Леонид Пузин - ВАШЕ ВЕЛИЧЕСТВО ГОСПОЖА РАБЫНЯ
— Андрей Игоревич, наверно, Аллу Анатольевну пора в постель? Как?
— Рано, Геннадий Ильич. Она минут через пять очнётся. А сегодня ей не помешает напиться как следует. Она ведь действительно очень любила Игоря. По-своему… но ведь каждый — по-своему… главное — что любила… и эти три дня похорон… внешне: хлопоты, суета — а внутри? Дикое напряжение! Разрядка ей просто необходима. А чтобы напиться по-настоящему — я в этом смысле Аллочку хорошо знаю — ей до этого требуется раза два или три вырубиться… как бы это?.. да! Начерно! Вот когда она ещё один раз отключится, тогда — пожалуй. Тогда — в постельку. А пока, Геннадий Ильич, назвались груздём — терпите! Недолго — в общем-то. Аллочка, думаю, скоро дозреет.
Где-то приблизительно через полчаса Алла Анатольевна в самом деле "дозрела". Правда, до этого она, очнувшись, удивительно красивым, нисколько не пьяным голосом, попросив Яновского аккомпанировать ей на гитаре, спела почти целиком одну из самых пронзительных песен Высоцкого: "Что же делать, мужчины ушли, побросали посевы до срока…" Но всё-таки до конца не справилась и на словах: "… только б не пустота похоронных, не предчувствие их", - враз, будто бы заколдованная, одеревенела телом и остекленела глазами. Яновский, заметив это, отложил гитару, подошёл к женщине и, позвав горничную, обратился к майору:
— Вот теперь, Геннадий Ильич, пора. Теперь Аллочка беспробудно проспит десять, а то и двенадцать часов. Вы пока посидите здесь, а я с ней — наверх. Нет. Помогать не надо. Не настолько она тяжёлая. Справлюсь сам.
Отсутствовал Яновский недолго — меньше десяти минут, но этого времени Геннадию Ильичу вполне хватило, чтобы вновь пересмотреть "картинку". Лишь только Андрей Игоревич, обременённый приятной ношей, скрылся в дверях, майор, как бы резюмируя сегодняшнее с ним знакомство, попробовал представить труп Бутова на лесной поляне исходя уже не из компьютерного досье, а негодяем, застрелившим Игоря Олеговича, вообразив Яновского во плоти — такого, каким он сегодня предстал перед Геннадием Ильичом. И всё! "Картинка" поплыла! Вернее: трава, тропинка, ёлочка, напитанные светом кроны, небо — всё это оставалось, а вот тело Игоря Олеговича исчезло. Не сместилось в сторону, как в случае с наёмным убийцей, нет, исчезло вообще. И что же? А то! Андрей Игоревич, каким его сегодня увидел майор, друга убить не мог. Категорически? Или — по ситуации?
По счастью, в эти психологические дебри Брызгалову залезать не требовалось: его дело — искать убийцу, а не сочинять для Страшного Суда характеристику на Яновского. Мог — не мог, убил — не убил… что же?.. Андрей Игоревич вне подозрений?.. или… "картинка" врёт?.. или… вот именно! И скорей всего! За три, четыре часа знакомства Андрей Игоревич до безобразия обаял его! До полной потери сыщицкого чутья! Ох, до чего же не кстати! Питать к подозреваемому симпатию или антипатию — впору отказываться от дела!
"Да, Геннадий Ильич, твоё расследование, похоже, повисло на волоске, — с укоризной обратился к себе майор, — если немедленно не справишься с возникшими предубеждениями, можешь подавать рапорт полковнику — толку от тебя всё равно не будет!"
Заданная самому себе небольшая взбучка, Брызгалову, кажется, помогла: во всяком случае, к моменту возвращения Андрея Игоревича он уже знал, что, всё абстрактное отложив "на потом", начнёт с конкретного — со ссоры Яновского с другом. И посему, когда после недолгого отсутствия Андрей Игоревич вновь уселся за стол, майор, немножечко поговорив с ним об Алле Анатольевне, неожиданно вернулся к недавней, затеявшейся на террасе клуба, беседе. Причём, достаточно ловко: так, будто та беседа у них не прерывалась.
— Андрей Игоревич, если вы не передумали… ваша ссора с Бутовым… вы, кажется, хотели о ней рассказать подробнее? Без утайки? Помнится, даже грозились "исповедью"?
Яновский поставил на стол бокал, из которого, смакуя, мелкими редкими глотками пил превосходный молдавский "рислинг", и внимательно посмотрел на майора.
— Геннадий Ильич, однако… По вашему, значит, настало время?.. Думаете, "дозрел" Яновский?.. Да нет… Вздор… Вы не настолько прямолинейны… Тут, пожалуй… ну да! Конечно! Хотите, Геннадий Ильич, я сейчас в общих чертах восстановлю ход ваших рассуждений? В то время, пока меня здесь не было? Пока я относил Аллочку наверх?
