Анна Малышева - Алмазы Цирцеи
– Никого?
Стряхнув с себя оцепенение, Александра последовала ее примеру и бегло осмотрела все комнаты. Ящика с панно нигде не было, спрятать его, учитывая внушительные габариты, не представлялось возможным. «Значит, правда. Константин отправил его по другому адресу».
Эта мысль мгновенно обессилила ее. Теперь женщина поражалась тому, как еще держится на ногах после двух бессонных суток. Непрерывное нервное напряжение, в котором она пребывала не первую неделю, вымотало ее окончательно. Александра уже не верила, что сможет когда-нибудь лечь в постель, закрыть глаза и спокойно уснуть, не терзаясь сомнениями, страхами и вопросами. «Я превращаюсь в психопатку. Так ведь и с ума сойти недолго. Катя уехала в Италию с молодым любовником, и что тут такого? Порадоваться надо за подругу, наконец бросила своего зануду. Они за десять лет надоели друг другу хуже горькой редьки, как самые настоящие законные супруги. Он ее не бросает по тем же причинам, что и жену, – боится скандала, дрожит за свой покой, за нормальное пищеварение после семейного ужина. А она? Ну, тут все еще проще…»
Александра обвела взглядом обстановку гостиной, на пороге которой стояла, и усмехнулась. «Сколько денег он уже в нее вложил и сколько еще всадит… Один этот загородный дом, который предполагается напичкать антиквариатом! Катька умудряется потрошить его подчистую, как проститутка пьяного клиента, при этом сохраняя ангельский вид и рассуждая о нравственном долге. Держу пари, он ее боится! Можно бросить обычную женщину, которая вешается тебе на шею, ревнует и говорит глупости… И очень трудно бросить такую, которой ты будто бы и не очень нужен, которая спасает гибнущие памятники старой Москвы и берет деньги как бы между прочим, словно не зная им цены. И почему я вообразила, будто с Катькой несчастье случилось? Разве что-то непременно должно было случиться?»
– Уехала, – вздохнула она, и словно ей в ответ над приоткрытой створкой окна, выходящего во внутренний двор, надулась тонкая белая занавеска. Александра только сейчас заметила, что окно не затворено.
– Надо закрыть, – сказала она консьержке, подошедшей сзади и заглядывавшей ей через плечо. – Не то залетит какая-нибудь птица, не найдет выхода и околеет. А насчет черепахи я погорячилась. Она спокойно пять суток без еды выдержит. Ест, кажется, раз в неделю.
Александра подошла к окну, прижала створку и повернула ручку. Та подалась слишком легко, провернувшись без сопротивления, и выпала из круглого паза. Женщина ахнула и едва не уронила ручку, оставшуюся у нее в ладони:
– Сломана!
Консьержка подошла посмотреть. Она что-то говорила, но Александра вдруг перестала ее слышать. Ее снова накрыло тошнотворное ощущение, что все это уже происходило недавно, кончилось очень скверно и было связано с чем-то страшным. Она будто вновь попала в темный номер, где застрелили бельгийца, где на постели лежал голый матрац с бурыми пятнами, на которые она старалась не смотреть и все-таки смотрела, когда зажгла свет… Окно, через которое забралась Александра, открылось неожиданно легко, стоило лишь толкнуть створку. Оно не было заперто изнутри, а ручка, которую она, попав в номер, попыталась повернуть, чтобы закрыть створку, выпала из паза. Тогда не было времени пристраивать ручку на место, женщина просто положила ее на подоконник.
Она сделала это и сейчас – машинально, будто пытаясь в точности повторить прежнюю ситуацию. Александра двигалась медленно, заторможенно, зато консьержка, рассмотрев поломку, вскрикнула:
– Окно взломали!
– Вы думаете? – как во сне, откликнулась художница.
– Мне ли не знать! Ручку высверлили с той стороны! Видите – на раме дырка!
Женщина тут же нашла и показала крошечное, не больше спичечной головки отверстие с наружной стороны пластиковой рамы. Александра, нахмурившись, рассматривала его, пытаясь решить, видела ли она что-нибудь подобное в гостиничном номере. Если на тамошней раме и была такая дырочка, она осталась незамеченной в полумраке. Даже теперь, на ярком солнечном свету, отверстие смотрелось безобидно – маленький дефект, в котором трудно заподозрить следы взлома.
– Значит, спустились с крыши, – шептала Любовь Егоровна, рассматривая раму. – Понимаю теперь, кто такой был этот парень! Вот наглый, сам со мной заговорил! Он вор!
– Очевидно. – Александра тряхнула головой, собираясь с мыслями. – Вы хорошо его рассмотрели?
– А толку? Беда в том, что у него с собой была большая сумка, – выдохнула консьержка. – Вещи вынес! Записку еще сочинил, гад, чтобы не сразу хватились! Говорите, почерк не Катеринин?
