Оксана Обухова - Мисс Марпл из коммуналки
…Независимо вскинув голову в коммунистическом алом берете, скрестив руки на животе – объемная хозяйственная сумка болтается на локте, – ходила Надежда Прохоровна вдоль стеллажей и вешалок с одеждой.
Обвыкала.
В магазине тихо играла музыка. Покупателей в поздний воскресный вечер почти не было; девчонки-продавщицы сгрудились возле кассы и на посетительницу в коричневом пальто почти не обращали внимания.
И слава богу!
Надежда Прохоровна трогала мягкие шелковистые брючки, пришпиленные к вешалке…
– Вам помочь? – раздался голос за спиной.
Надежда Прохоровна оглянулась (немного даже боевито), позади стояла худенькая рыжеволосая девушка в форменном костюме. Никакого ехидства в вопросе не звучало, глаза смотрели приветливо и чуть-чуть пытливо.
– Да… вроде бы, не знаю, – растеряла боевитость баба Надя.
– Вы для себя выбираете или в подарок?
– Себе, – буркнула она.
– А какой стиль вы предпочитаете? Спортивный, домашний, свободный, уютный?
По правде сказать, Надежда Прохоровна предпочитала стиль Софьи Тихоновны.
Как-то даже достала из шифоньера отрез синей шерстяной материи и попросила Софу сшить платье, как у нее: с кружавчиками, манжетами, пояском. (Эти славные кружавчики Софа лихо вывязывала тонюсеньким крючком, дожидаясь читателей в своей библиотеке.)
Подружка сшила. Надежда примерила.
И поняла, что для создания ожидаемого эффекта к этому платью нужна непосредственно сама Софья Тихоновна.
С таким носом, бровями и лицом, сурово-каменным, Надежда Прохоровна выглядела как принаряженный тюремный надзиратель или, в лучшем случае, завуч школы для трудновоспитуемых подростков. Нос, брови и камни в глазах категорически не соглашались соответствовать легковесным затейливым воланам у горла и на запястьях.
А Софа при всех этих затейливостях выглядела элегантно. Чего уж тут душой кривить, тут нужен стиль, привычка. Манеры, в конце концов. Сняла Надежда Прохоровна то платье, прибрала в шкаф и повесила записку – «смертное». Для гроба – подойдет, для жизни – нет. Чужое. Не с ее плеча.
– Я завтра на поезде еду, – робея, объяснила баба Надя продавщице.
– Вам нужен дорожный костюм?!
– Да, да, дорожный! – обрадовалась четкому оформлению желания покупательница. – Дорожный, удобный, не маркий.
– А на какую сумму вы рассчитываете?
И снова в вопросе не прозвучало ехидства, а только доброжелательность и стремление помочь. «И что я раньше думала, что тут одни кривляки да пустомели работают? – сама себя укорила баба Надя. – Вон какая девочка приветливая…»
Но по большому счету понимала – с желанием тратить деньги в магазинах надо родиться. А Надю Губкину даже в молодые годы с трудом в магазины затаскивали. Тряпичниц – презирала!
А уж продавщиц – так на дух не выносила!
Ходют по залу, нос дерут… Как будто эти платья они изготовили, все пальцы об иголки искололи!
Кривляки, белоручки, спекулянтки через одну!
Надежда Прохоровна поплотнее скрестила руки на груди, сделала жест ее приподнимающий и гордо сказала:
– А на какую надо, на такую и рассчитывай.
Девчушка изогнула рыжую бровь, наморщила нос и мотнула головой в сторону:
– Тогда пойдемте вон туда. Здесь нет вашего размера.
Как все, однако, изменилось! Надежду Прохоровну как важную персону отконвоировали к выставке одежды. Ей помогали выбирать, советовали – даже еще одна девчонка на помощь прибежала! – подхватывали протянутую через шторку одежду и сами развешивали ее обратно на вешалки… Носами не крутили.
Хорошие девочки. И кофе выпить предложили.
Устала баба Надя. От сверкания зеркал, от разноцветного вороха невесомых уютных тряпочек.
Как раньше не любила она этих примерочных! Теснота, духотища, к потной спине новое платье прилипает и никак сползать не хочет. Размер бы другой попросить, да за шторкой очередь галдит!..
Потом, правда, были рынки. Там и воздух свежий, и хозяйки добра курскими соловьями заливаются: «Как вам эта кофточка подходит, а жакет так прямо впору! В цвет и в масть!»
И не всегда придешь домой, примеришь, глянешь – плакать охота. Порой – везло. Даже после стирки наряд не расползался…
Да и воздух свежий. И народ обычный.
А нынче – красота! Подобрали ей девочки чудный костюм шоколадного цвета с золотистым кантом. Ноги в нем совершенно не казались короткими – не то что в том лыжном фиолетового цвета с оттянутой попой! – мягко и ласково он облегал фигуру, прятал под навесом курточки располневший живот.
