Светлана Алешина - Любопытство не порок
— Ольга Юрьевна! — воскликнула она с преувеличенной приветливостью: мое отношение к ней стало еще хуже. Уж что-что, а я точно знала по своей несчастной журналистской жизни, что когда я хожу по квартире в халате, то для меня любой гость всегда не вовремя и некстати.
— Добрый вечер, Жанна Петровна, извините за неожиданный визит… — с запоздалой церемонностью начала я, словно это и не я только что устроила перезвон в ее доме.
— Что вы, что вы, заходите, пожалуйста, — заулыбалась Жанна, как и Нина, с любопытством поглядывая на Виктора. Это тоже, кстати, не могло улучшить моего к ней отношения.
Мы прошли в небольшой по размеру, но уютный холл с камином и кожаными диванами.
В центре холла стоял невысокий журнальный столик на витых деревянных ножках. На нем одиноко покоилась стеклянная пепельница.
Меня удивило, что здесь на стенах не было никаких картин, однако недостаток цветовых пятен на фоне белых крашеных стен восполняли целые охапки и связки искусственных растений, расставленных и развешанных где только было возможно.
— Кофе, чай? — спросила Жанна Петровна, делая приглашающий жест в сторону дивана.
Я поблагодарила ее, отказалась и осторожно присела на краешек дивана. Виктор сел чуть поодаль и, равнодушно скользнув взглядом вокруг, повернулся лицом к лестнице, ведущей из холла на второй этаж.
— Чему обязана столь неожиданным визитом? — осторожно спросила Жанна Петровна, устраиваясь напротив меня.
Нас разделял журнальный столик. Я расстегнула сумочку и достала пачку сигарет «Русский стиль».
— Вы разрешите? — на всякий случай спросила я и, получив утвердительный ответ, с удовольствием закурила.
— Вы, наверное, по поводу пожара? — печально спросила меня Жанна и вздохнула:
— Ужас, кошмар, но жизнь продолжается, и будем стараться поправить все, что можно…
— Да, не повезло вам, — неопределенно сказала я, заметив, как удивленно дрогнули у нее брови.
Я положила ногу на ногу и сказала:
— У меня есть уже кое-какая интересная информация по пожару и не только по нему, но я приехала сюда, чтобы спросить вас о другом. О другом человеке. Не могли бы вы, Жанна Петровна, сказать мне, где найти Антона? Того самого Антона, с которым вы приезжали ко мне в редакцию? У меня есть к нему несколько вопросов.
— Антона? — повторила Жанна.
Было видно, что мой вопрос ее очень удивил.
— Господи, а зачем вам Антон? Что еще случилось? — Поза ее стала более напряженной, Жанна потянулась, стряхнула сигаретный пепел в пепельницу и замерла, ожидая ответа.
— Я не могу вам сейчас всего рассказать, — честно сказала я, — но он мне очень нужен, и я думаю, что вы мне поможете… А про пожар мы с вами поговорим чуть позже, — добавила я двусмысленную фразу — я думала, что часть ночи, проведенная в кабинете Жанны, и то, что я узнала про сгоревшую картину Хольмса, давало мне на это право.
Мои слова произвели на Жанну потрясающее впечатление, она приоткрыла рот, явно собираясь что-то сказать, но тут послышались быстрые шаги. Кто-то спускался с лестницы вниз и, когда я разглядела, кто это, мое лицо, наверное, стало таким же потрясенно-озадаченным, как и у Жанны.
В холл спустился Борис Иванович Диванов. В самом его присутствии здесь ничего удивительного не было, но одет-то он был так же, как и Жанна, — в халат и в тапочки. Только халат у него был бордового цвета.
— Вот те и сюрприз! — громко произнес он. — Не ожидал-с!
Борис Иванович, кряхтя и посапывая, опустился на диван рядом с Жанной.
— В чем вопрос? — спросил он у Жанны.
— Спрашивают про Антона, — тихо ответила она, и я заметила, как задрожала ее рука, держащая сигарету.
Ситуация становилась интересной. Я почувствовала это всеми фибрами души.
— Ба! — Воскликнул Борис Иванович. — А зачем вам этот шалопай? Натворил что-то, да?
Он поерзал и повернулся к Жанне.
— Что-то у меня сегодня правая почка заволновалась после обеда. Знаешь, такое ощущение, словно нерв какой-то защемило в поясничном отделе…
— Я так поняла, что они хотят с Антоном про пожар поговорить, — возбужденным голосом сказала ему Жанна и поежилась, словно внезапно ей стало холодно.
Борис Иванович быстро взглянул на меня и на Виктора. Виктор продолжал сидеть, невозмутимо глядя в окно, и именно эта его внешне демонстрируемая отстраненность, казалось, вселяла какую-то неуверенность в Жанну. Это же передалось и Борису Ивановичу.
