Патриция Вентворт - Анна, где ты?
Мисс Силвер улыбнулась:
— Полагаю, таким магазином несложно управлять. Подходящее занятие для утонченных людей, не обучавшихся бизнесу.
Он засмеялся.
— В мисс Уикс нет ничего утонченного. Я думаю, вы с ней знакомы?
— У нее есть шерсть прекрасного качества. Два дня назад я покупала.
— И как вы расплатились?
Она серьезно ответила:
— Фунтовой купюрой. Мой дорогой Фрэнк, не собираешься ли ты сказать мне…
— Пока не знаю… а хотел бы. Вчера мисс Уикс сдала четыре фунтовые купюры. Одна из них получена от вас. Она описала вас как даму, которая живет в Дип-хаусе и много вяжет.
— О да, мне ее порекомендовал почтальон мистер Хок, значит, она узнала от него.
У Фрэнка брови поползли на лоб.
— Кто-то сказал, что одна половина мира не знает, как живет другая. Он явно не имел дела с английской деревней. Даже трон освещен не так ярко, как сельские места в Англии.
Мисс Силвер покашляла.
— Твоя правда. Но вернемся к мисс Уикс и четырем фунтовым купюрам. Одна из них моя. Что можно сказать о других?
— Она говорит, Августус Ремингтон приходил за шелком для вышивания. Он постоянный покупатель, она его хорошо знает. Он приходил в тот же день, что и вы. Его шелк стоил тридцать два шиллинга и шесть пенсов, и он дал ей фунт, десять шиллингов и полкроны. Позже днем приходила мисс Гвинет Тремлет за канвой и ткацкими нитками. Она тоже расплатилась фунтом. Вот у нас уже три. Но про четвертый никто, похоже, не знает. Мисс Уикс, чуть не плача, говорит, что, видимо, его во вторник приняла подруга, когда она сама выходила за продуктами. Подругу зовут Хиль. Она впадает в прострацию, если в магазине больше двух человек. В то утро их было шесть, и она совершенно растерялась. К тому времени как мы с Джексоном закончили с ней беседовать, единственное, в чем она была уверена, так это в том, что положила все деньги в денежный ящик, и что кто-то мог подсунуть ей лишний фунт, но больше она ничего сказать не может, хоть убейте, а если мы поведем ее в тюрьму, то она готова, и все, чего она желает, — это умереть от позора, чтобы не смотреть в глаза соседям. Знаете, бывают такие дамы.
— С ними чрезвычайно трудно иметь дело.
— Джексон говорит, у него была такая тетка, они ничего не могли с ней поделать. Говорит, когда они кончали что-то у нее выяснять, то уже сами не знали, где черное, где белое, где сыр, а где мыло. Итак, что мы имеем? Один фунт от вас, один от Августуса Ремингтона, один от мисс Гвинет, и один — источник неизвестен. Ваш у вас откуда?
— Она сказала очень ровным, обыденным голосом:
— Миссис Крэддок еженедельно выдает мне зарплату.
— О, неужели? И этот фунт — из вашей зарплаты. Точно?
— Я в этом совершенно уверена.
— Тогда остальные три все из Колонии.
Мисс Силвер покашляла.
— После ограбления банка прошел месяц, это долгий срок для того, чтобы деньги обернулись. Банкнота, попавшая в кассу мисс Уикс, могла пройти через многие руки. Поскольку про себя нельзя быть уверенной, что точно ее обменяла его, то же относится к мисс Тремлет и мистеру Ремингтону. Каждый из нас мог получить ворованную банкноту вполне невинным путем.
— И все-таки шансы три к одному, что четвертый фунт пришел из Колонии.
В ее голосе послышался намек на упрек:
— Думаю, правильнее было бы сказать не из Колонии, а через нее.
Глава 21
Идя к вокзалу на остановку автобуса, мисс Силвер обдумывала свой разговор с Фрэнком Эбботтом. Он ничего не прояснил, а лишь усилил предчувствие грядущей опасности. Мисс Силвер владело неприятное чувство — как будто она пытается нащупать дорогу в тумане. Любая зацепка обрывалась, любая попытка что-то проследить заканчивалась полной неразберихой. Начав выяснять, что же случилось с Анной Бол, она стала разделять страх и миссис Крэддок относительно благополучия детей. А в довершение всего появилось дело с деньгами, похищенными из банка в Эндерби-Грине. Когда она коснулась того, что можно было бы условно назвать «проблемой Крэддоков», Фрэнк не усмотрел в опасных передрягах чего-то настораживающего. Трое действительно непослушных детей вполне могли сами опрокинуть лодку, а грибы — что ж, они были похожи на хорошие, любой мог ошибиться. Он тут же припомнил заметку в «Тайме» на эту тему, где эксперт в заключение сказал, что не существует конкретных тестов, просто если вы находите грибы под соснами, то лучше их не рвать — они несъедобны.