Красота, весело подумала баба Надя, раздухарилась и сказала:
– А подберите-ка мне, девчонки, еще и куртку! И ботинки.
– Кроссовки?
– Ну там кроссовки или еще чего, главное, чтобы не жали и в гололед не скользили. Осень скоро.
Вдобавок к легчайшей, но теплой бордовой куртке девочки выбрали для разомлевшей покупательницы еще и трикотажную черную кепку, удобно усевшуюся на голове.
Увидела себя баба Надя в зеркале в обновках и обомлела – лет десять скинула! – порадовалась за себя, похвалила за отвагу и трудолюбие в примерочной и вспомнила о Софе:
– Вы вот что, девочки… Подружка у меня есть. Хочу и ей подарок сделать. Подберете?
Она росточком чуть пониже вас будет, худенькая тоже.
Рыжеволосую продавщицу даже не надо было просить костюм примерить. Все выполнила без подсказки, показалась в плюшевом костюмчике сиреневого цвета – под Софины русые волосы в самый раз будет! – и даже оформила какой-то «дисконт» по своей карточке.
– Заходите к нам еще!
– Обязательно. Теперь – обязательно. Как оказалось легко делать нынче покупки!
И чего раньше нос от магазинов воротила? Думала: и старого не сношу, да? Барахла накопила, одной моли в радость…
Нет, Надежда Прохоровна, жить надо, пока живется!
Себя радовать да близких не забывать! Хоть испеченным пирожком, хоть пустяковиной какой, но – радовать!
Вот только как Софе подарок сделать?..
Она – деликатная. Может в кошелек за денежкой полезть… А много ли там денежек…
«Скажу – в универмаге выбросили». (Какая разница, что слово «выбросили» в том самом, застойном смысле давно ушло из употребления, раз для советского человека – а мы все навсегда насквозь советские! – осталось в неизменности. Выбросили – значит, удачная покупка.) Поймет, авось, – уценка. Обрадуется.
А ценник оторвать…
Уже поднимаясь по лестнице к квартире, Надежда Прохоровна вспомнила еще одно нужное слово – «конфискат». «Скажу, выбросили конфискат. За сущие копейки!»
А то знаем мы этих, деликатных… Нравится не нравится – отказаться может, закапризничать…
Но хорошо помнила баба Надя, как смотрела Софа на уютный внучкин костюм с расшитым звездочками мишкой. С затаенной грустью смотрела…
Как будто мы сами еще таковых поносить не сможем!
Еще как сможем!
Придя домой, Надежда Прохоровна тихонько, прямо не снимая ботинок, прошмыгнула в свою комнату и забросила ворох нарядных пакетов за шкаф.
Потом в своей старой одежде вышла обратно в прихожую и начала неторопливо раздеваться.
Конспирация, так ее раз-эдак! Придется соблюдать.
Пока.
В мечтах Надежда Прохоровна уже видела себя сплошь новую в купе мягкого вагона, где вторую полку занимает усатый генерал в отставке. Или полковник. И можно даже без усов.
Что делает обнова с женщиной!
«Мечты, мечты, где ваша сладость? Мечты ушли, осталась…»
Не мышонок, не лягушка, а неведома зверушка…
Сосед по купе бабы Нади усатого генерала напоминал очень мало. Единственное, что он, едва войдя в купе, напомнил бабе Наде, так это строчку из сказки Александра Сергеевича Пушкина о царе Салтане – «Родила царица в ночь не то сына, не то дочь»… Только эта книжка – «Сказки А.С. Пушкина» – была у Надежды Прохоровны из детского репертуара, зато знала она ее наизусть. Почти каждый день маленькой Светланке и Алеше зачитывала…
«Это ж надо, – взглянув на попутчика, обреченно подумала бабушка Губкина. – А я еще с пирожками возилась… для генерала…»
Брать в дорогу традиционную курицу и угощать ею генерала-полковника, пачкая пальцы в жире, миссис Губкина благоразумно не решилась. С утра напекла пирожков (от них, даже остывших, дух ароматный идет), наварила яиц вкрутую, колбаски докторской припасла да сыру. Огурцов там всяких, помидоров.
Из дома вышла загодя. Переоделась в новое нарядное в вокзальном туалете, сумку со старой одеждой в камеру хранения сдала и, чувствуя себя совсем элегантной дамой – в новой поблескивающей куртке, современной кепке и костюме, как шоколадка без обертки, – села в купе ждать пусть не генерала, но хотя бы человека приличного.
В купе зашло… нечто… с железками в носу. Длинными нечесаными лохмами и массивными – серебряными аль из нержавейки? – перстнями на больших пальцах и мизинцах грамм по сто металла.