— Сделайте одолжение. Весьма любопытно…
— Что же, Геннадий Ильич — "получайте"… да, если малость "уем" — не обижайтесь. Потому как на полном серьёзе — согласитесь, было бы несколько глуповато. Итак: Яновский — каковым я его узнал сегодня, при личной встрече, а не по досье прокурора… Мог ли он застрелить своего друга? Причём — хладнокровно, заранее всё спланировав? Нет! Такой обаятельный… умный… внешность, однако, обманчива… снаружи: ум, обаяние, добродушие — а внутри? Там ведь может быть такое? Да и ссора… Яновский — по документам — явно подставил Бутова… нагрел, похоже, по крупному… но почему в таком случае Бутов не "заказал" его?.. из благодарности?.. чёрт его знает! Вообще — история тёмная… А тут ещё Алла Анатольевна — очаровательная садистка! Их давний — якобы прекратившийся — роман… Нет, Яновский, как ни крути, тот ещё типчик… "разъяснить" его ох как необходимо! Однако — умён, подлец! Такого не вдруг расколешь. Такого надо "с подходцем". И для начала… с чего бы это его так тянет на откровенность? "Исповедаться", видите ли, не терпится! Или надеется мне "залепить горбатого"? Лапши навешать? Дудки! Меня на кривой козе не объедешь! Пусть врёт. А я послушаю… сейчас — самое время… уже порядком подвыпил… начнёт врать — да и заврётся! И тут я его — голубчика — цап-царап!
Рассуждая от лица Брызгалова, Андрей Игоревич до того точно скопировал его голос, жесты, манеру речи, что по окончании сего сатирического этюда майор, не выдержав, рассмеялся.
— Бога побойтесь, Андрей Игоревич! Зарывать в землю такой талант! Вам не с компьютерами — вам надо идти на эстраду! Как это вы сказали, — и тут я его, голубчика, цап-царап? — ха-ха-ха! Уморили, слов нет, уморили! Жаль, Алла Анатольевна не слышала вашей блестящей импровизации! Кстати… а почему вы её обозвали садисткой?
— Потому, Геннадий Ильич… А вы сами разве ещё не поняли, что она таковой является? Или — поняли, но стесняетесь называть вещи своими именами? Напрасно. Ничего обидного в этом определении для Аллочки нет. Понимаете ли, так распорядилась природа… Однако, Геннадий Ильич, давайте пока отложим разговор на данную тему. Вот когда будем говорить об Игоревых рабынях — тогда и об Алле Анатольевне. Оно ведь — переплетено. Только, пожалуйста, не навообразите чего-нибудь кошмарного — например, не представьте себе Аллочку в роли надсмотрщицы в концлагере! Нет! Ничего подобного! "Нормальная" умеренная садистка. Вполне контролирующая свои желания и поступки. Жестокая — не более, чем основная масса женщин. Не говоря уже о мужчинах. Но, Геннадий Ильич, давайте об этом после. А то вы со мной — прямо как кошка с мышкой. Только соберусь рассказать вам о моей ссоре с Игорем, а вы — круть-верть! — и я вам уже говорю об Алле Анатольевне. Порфирий Петрович — как же! Нашёл сравнение! Да вы ему сто очков дадите!
— Ну уж, Андрей Игоревич, не прибедняйтесь! Хороша "мышка"! Которой ничего не стоит довести "кошку" до колик в животе! Так спародировать! Талант, Андрей Игоревич, несомненный талант!
— Талант, говорите… у меня их, Геннадий Ильич, этих самых ни на что не годных талантов — вагон… а вот нужных, увы, очень не достаёт… понимаете — с Игорем… хотел, как лучше — и взялся не за своё дело. Я ведь всё время чувствовал, что Игорь мне платит явно не по работе… по работе — надо было бы раз в пять меньше… не потому, что бездельничал… однако, бизнес — здесь нужен свой специфический талант… особенно — в период "первоначального накопления"… когда всё решают не расчет и логика, а чутьё и хватка. Короче — свалял дурака. Причём — по крупному. Понадеялся на свой ум, сочинил блестящую комбинацию — и ведь мой план мог бы сработать, но… совсем не учёл армию чиновников! Которая раньше кормилась напрямую от государства, а теперь — в основном от бизнеса. И то, что я сэкономил на уплате налогов — причём, заметьте, совершенно законно! — Игорю пришлось возвратить чуть ли не в десятерном размере в виде взяток. Так вот, Геннадий Ильич…
Однако в этот момент в дверях появилась Танечка и перебила фразу Яновского.
— Андрей Игоревич, простите, пожалуйста, но Геннадия Ильича спрашивают к телефону.
Немножечко удивлённый майор, — Костенко или полковник? Что ещё там случилось, чтобы срочно звонить в Дубки? — вслед за показавшей дорогу девушкой прошёл к аппарату.
— 7 —
— Алло, Геннадий Ильич?
— Да, у телефона.
— Геннадий Ильич, это Пушкарёв. У нас тут в клубе несчастье с Лисовским. Минут десять назад. Скорая уже приехала, но, кажется, поздно. Его, правда, отвезли в реанимацию, но, по-моему… да, вы, вероятно, не знаете: у него дикая гипертония. Или стенокардия — я почему-то всё время путаю. Ну, в общем — сердце. А сейчас — прямо за столом. И пил он сегодня мало. Вдруг побледнел — я сам не видел, но соседи, которые рядом, они сказали — достал таблетку (у него таблетки всегда с собой), положил в рот, а проглотил или нет — говорят по-разному, захрипел и упал со стула. Ну, суета, конечно, скорая — а в Дубках быстро, минут через пять приехали. Я поначалу-то не заметил, а тут вдруг смотрю: вас на поминках нет — я к швейцару, а он сказал, что вы с Аллой Анатольевной и с Яновским ушли больше часа назад — вот и звоню сюда…
