вернешься к нам, бедолагам. Я над этим работаю.
Через три недели после спасения девочки Трейси и Эми играли во дворе в салки, когда Сью Эллен поспешно вышла из дома. Мгновение она следила за их забавой, а затем приблизилась к Трейси.
– Только что звонил Джордж. Он немедленно хочет видеть вас в своем кабинете.
Трейси охватил страх. Неужели ее опять переведут в тюрьму? Неужели у Большой Берты хватило влияния это устроить? Или жена начальника тюрьмы решила, что она слишком уж сблизилась с ее дочерью?
– Иду, миссис Брэнниган, – ответила она.
Начальник тюрьмы стоял на пороге, когда Трейси привели в его кабинет.
– Присядьте-ка лучше, – начал он.
Трейси попыталась по его тону угадать свою судьбу.
– У меня для вас новости. – Брэнниган помолчал, а Трейси никак не могла догадаться, какие чувства обуревали его. – Я получил приказ губернатора Луизианы. Он милует вас, и его приказ вступает в силу немедленно.
Господи! Неужели он сказал именно то, что сказал? Трейси боялась вымолвить слово.
– Учтите, – продолжал начальник тюрьмы, – это произошло не потому, что вы спасли мою дочь. Вы действовали инстинктивно, как поступил бы каждый достойный гражданин. И никто не убедит меня в том, что вы опасны для общества. – Он улыбнулся и добавил: – Эми будет скучать о вас. И мы тоже.
Трейси растерялась. Если бы только начальник тюрьмы знал правду! Не произойди несчастного случая, и подчиненные Брэннигана рыскали бы сейчас по всей округе в поисках сбежавшей заключенной.
– Вас освободят послезавтра.
Вот он, ее выход на волю, – смысл слов никак не доходил до сознания Трейси.
– Даже не знаю, что ответить.
– И не надо ничего отвечать. Здесь все гордятся вами. А мы с миссис Брэнниган считаем, что вы многого добьетесь на свободе.
Значит, это правда! Она свободна. Трейси ощутила такую слабость, что ей пришлось облокотиться о ручку кресла. Но когда заговорила, голос ее прозвучал твердо.
– У меня там много дел, мистер Брэнниган.
* * *В последний день в тюрьме к Трейси подошла ее бывшая соседка по блоку камер.
– Так ты выходишь?
– Да.
Бетти Франсискус было за сорок, но она сохранила привлекательность и горделивую осанку.
– Если тебе на свободе понадобится помощь, в Нью-Йорке есть один человек. Его зовут Конрад Морган. – Бетти протянула Трейси клочок бумаги. – Он участвует в программе исправления преступников и не отказывается подать руку тем, кто сидел в тюрьме.
– Спасибо, но мне не надо…
– Как знать… вот его адрес.
Через два часа Трейси вышла из тюремных ворот. На нее были направлены объективы репортеров. Она не собиралась говорить с журналистами, но когда Эми вырвалась из рук матери и подбежала к Трейси, все камеры моментально нацелились на нее. И эта сцена составила главное событие вечерних новостей.
Теперь свобода стала для Трейси не абстрактным понятием, а чем-то физически осязаемым, непременным условием радости и вкуса жизни. Свобода означала, что можно вдохнуть свежий воздух, побыть одной, не стоять в очередях за едой и не слушать тюремные звонки. Она означала горячие ванны, приятно пахнущее мыло, тонкое белье, красивые платья и туфли на высоких каблуках. Означала, что у Трейси снова имя, а не номер. Означала освобождение от Большой Берты, от постоянных страхов подвергнуться групповому насилию и от смертельной монотонности тюремной рутины.
Но ко вновь обретенной свободе следовало еще привыкнуть. Гуляя по улицам, Трейси по-прежнему остерегалась, как бы кого-нибудь не толкнуть. В тюрьме такой толчок мог стать искрой, из которой разгорелся бы пожар. Труднее всего было приспособиться к отсутствию постоянной опасности, к тому, что ей никто не угрожал.
И теперь она получила свободу осуществить свои планы.
В Филадельфии Чарлз Стенхоуп-третий видел по телевизору, как Трейси выходила из тюрьмы, и подумал: «А она по-прежнему красива». Глядя на Трейси, невозможно было представить, что она совершила те преступления, в которых ее обвиняли. Чарлз покосился на свою безмятежно вяжущую образцовую жену. «Неужели я совершил ошибку?»
Дэниел Купер в своей квартире в Нью-Йорке тоже видел Трейси в новостях. Его ничуть не тронуло, что ее выпустили из тюрьмы. Он щелкнул выключателем телевизора и углубился в дело, над которым работал.
Увидев Трейси в новостях, Джо Романо громко расхохотался. «Повезло сучонке. Готов поклясться, тюрьма пошла ей на пользу. Теперь она стала еще аппетитнее. Не исключено, что мы когда-нибудь встретимся с ней».
Романо был доволен собой. Он успел толкнуть Ренуара перекупщику, и полотно продали частному коллекционеру в Цюрихе. Неплохой куш: пять сотен кусков за страховку и еще две сотни от перекупщика. Естественно, пришлось поделиться с Энтони Орсатти – в таких вопросах Романо проявлял исключительную щепетильность, ибо видел, что происходило с людьми, которые неправильно вели себя с Орсатти.
В понедельник, в полдень, Трейси в обличье Лурин Хартфорд вновь появилась в Первом торговом банке Нового Орлеана. В этот час здесь было много народу, и у окна Лестера Торранса стояло несколько клиентов. Трейси встала в конец. Торранс, увидев ее, расплылся в улыбке и кивнул. Эта женщина чертовски привлекательнее, чем ему показалось с первого взгляда.
– Это было непросто, но для вас я сделал все, – радостно прогудел он, когда Трейси подошла к окну. Ее лицо озарилось теплой, признательной улыбкой.
– Вы так милы!
– Тогда забирайте их прямо сейчас. Четыреста чистых бланков довольно?
– Вполне. Если только мистер Романо не впадет в чековыписывательный запой. – Трейси посмотрела Лестеру в глаза и вздохнула. – Вы спасли мне жизнь.
У Лестера от предвкушения приятно защекотало в чреслах.
– Люди должны помогать ближним. Как вы считаете, Лурин?
– Совершенно справедливо, Лестер.
– Вам не помешало бы открыть у нас свой счет. Я бы присмотрел за ним. Как следует постарался бы.
– Не сомневаюсь, – тихо проговорила Трейси.
– Почему бы нам не побеседовать об этом где-нибудь в спокойном месте за ужином?
– С удовольствием.
– Куда мне позвонить вам, Лурин?
– О, я сама позвоню вам. – Трейси повернулась и пошла прочь.
– Подождите… – начал было разочарованный оператор, но в это время его окошко загородил следующий клиент и высыпал перед ним целую груду монет.
В середине зала, где располагались четыре стола с чистыми бланками внесения вкладов и снятия денег со счета, сидело много клиентов, и Трейси скрылась у Лестера из виду. Дождавшись, когда освободится место, она опустилась на стул. Торренс дал ей восемь чековых книжек с чистыми бланками. Но Трейси интересовали не сами чеки, а депозитные купоны в конце каждой книжки.
Она аккуратно отделила чеки от купонов и менее чем через пять минут держала в руке восемьдесят депозитных бланков. Убедившись, что за ней никто не наблюдает, Трейси опустила двадцать штук в металлический контейнер.
