Александра Маринина - Казнь без злого умысла
– …неправильно, – с улыбкой закончила Настя. – Ты сам меня этому учил.
– Вот и видно, что хорошо выучил, – проворчал Коротков. – Так выучил, что ты вообще не пьешь. Ничего и ни с кем.
* * *– Ну, помянем Димку, светлая ему память. – Константин Кириллович поднял стопку, до краев наполненную водкой.
– Хоть и непутевый он был, но все-таки столько лет мы дружили, – добавил Ворожец.
Полковник Баев промолчал. Выпили не чокаясь. Димка Голиков умер два года назад, но проводить его в последний путь смог только Петр Ворожец. И Игорю Валерьевичу Баеву это до сих пор не давало покоя.
– Все-таки плохо, что ты нас на похороны не вызвал, – сказал он укоризненно. – Неправильно это. Мы же все вместе были.
Петр Сергеевич скупо улыбнулся.
– Ну ты сам подумай, Игореха, ты уехал в Москву, тебя в какую-то рабочую группу в министерстве включили, какую-то очередную концепцию вы там разрабатывали, Костик с Верочкой в отпуске за границей, а я здесь. Понятно же, что я сам все сделал, все организовал. Димку похоронил как положено. Вы вернулись – я вас собрал и все рассказал. На сорок дней мы уже вместе на кладбище ездили.
– Ты всегда все делаешь сам. – То ли Ворожцу почудилось, то ли в голосе полковника и в самом деле прозвучало неодобрение.
Ничего, все нормально. Игорь стремится держать все под контролем, никому не доверяет. Даже своим старым друзьям. Петр Сергеевич хорошо помнил, каким недоверчивым всегда был Игореха. «Меня батя учит, что никому верить нельзя, потому что все врут, – говорил Игорь. – А он точно знает, он в милиции работает». Был недоверчивым – таким и остался, хочет сам все знать и своими глазами видеть, своими руками пощупать. А что тут знать-то? Когда Димку в начале восьмидесятых посадили за изнасилование и убийство и дали пятнадцать лет, Костик учился в своем индустриальном институте в Перове, Игорь закончил Омскую школу милиции и работал в какой-то глухомани в Новосибирской области, а сам Петр усиленно заколачивал бабло в теневом бизнесе в Воронеже. Никого из них не было в Вербицке, когда Димку посадили. И за пятнадцать лет, которые Голиков отсидел от звонка до звонка, оставшиеся в свободной жизни друзья привыкли, что Димки с ними нет. Конечно, встретились, когда он освободился, но сразу заметили: Голиков уже не тот, что прежде. И проведенные в следственном изоляторе годы (а Димку оставили отбывать наказание именно там – должен же кто-то мыть полы и развозить по камерам баланду) были ни при чем. У парня нелады с головой.
Нелады действительно были серьезные, и Диму Голикова через месяц-другой после освобождения определили в областную психбольницу, в которой он провел довольно много времени, после чего был переведен в психоневрологический интернат, где и жил до самой смерти. Костик, как обычно, радовался, что похоронили без него, не любит он скорбные мероприятия, а вот Игореха до сих пор расстраивается. Надо же, как жизнь интересно устроена! Улыбчивый, веселый, доброжелательный Костик Смелков на деле оказался железным и бесчувственным, а суровый немногословный, порой жестокий Игорь Баев на шестом десятке лет вдруг начал проявлять сентиментальность. Меняются люди, меняются…
– Что в области? – спросил Ворожец мэра. – Есть подвижки?
В принципе Баев ему уже все рассказал в тот день, когда приезжал просить помочь с командированными из Москвы, но нужно задать вопрос, чтобы Костик не думал, что за его спиной друзья обмениваются информацией.
Константин Кириллович подробно рассказал о результатах последней поездки, о разговоре с Зоей Григорьевной Деревянко, порадовался, что перенос фермы окажется, скорее всего, нереальным, поделился задумкой в отношении руководства департамента транспорта и дорожного строительства.
– У первого зама зять ручонки протянул к звероферме, – говорил Смелков, – там же железнодорожные пути почти вплотную к ферме подходят, это шикарное место для строительства складов, откуда потом будут развозить товары по всем прилегающим областям, особенно когда трассу построят. Первый зам как раз курирует разработку проекта, от его слова многое зависит. А мы его к ногтю!
Петра Сергеевича всегда поражала эта особенность Кости: говорить о давно известных вещах так, словно это новость сегодняшнего дня. Или он забывает, что имеет дело с людьми, давно находящимися «внутри» ситуации? Можно подумать, что он, Петр Ворожец, не знает, за кем замужем дочь первого заместителя областного министра транспорта и какие интересы могут быть у этого бизнесмена. Впрочем, кажется, это называется «вытеснением». Костику проще не помнить или не знать. Чтобы не думать. Костик любит руководить, а вот помнить и думать – не особенно.