Бросив на Виктора несколько многозначительных взглядов, Борис Иванович вплотную наклонился к Жанне и что-то прошептал ей на ухо.
— Не знаю! — резко ответила она.
Борис Иванович повернулся ко мне.
— У вас есть новая информация по поводу пожара, Ольга Юрьевна? — спросил он, буравя меня глазами.
— Есть кое-что, — честно ответила я и, видя их отношение к этому вопросу, решилась наобум напустить немного тумана. Все-таки я профессиональный журналист, иногда можно и показать зубы. — Есть, и не только про пожар, но и про картину из коллекции Гринцпуля тоже. Но сейчас меня интересует, где я могу найти Антона, и чем скорее я его найду, тем будет лучше.., я думаю, для всех.
— Гринцпуля, — протянул Борис Иванович, словно не слыша всего остального, что я сказала. Он прищурился и отклонился назад, не спуская с меня глаз. — Гринцпуля, значит, — повторил он.
Жанна резко вскочила и прошла к окну. Она повернулась к нему спиной и встала там, скрестив руки на груди.
Передо мной разыгрывалась какая-то важная сцена, смысла которой я не улавливала, но понимала, что темы пожара и картины Гринцпуля как-то серьезно волнуют и Жанну, и Бориса Ивановича. Меня в данный момент больше интересовала судьба убежавшей на свидание с Антоном Маринки. Если бы не это, я бы с удовольствием принялась разрабатывать открывшуюся передо мной жилу, потому что создавалось впечатление, что в ней можно отыскать что-то ценное для моей газеты.
— Мне нужен Антон, — упрямо повторила я, — пожалуйста, скажите, где я могу его найти. — На меня снизошло вдохновение, и я с тайным значением ляпнула:
— ..и мы с товарищем сразу же уйдем отсюда. Если вы не можете мне помочь, так сразу и скажите, придется тогда за помощью обратиться в другие места…
Слово «товарищ» я подала как намек на принадлежность Виктора к неким специфическим сферам. Его подчеркнутое равнодушие к происходящему только усиливало это впечатление.
Моя фраза достигла своей цели, хотя стрельба и велась наобум.
— Не знаю я, где он шляется, — пожал плечами Борис Иванович, — а ты, Жанна, знаешь?
— Нет, — резко ответила Жанна и замолчала, явно ожидая от меня, что же я еще скажу.
Я не поверила им обоим, но уговаривать не видела смысла. Было видно, что мне они действительно не скажут. Оставалось действовать в прежнем направлении, тем более что деваться мне было некуда.
— Мы сейчас были дома у Риты, — максимально равнодушным тоном произнесла я.
— Да? — спросила Жанна и добавила:
— И как она?
— Перестаньте, — я потеряла терпение, и раздосадованная тем, что ничего у меня не получается и поиски Маринки не привели ни к чему, хотя времени прошло уже много, уже собралась перестать играть втемную и сказать про картину Хольмса, погибшую при пожаре, но от этой несвоевременной глупости меня отвлек звонок моего сотового.
Я обрадовалась ему. Извинившись, я достала телефон из сумочки и, будучи уверенной, что звонит Маринка, спросила:
— Это ты?
— Наверное, — ответил мне недоуменный голос Кряжимского, — это…
— Я узнала вас, Сергей Иванович, — быстро поправилась я, — извините, есть новости?
Разговаривая по телефону, я заметила, что и Жанна и Борис Иванович, не скрывая своего интереса, слушают, о чем я говорю.
— Есть, но, к сожалению, не про Марину, — ответил мне Кряжимский и заговорил скороговоркой:
— Вам звонили из Заводского РОВД, пригласили завтра на разговор по поводу убийства Сойкина.
— Кого? — переспросила я и, в свою очередь, внимательно посмотрела на Жанну. Мгновенно я вспомнила и слова Нины про то, что у Жанны недавно убили мужа, и то, что Макс, с которым Рита приходила к Эльвире, был мужем Жанны. Последующие события повыветрили у меня из памяти эту важную информацию.
— Это все? — спросила я.
— В общем, да, такое же приглашение передали и для Марины тоже. Но ей я пока сообщить об этом не могу, — закончил свое сообщение Сергей Иванович и, в свою очередь, поинтересовался:
— А у вас есть что-нибудь новенькое?
— Есть и горячее, — ответила я стандартным журналистским кодом, — но об этом я расскажу после возвращения. — Тут я не удержалась и проговорила:
— А вы знаете, оказывается, в мире было всего три картины ван Хольмса, написанные им на холсте. А теперь, возможно, осталось только две.
Произнеся эти слова, я равнодушно посмотрела на Бориса Ивановича и была удивлена происшедшей в нем внезапной перемене.
