Галия Мавлютова - Казнить нельзя помиловать
— Сказал, что он из управления МВД, показал мне документы на имя Гурова Игоря Алексеевича. Намекнул, что приходится родственником знаменитому Гурову. Удостоверение настоящее, поверьте, я в этом разбираюсь. Он даже свой рабочий телефон оставил. О чем спрашивал? Задал один вопрос — звонил ли мой дядя перед приходом преступников?
— И что вы ответили?
— Я ничего не сказала. Хотела сама прийти в ваш отдел, написать заявление. Так и сказала этому Гурову.
Мария Александровна положила мою справку рядом с собой и придавила ее локтем. Очевидно, таким образом она осуществляла свою безопасность. А может быть, ей легче было свыкнуться с мыслью, что перед ней сидит сотрудник милиции, а его документ при ней. Бог ее знает, о чем она думала…
— А ваш дядя вам звонил? Ну, перед приходом преступников?
Я представил себе жизнь собирателей старины. Сидят себе и перезваниваются, кто приходил, когда придет, что принесет… Ужас, а не жизнь!
И вообще в квартире настоящего коллекционера я присутствовал первый раз в жизни. Все пыльное, будто долго валялось где-то на складе в антикварном магазине. Я присел на первый попавшийся диванчик из плюша и вспомнил дурацкую песенку из моего детства: «Ксюша-Ксюша-Ксюша, юбочка из плюша!»
И еще я вспомнил Плюшкина, до сих пор я никак не мог представить, что Плюшкиным может быть обычная женщина, вроде Марии Александровны с древней фамилией Лузьен.
— Звонил, а как же? Разумеется, звонил. — Мария Александровна даже обиделась на мой вопрос. — К нему должна была прийти девушка. Она представилась ему по телефону страховым агентом. Дядя хотел застраховать новую коллекцию нецке. Коллекция, разумеется, старинная, он недавно приобрел ее у московского коллекционера. Она назначила встречу, и вот… — Мария Александровна умолкла.
— А фамилию она называла? — нетерпеливо набросился я на собирательницу старинных вещей.
— Молодой человек! — Лузьен повысила голос. — Я старая, но из ума еще не выжила. Неужели вы думаете, что девушка назвала свою настоящую фамилию?
— Не думаю, не думаю, — пробормотал я, пристыженный и вконец уничтоженный опытной коллекционеркой.
— Тогда что же вы спрашиваете? А тот молодой человек, что приходил ко мне, выглядел так, как выглядят многие молодые люди вашего поколения.
— А как выглядят люди нашего поколения? — живо заинтересовался я и положил руки на стол, опершись на них подбородком.
Я уже пересел с пыльного плюшевого диванчика поближе к Лузьенихе.
— Молодые люди вашего поколения держатся достаточно нагло и цинично. В разговоре перескакивают с предмета на предмет, нетерпеливы, раздражительны и чересчур практичны. — Мария Александровна нервно сняла очки и положила их на мою справку.
— А приметы у них тоже идентичны? — употребив шикарное слово — «идентичность», я решил сбить спесь с Лузьенихи.
— Высок ростом, метр семьдесят восемь примерно, белес, коротко острижен. На руках маникюр.
— Что? На руках? На ногтях? — воскликнул я, вконец уничтоженный наблюдательностью Марии Александровны.
— Маникюр. — Мария Александровна качнула головой в знак подтверждения, что наше поколение выбирает не только пепси. — Я даже лак заметила, разумеется, бесцветный.
— А он не сказал, что еще придет? Может быть, обещал позвонить?
Я совершенно был сбит с толку. Осталась одна бестолочь. Это моя мама так говорит, когда проводит со мной час воспитательной беседы.
— Нет, ничего такого он мне не обещал. Денис Александрович, по-моему, я ответила на все ваши вопросы.
Я знаю, что ничего не понимаю в жизни, ничего не понимаю в оперативной работе и вообще я эгоист и трус. Но я точно знал, что Марии Александровне срочно требуется охрана, ей угрожает опасность, причем реальная опасность. И, кто его знает, может быть, стоит этот белесый хмырь с маникюром и бесцветным лаком на ногтях прямо за дверью.
На секунду представив, что мне нужно сейчас выходить на лестничную площадку, я почувствовал сердцебиение, правда, не понял, в какой стороне, правой или левой.
Мария Александровна отложила очки в сторону, двинув мне навстречу справку: дескать, разговор окончен. Я тупо смотрел на нее, не зная, что предпринять.
Позвонить Стрельникову? Вызвать Ковалева? Ни то, ни другое не годилось для суровой женщины с математическим складом ума.