– Да где же она сама?!
От этого вопроса обеим женщинам стало жутко. Замолчав, они, словно сговорившись, пустились осматривать квартиру заново. Теперь заглянули и в шкафы, и (Александра замирала от нехороших предчувствий) под огромную двуспальную кровать. Душевая кабина, гардеробная, чулан – никаких результатов. У Александры чуть отлегло от сердца. Она боялась найти труп подруги, мертвый бельгиец так и стоял у нее перед глазами. Там, в гостинице, она увидела его только мельком, заглянув в спальню, но скорченная фигура, замершая на окровавленном ковре, врезалась ей в память навеки.
– Там ведь тоже было открыто окно, – подумала она вслух и обернулась. Ей послышалось, будто спутница ее переспросила, но той даже не было в комнате. Александра пустилась осматривать квартиру по третьему кругу.
«Чего мы ждем? Нужно вызывать милицию. У Кати было, что красть, она за долгие годы насобирала целый тазик побрякушек… Правда, хранились они в сейфе, но кто знает, может, он его тоже вскрыл? Вор, судя по всему, не с пустыми руками явился!»
В квартире стояла такая звенящая тишина, что женщина сразу услышала сдавленный хрип, прилетевший со стороны спальни. Ее дверь находилась как раз напротив двери гостиной, где стояла Александра. Она немедленно бросилась туда и все поняла, едва взглянув на постель, рядом с которой замерла консьержка. Женщина не выпускала из рук края стеганого атласного покрывала, наполовину сползшего с постели. «А я не догадалась заглянуть под него!»
Когда Александра в предыдущие разы бегло осматривала постель, у нее создалось впечатление, что тут прибрались наскоро, набросив покрывало на скомканные одеяла и разбросанные подушки. Это было вполне в духе Кати, та никогда не наводила порядок сама, полагаясь на домработницу. Однако под покрывалом оказалось тело миниатюрной, далеко не молодой женщины.
Александра одновременно поняла две вещи: эта женщина мертва, и она никогда прежде ее не видела.
– Звоните в милицию! – тонким, панически вибрирующим голосом взмолилась Любовь Егоровна, прижимая к груди покрывало. – Звоните в милицию, звони…
– Перестаньте визжать! – прикрикнула Александра, не в силах при этом отвести взгляд от покойницы.
Она машинально запечатлевала в памяти ее тонкий профиль, зачесанные и собранные на затылке русые волосы, которые почти не растрепались, равнодушное, скучающее выражение маленького рта с опущенными уголками. Нет, она не знала, никогда не встречала эту даму, одетую корректно и недешево – в шелковую полосатую блузку и узкие модные брюки со стрелками. Одна туфля-лодочка была у нее на ноге, вторая валялась на ковре рядом с постелью. Александра едва не наступила на нее и теперь споткнулась, отскочив, как будто соприкосновение с этой маленькой туфелькой могло ей повредить. «А я думала, туфля Катина, она же вечно все разбрасывает. И в голову не пришло, что размер не ее, почти детский. Кто эта женщина?!»
– Что… Что вы тут делаете? – почти беззвучно произнес кто-то у нее за спиной.
Судорожно обернувшись, художница увидела в дверях подругу. Катя стояла на пороге, прижав к груди ворох нарциссов, своих любимых цветов. Нарциссы, похожие на утренние звезды, сыпались на пол один за другим, по мере того, как у нее слабели руки. Упала желтая звезда, за ней белая с розовой сердцевиной… И, вдруг отпрянув назад, Катя выронила их все:
– Как это понимать?! Сашка, слышишь, я тебя спрашиваю!
– Я сама хотела бы знать, – опомнилась от потрясения Александра. – Ты в курсе, что в твою квартиру забрался вор? И случилось еще кое-что, того хуже… Подойди, взгляни.
Она указала на постель. Но Катя уже и сама увидела тело неподвижно лежащей маленькой женщины. Она всплеснула руками и бросилась к кровати, топча рассыпанные цветы:
– Что это?! Почему она тут?!
На ее лице отразилась смесь страха с негодованием.
– Твоя квартира, тебе лучше знать! – отрезала Александра. – Где ты шлялась?
– Я была на презентации нового альбома… – Катя назвала музыкантов, с которыми давно дружила. – Да я же и тебя звала, но ты со своим Ван Гуизиком совсем с ума сошла, больше ни о чем говорить не можешь!
– С Ван Гуизием! – раздраженно напомнила художница. – Ты что же, только вернулась?
– Ну да, мы засиделись в клубе, потом решили проехаться за город, к Мите на дачу… да ты его помнишь, саксофонист, такой смешной, лысый… – Катя говорила торопливо, косясь на женщину в своей постели, и вдруг, не выдержав, вскрикнула: – Да что с ней?!
