Дэвид Балдаччи - Абсолютная память
Декер смотрел в сторону. Ответ, вроде бы, очевиден. Но он таким не был.
Миллер несколько секунд внимательно разглядывал его.
— Ладно, дашь мне знать.
Он повернулся и пошел прочь, оставив Ланкастер и Декера стоять в коридоре. Здание суда оживало, и коридоры заполнялись народом. Мамочки переживали за своих сыновей, попавших в беду. Адвокаты кучковались, как курицы в загоне. Полицейские ходили туда-сюда, и повсюду блуждали люди, которые либо уже столкнулись с неприятностями, либо готовились к ним.
— Чего ты вдруг замялся? — резко спросила Ланкастер. — Вчера ночью ты говорил, что стрелку это не сойдет с рук.
Декер ответил не сразу. Он смотрел на журналистку, стоящую у входа в здание суда. Очевидно, она ждала его.
— Амос? — позвала Ланкастер.
Он обернулся к своей бывшей напарнице.
— Я буду в школе сегодня днем, попозже.
— Это значит, что ты по-прежнему с нами?
— Сегодня, попозже, — повторил Декер и пошел к черному входу.
Журналистка перехватила его на середине коридора:
— Мистер Декер? Мистер Декер?
Первой мыслью Амоса было идти дальше, не обращая на нее внимания, но, судя по поведению репортера, она была готова следовать за ним наружу, по улице и даже в следующую жизнь, если потребуется. И потому он остановился у выхода, обернулся и смерил ее взглядом. Его разум автоматически накопил наблюдения и перегнал их в комплект выводов.
Джеймисон было под тридцать. Привлекательная, высокая, стройная, брюнетка. Коротко подстриженные волосы открывали уши. Сережек нет, уши вообще не проколоты. Из-под задранной на левом запястье манжеты виднелись вытатуированные буквы.
«“Айрон Баттерфлай”.[14] Что ж, они вернулись на сцену уже после ее рождения».
У нее были тускло-голубые глаза, дисгармонирующие с ее внешностью. Один из резцов сколот, ногти обкушены, указательный палец на правой руке сломан и плохо сросся, с заметной кривизной посередине, губы слишком тонкие и потрескавшиеся. От женщины не пахло ни табаком, ни спиртным, ни духами. Одежда не новая и не безупречно чистая, но хорошо сидит на стройной подтянутой фигуре. На среднем пальце правой руки виднеется темное пятно. Значит, она не стучит по клавиатуре. Привыкла к ручке.
На ее лице светился волшебный энтузиазм молодости, еще не запачканный жизнью. Этот возраст — лучшее время в жизни каждого. И он необходим. Чтобы пройти сквозь то, что принесут последующие годы.
«Если мы все будем начинать жизнь циниками, мир будет на редкость дерьмовым».
— Мистер Декер? Я Алекс Джеймисон из «Ньюс лидер».
— Вам нравится In-A-Gadda-Da-Vida? Лучшая запись «Баттерфлай». Продано уже тридцать миллионов. В топ-сорок всех времен.
Декер прочел это три года назад в «Роллинг стоун», пока перекусывал сэндвичем с джемом и чашкой кофе в какой-то закусочной в центре; он был свидетелем по делу шайки домушников, которую взяли они с Ланкастер. Страница сорок два, правый нижний угол. Амос мог увидеть этот текст и иллюстрации с такой ясностью, будто смотрел в HD-телевизор. Поначалу эти воспоминания пугали его до усрачки. А сейчас они казались совершенно естественными, как дыхание.
Джеймисон выглядела удивленной, пока не опустила взгляд на татуировку. Улыбнулась и посмотрела на Декера:
— Мама выдала мне их раннюю музыку. А когда они воссоединились в последний раз, я даже немного съехала с катушек. Ну, они же играли с Джимми Пейджем и «Цеппелинами». Хотя там было много всякого печального.
Декер не особо прислушивался к ее словам, поскольку женщина ловила его не ради музыки, а ему нужно было двигаться дальше. И похоже, Джеймисон правильно истолковала его молчание.
— Я пыталась дозвониться до вас. Я вовсе не люблю гоняться за людьми по всему зданию суда, — с ноткой оправдания сказала она.
Декер просто смотрел на нее. Вокруг суда, как пчелы в улье, роились люди, не обращая внимания на пару чужаков, вторгшихся в их мир правового сумбура.
— У Себастьяна Леопольда не было адвоката.
— Верно, — заметил Декер. — Но он будет.
— Что вы обо всем этом думаете? — спросила она и подняла диктофон. — Не возражаете?
— Мне нечего сказать.
— Я уверена, что сейчас вы ужасно себя чувствуете. В смысле, этот парень просто выскочил из ниоткуда и признался… У вас, наверное, голова кругом идет.
— Не идет, — ответил Декер и повернулся, собираясь уходить.