– Замутил замутку, значит, – усмехнулся Ворожец. – И когда ожидается результат?
Улыбка Смелкова была полна оптимизма.
– На днях, я думаю. А знаете, что мне Гена Лаевич предложил? – оживленно продолжил мэр. – Телерепортаж о моем посещении зверофермы. Так что в ближайшие дни придется начать подготовку, чтобы перед камерами не лохануться. Генка считает, что я должен расхаживать по этой ферме, как хозяин, и все знать: где что находится и как называется. А там названия – язык сломаешь, Генка, гаденыш, все вызубрил и от меня того же ждет. Будто у меня других забот нет. Но он говорит, что результат будет мощный. А Генка никогда не ошибается.
Разговор принял веселый оборот, Баев, обычно хмурый, даже рассмеялся, они вдвоем с Ворожцом начали подкалывать и поддевать мэра, который вначале вроде бы бодро отшучивался, потом внезапно посерьезнел и даже побледнел. То ли вспомнил, по какому поводу они собрались в доме у Ворожца, то ли…
– Наливай, Петька, – скомандовал Баев. – Хлопнем по второй за помин души. Что в ваших кругах про убийство Милановской говорят?
Ворожец пожал плечами, разлил водку по стопкам.
– Ничего не говорят. Кому она нужна, эта Милановская? Ее и знают-то только те, кто был у них в программе, да и то не все. Ее же не видно и не слышно, у нее фенечка была – собрать компру на гостя, так она и собирала всякую грязь по друзьям и членам семьи. Не у самого же гостя программы спрашивать. Так что если ее кто и знал, то не сами персоны, а их близкие.
– Ну да, ну да, – задумчиво покивал Баев. – Ладно, вздрогнули. Пусть Димке земля будет пухом. Ему сегодня пятьдесят три исполнилось бы.
Выпили, закусили. И снова полковник Баев вернулся к интересовавшей его теме.
– Мужики, не слыхали, может, кто-то из заметных людей заковырял на Милановскую за неудобные вопросы на программе?
– Да брось, – махнул рукой мэр, – кто ее знал-то? Это мы с тобой знаем, что неудобные вопросы исходили от нее, а для всех людей на первом месте ведущие. Если б и заковыряли, то именно на них. А они оба живы-здоровы.
Ворожец искоса посмотрел на Константина Кирилловича. Ах, Костя, Костя…
– Ты не понимаешь, Костик. Убийство должно быть раскрыто. Потому что от экологов слишком много шума, и Игорехе надо показать, что УВД не лаптем щи хлебает. Им нужно хоть что-то раскрыть. Потому что завтра – вот увидишь! – найдется ушлый журналюга, который напишет, что Милановская собирала материал к программе с участием какого-нибудь эколога, который должен был рассказывать… Ну, и далее по тексту. Сам все понимаешь, не маленький. Это еще огромная удача, что про труп ветеринара со зверофермы никто не вспоминает. Пока. Но ведь завтра могут вспомнить, привязать к убитым экологам, и тогда Игорехе вообще жизни не дадут.
В глазах Баева, когда он посмотрел на Петра Сергеевича, ясно читалась благодарность. У Костика всегда все просто. Всю жизнь так было. Не хочет он проблем, не любит. Вот и помогают ему верные друзья, как могут. Когда делом, когда советом, когда деньгами. Но чаще всего, вот как сейчас, приходится объяснять мэру весьма простые вещи, которые им обоим очевидны, но с которыми он не хочет считаться. Думать о них не хочет.
Константин Кириллович побледнел еще больше, кисти рук судорожно вцепились в подлокотники полукресла, на котором он сидел за столом. «А ты думал! – промелькнула в голове у Ворожца недобрая мысль. – Вот каково оно – городом руководить и нести ответственность за свои назначения. Поставил Игореху на должность – теперь хлебай за все его промахи. Само собой, удобно, когда начальник УВД – твой человек. Но если что не так, пальцем в первую очередь на тебя укажут, потому что привел его ты».
– Расслабься, Костя, – глухо проговорил полковник. – Раскроем мы это убийство, буквально пара дней еще – и раскроем. Письма у нее нашли, ее кто-то шантажировал, требовал, чтобы она программу с Новаком повернула так, будто ты лично заинтересован в «южном» варианте. Ну, и вся твоя команда, соответственно. Так что готовься, хочешь – не хочешь, а придется пожертвовать кем-то из твоих. Или сам назови, или я найду, но тогда уж не обижайся.
«Тогда уж не обижайся…» Почти четыре года прошло с того момента, когда Петр Ворожец услышал эти слова от своего старого друга. Обидно было, что и говорить. А теперь вот и Костику пришлось их услышать. Ну что ж, уже не так обидно. Чего уж теперь. Игореху не переделаешь.