Она все разглядела и все просчитала и сейчас ждет не дождется, когда моя милость соизволит исчезнуть из обозримого пространства квартиры, до отказа забитой пыльным антиквариатом.
Я не стал звонить Стрельникову и, разумеется, не стал вызывать Ковалева.
Мария Александровна — женщина разумная, способна мыслить логически, что так не характерно для особы женского пола, подумал я, глядя, как Лузьениха разглаживает складки на пыльной скатерти. Поэтому я решил ограничиться инструктивными наставлениями. Как-то я услышал про эти самые инструктивные наставления от Ковалева. Он размахивал руками, как ветряная мельница, и базлал сиплым голосом что-то насчет грамотного инструктажа. Оперативники, слегка припухшие от наставлений, слушали его, раскрыв рты. Наверное, обалдели от ковалевских прибамбасов.
— Мария Александровна, — я приступил к инструктивным наставлениям, — из дома не выходите, дверь никому не открывайте. Ждите звонка. Я сам позвоню.
— Молодой человек! — обиделась Лузьениха. — Я же сказала вам, что я из ума еще не выжила. Почему вы решили, что я буду открывать дверь кому попало?
То, что она мне открыла-таки дверь, наверное, не считается, внутренне хихикнул я.
— Вам я открыла лишь потому, что удостоверилась, что вы не причините мне зла.
Откуда она могла знать, причиню я ей зло или нет?
— Идите уже, я устала. — Мария Александровна прошла в полутемный коридор, очевидно, желая побыстрее очистить помещение от посторонних лиц. Намек я понял и шмелем проскочил к выходу.
— Я еще приду! — гордо сообщил я и помчался по лестнице, перепрыгивая аж через четыре ступеньки.
* * *В отделе я нашел одного Сергея Петровича. Он сидел за столом, сгорбившись над ежедневным отчетом. Такой отчет требует штаб ГУВД для сравнительного анализа оперативной обстановки. Я не знаю, что и с чем сравнивают в штабе, только Стрельников всегда исходит желчью, когда составляет ежедневный отчет. По должности он обязан вписывать в отчет раскрытые преступления, а в отделе за это время никто и ничего не раскрыл. Только рты и шкафчики для посуды…
А разбойные нападения остаются глухими и портят оперативные таблицы и отчеты.
Опера сутками пашут, проверяют злачные места, таскают в отдел ранее судимых и торговцев с рынка, но результатов никаких, сплошной ноль. Вот Стрельников и исходит желчью, но виду не показывает. Он ждет, когда рациональное использование оперативного состава выдаст на-гора ценную руду раскрытых преступлений. Он мобилизовал все резервы, вызвал на помощь подсобные силы, состоящие из отрядов СОБРа и ОМОНа, отменил отпуска, отозвал на работу всех больных, предложив им вместо лекарств тренировочные занятия в виде рейдов и проверок адресов.
— Сергей Петрович, срочно нужна засада! — выпалил я вместо приветствия.
— Где? Кому? Племяннице потерпевшего? Твоя опекунша оказалась права? — вскинулся Сергей Петрович.
Стрельников не скрывал посрамленного вида. Уличила его все-таки подполковник Юмашева! Это она выискала в глухих уголовных делах неучтенную родственницу, всеми забытую впопыхах. Ее не опросили, а потом и вовсе выкинули из оперативной памяти. Вот Стрельников и забеспокоился, вдруг Юмашева напомнит ему когда-нибудь об оплошности на очередном служебном совещании.
— Мария Александровна Лузьен. Племянница убитого антиквара. Живет одна, тоже известный коллекционер. У них это фамильное. — От волнения я говорил отрывисто. — Дядя ей звонил. Предупреждал, что должна прийти девушка из страхового общества. Потом приходил молодой человек, Гуров Игорь. То ли Александрович, то ли Алексеевич. Я забыл.
— Постой-постой. — Стрельников вышел из-за стола и, подойдя ко мне, дернул за воротник пальто. — Остановись! Выдохни! Кто к кому приходил? Кто кому звонил? Когда?
— Потерпевший звонил Лузьенихе, это раз. После его смерти к Марье приходил Гуров, сказал, что из управления МВД, показывал какой-то документ, вроде как настоящий. Спрашивал, звонил ли ей родственник накануне. Марья рассмотрела удостоверение, оно выглядело, как настоящее. Он даже ей телефон оставил. Это два! — выпалил я и пробежался по кабинету.
Вообще, мне хотелось подпрыгнуть до потолка. Я ощутил запах зверя, совсем, как на охоте, еще немного, и зверь высунет свой нос. Можно стрелять, раз, два, три — пли! Зверь убит наповал!
— Где телефон? Телефон Гурова? — Стрельников протянул руку, но рука неловко повисла в воздухе.