— Но вы же должны что-то переживать. И каково это, столкнуться здесь с Леопольдом? Должно быть, сейчас вам вспомнились те события…
Амос обернулся к ней.
— Мне не вспомнились те события.
Женщина казалась потрясенной.
— Но я думала…
— Я все время их помню. А сейчас мне пора идти.
Декер вышел из здания суда, и Джеймисон не последовала за ним.
Глава 18
В квартале от суда Декер запрыгнул в автобус и вышел за полмили от того места, куда собирался. Длинные ноги несли его по тротуару, и синий цвет в голове становился все ярче, пока не заполнил собой весь мир. Даже солнце превратилось в огромную черничину, настолько пухлую, что она в любой момент могла лопнуть.
Декеру было плохо, но он продолжал идти. Дыхание становилось тяжелее, шаги — медленнее. Он был не в форме, но причина заключалась не в этом. Причина ждала впереди.
Когда Амос повернул за угол и увидел дом, он остановился, но только на секунду. Если он не будет держать темп, то развернется и убежит.
Зданием по-прежнему владел банк. Никто не хотел его покупать, даже по дешевке. Черт, наверное, его и даром не взяли бы. Да и потом, в Берлингтоне было навалом пустых домов. Из этого города стремились сбежать, а не переехать сюда. Передняя дверь, он знал, была заперта. А вот дверь со стороны гаража, ведущая в кухню, легко отжималась. Декер задумывался, вошел ли этим путем убийца. Леопольд сказал, что вошел там, если ему можно верить.
Амос миновал фасад и открыл калитку, ведущую на задний двор. Вначале синий цвет окрашивал только тела. Сейчас синим был сам дом и всё на полмили вокруг него. Впервые Декер столкнулся с этим, когда вернулся сюда в третий раз, и с тех пор ничего не изменилось. Он не мог адекватно объяснить кому-либо, каково смотреть на синюю траву, синие деревья, синюю обшивку дома, которая была выкрашена в желтый. Даже синее небо воспринималось иначе, потому что облака тоже были синими.
На заднем дворе Декер увидел дерево и свисающие с него качели. Он повесил их сам, потому что Молли хотела качели. Когда она была маленькой, Амос качал ее. Иногда он качал Кэсси и Молли вместе. Дешевое развлечение для молодой пары, у которой мало денег.
Сейчас веревка сгнила, а длинная доска, которую Декер приспособил вместо сиденья, покоробилась и рассохлась. Банк посылал кого-то подстричь газон, но теперь тут разрослись сорняки.
Декер обернулся и посмотрел на дом сзади. Дверь черного хода вела в маленькую кладовку. Или убийца на самом деле вошел здесь?
Амос легко отжал дверь. Казалось, будто все замки в доме паршиво работают, и это только усиливало его чувство вины. Полицейский, который не смог обезопасить даже собственный дом?..
Он прикрыл за собой дверь и огляделся. Несколько ступенек ведут в кухню. Там сидел его шурин и пил пиво, когда кто-то подкрался и перерезал ему горло от уха до уха.
Декер поднялся по синим ступенькам и вошел в синюю кухню. Повсюду слой пыли, на полу и разделочном столе валяются дохлые мухи. Он посмотрел на то место, где стоял кухонный стол. Туда, где напали на Джонни Сакса.
Кровь давно счистили, но Декер помнил, куда упала каждая капля. Сейчас эти точки были не красными, а синими, будто смотришь на чью-то вену, только в тысячу раз ярче.
Амос прошел в соседнюю комнату и поднялся по лестнице. В ту ночь он перескакивал через три ступеньки. Вреза́лся в стены, не думая, что злоумышленник все еще может быть здесь.
Матрас и пружинную сетку сняли с кровати. Вещдоки. Они до сих пор лежат в особом хранилище полиции Берлингтона. Возможно, они будут лежать там вечно.
Но Декер по-прежнему видел над кроватью ее босую ступню. Он пересек комнату, посмотрел вниз и увидел на полу неоново-синюю Кэсси. Единственной точкой другого цвета была пулевая рана во лбу. Даже в измененном разуме Декера она осталась такой, какой была: черной и вздувшейся.
Он повернулся и вышел, потому что силы убывали, а ему еще предстояли другие комнаты.
Декер открыл дверь ванной и посмотрел на унитаз, где сидела его мертвая девочка, привязанная пояском от халата.
Леопольд этого не объяснил. Он просто сделал. Не зная зачем. Так решил, сказал он. Человек, личность которого не смогли установить. Человек, который хотел признать себя виновным и умереть.
Декер взглянул туда, где сидел когда-то, скрестив ноги, с пистолетом сначала во рту, потом у виска. Перед мертвой дочерью. Тогда ему хотелось — так он потом думал — встретиться с ней в смерти. Но он не нажал на спуск. Приехали копы, узнали его и уговорили отдать им пистолет. Удивительно, как они его не застрелили. Возможно, так было бы лучше.