Что касается ворованных денег, она ведь сама ему указала, что банкноты долго находились в обращении и могли пройти через десятки рук, прежде чем попали в кассу мисс Уикс. Но думала ли она о «проблеме Крэддоков» или о проблеме похищенных денег, предчувствие опасности нарастало.
Она прошла половину склона, когда услышала позади себя шаги, и вкрадчивый голос произнес:
— Куда направляетесь, прекрасная леди?
Столь куртуазно к ней мог обратиться только один человек, и потому она не удивилась, увидев рядом Августуса ремингтона, одетого менее причудливо, чем всегда. Нельзя сказать, что он оделся как другие люди, но, по крайней мере, на нем не было блузы и плисовых штанов, как обычно в Колонии; несмотря на определенную вольность покроя и чересчур низкий ворот рубашки, его одежда уже более походила на то, что носят простые смертные. Он был без шляпы, и ветер трепал его длинные белые волосы.
Мисс Силвер рассудительно сказала:
— Я иду на пятичасовой автобус.
Он всплеснул изящными ручками:
— Я тоже. Прискорбная необходимость. Все эти механизмы оскверняют чистоту деревенской жизни.
Мисс Силвер никогда не считала жизнь в деревне особенно чистой, но воздержалась от замечаний.
— Этот запах, — слабеющим голосом сказал Августус Ремингтон, — этот шум… я особенно восприимчив к шуму. Безжалостный, неумолимый скрежет… ах, механизмов. Я совершенно невежествен во всем, что касается этих чудовищных механистических изобретений, но не сомневаюсь, что весь этот прогресс добром не кончится. Как я уже сказал, печальное удобство, притупляющее всякое артистическое начало, но, увы, необходимое. Вы ходили по магазинам?
— Я приезжала выпить чаю с приятелем.
— А я — в погоню за красотой. — Он хихикнул. — Не поймите меня неправильно. Я апеллирую к абстрактной красоте, к путеводной звезде искусства, и случай привел меня к тому, что я бесплодно искал многие томительные годы. Мне мешали, мне чинили препятствия, разрушали планы, но сегодня моя борьба увенчалась успехом! Сам не зная как, я вошел в маленький, темный магазинчик на Рыночной площади. Старые балки навевали аромат былого, стены издавали странный шепот. Меня обслуживала Девушка, цветущая, но незатейливая, как роза, выставившая напоказ все свои лепестки. Она говорила с отвратительным акцентом и к тому же наелась мятных лепешек. Она разложила передо мной на подносе шелка для вышивания, и наконец-то я увидел тот оттенок, который искал: тончайший оттенок розы, умершей еще в бутоне, так и не Раскрывшей нам свою тайну.
Тем временем они подошли к автобусу. До отправления оставалось пять минут, свободных мест было много, и мисс Силвер ничего не оставалось, как сесть рядом с мистером Ремингтоном, который продолжал разглагольствовать в том же духе, испытывая ее долготерпение. Незадолго до пяти вошла Гвинет Тремлет; а в последнюю минуту на ступеньку вскочил рослый молодой человек с чемоданом, он пробрался на свободное место в первом ряду и сел, хмуро уставившись в спину шофера.
Мисс Силвер сразу его узнала и преисполнилась гнева, что можно ей простить, ибо он был, что называется, последней каплей, переполнившей чашу. Но что мисс Силвер могла сделать! Мотор взревел, автобус, дернувшись, покатил по шоссе. Августус Ремингтон выдал ей беглый комментарий чувств, которые он при этом испытал. Его голос стал почти не слышен, он едва шептал. Мисс Силвер не обращала на него внимания. Ее взгляд сосредоточился на затылке Питера Брэндона, а мысли были охвачены досадой, что он последовал за Томазиной в Дип-Энд, и размышлениями о том, как скоро он оттуда уберется.
По мере продвижения в Дипингу пассажиры выходили, большая часть сошла в Ледхиле. Напротив них освободилось место, мисс Гвинет не упустила возможность пересесть, и мистер Ремингтон бурно ее приветствовал.
— Ах, наконец-то, так гораздо лучше! А то я уж спрашивал себя, за что я подвергнут остракизму.
Мисс Тремлет обуздала его в самой изысканной манере:
— Боже мой, Августус, не говорите глупости! Вас нельзя не заметить, а вы могли бы видеть, что я заняла единственное свободное место.
Он издал показной вздох:
— У меня очень ранимая душа. Малейший намек на холодность — и я болен. На прошлой неделе вы рассердились на меня, и мне пришлось принять три таблетки аспирина. А сегодня я уже настрадался. Я не меньше вашего восхищаюсь Певерилом, и я знаю, что вы с Элейн не желаете слышать ни слова против его светлейшей особы, но я не могу притворяться, что не удручен, когда он поехал на машине в Ледлингтон, а потом обратно, но даже не предложил меня подвезти.
