Елена Милкова - Охота на скунса
После ночевки на берегу Степан показал им место, на которое они должны были выйти, следуя вдоль ручья. Первым шел один из эвенков, за ним – русский, следом снова эвенк, а последним – он сам. Так Степа хотел приучить их к тому, что он всегда будет за их спинами. Они сразу взяли хороший темп, однако несколько раз приходилось делать большие крюки, потому что ручей переходил из болота в болото. Эти крюки тоже отняли время – приходилось преодолевать буреломный лес, а главное, все довольно сильно измотались. Поэтому когда они наконец добрались до цели и Степа убедился, что лагерь не покинут, он решил дать своей команде небольшой отдых. Тем более, что открывать стрельбу вечером было опаснее. Кто-то из кандидатов на тот свет легко мог раствориться в темноте с оружием, и тогда охотник с жертвой поменялись бы местами. Он расположил всех на отдых так, чтобы подойти к лагерю в час рассвета.
Отдыхали у крохотного костерка, который каждый раз умело разводили эвенки. И тут неожиданно русский бык едва не развоевался с бывшим учителем.
Степан не понял, с чего все началось, он только услышал слова русского:
– Да ты нам спасибо скажи! Вас русские люди ложками-вилками есть научили! Дикарь и есть дикарь, как ни корми, все равно в лес смотрит!
Русский бычина сказал это эвенку-лодочнику. Но тут неожиданно встрял второй абориген.
– Чтоб ты знал, за богатство фольклора эвенков еще до революции называли французами Сибири.
Он выделялся из них своей вежливой интонацией и был похож на колхозного счетовода в материной деревне, где Степан отбыл первые десять лет своей богатой приключениями жизни.
– Это вас-то французами?! – захохотал бык. И добавил с презрением:
– Да вы бы тут в своем дерьме так и купались. Тебя мать-Россия читать-писать научила, ты, француз! Технику к вам в тайгу прислали!
– Ваша техника убивает в тайге все живое. Вы украли у нас золото, нефть, загубили рыбу в наших реках! Вы сделали людей Севера бездомными бродягами. А они могли бы стать миллионерами. Почему в Кувейте каждый гражданин с рождения получает столько, что учится в лучших университетах? А вы ведете себя на нашей земле так, как конкистадоры средневековья!
Образованный эвенк словно выступал с трибуны, и Степан понял, что он становится опасным. Ему еще не хватает национальных разборок.
– Кончай базар! – лениво, но твердо скомандовал он. – Похлебали чай и на боковую. – И, почувствовав на мгновение себя комиссаром в пыльном шлеме, вдруг тоже решил сказать речь:
– Завтра трудное утро. С этими суками, которые там в палатке, будем кончать. И чтоб ты, ты и ты, все эти свои национальности забыли! В Бодайбо вернетесь, там делитесь на эвенков, блин, китайцев, русских. Хоть все в евреи записывайтесь. А тут пуля не разбирает.
Сказав это, Степа громко зевнул, и зевок его стал последней командой к отбою.
Команда стрелять по выпуклостям
Стволы у них были такие: два ружья у эвенков, дряхлый «Калашников» у русского и граната у Степана. Он еще прятал на своем теле два пистолета, но об этом его гвардия не догадывалась. Пистолеты полагалось задействовать на обратном пути. По первоначальному плану все они должны были подойти к лагерю на расстояние броска, он швырял в палатку гранату, а его люди добивали оставшихся в живых.
Этот план сорвался сразу, потому что на расстояние броска гранаты подобраться не удалось. Сразу после того, как они сняли дежурного, из палатки открыли стрельбу и вывели из строя русского с автоматом. Картечь перебила ему горло, и было понятно, что жить ему осталось чуть-чуть. Стреляли откуда-то снизу и очень умело. Наконец эвенку – хозяину лодки удалось выстрелом подбить центральный шест и обрушить палатку. Только благодаря этой заминке у Степы получился бросок. А уж после взрыва гранаты добить тех, кто шевелился внутри, было делом техники.
– Стреляйте по выпуклостям! – крикнул Степа, но тут же испугался, что так они пробьют мешок с золотом. – Не-не, стойте! Сейчас я проведу с ними переговоры. Есть тут кто еще живой? – обратился он к телам, лежащим под изодранным материалом. – Я спрашиваю, живой кто есть? Вылезай! Кому повезло, тому сохраним жизнь! – стал выманивать он, точно зная, что каждого, кто выползет наружу, конец ждет один. – А кто прячется, того пристрелим.
На зов никто не откликнулся. И тогда Степа, поставив обоих эвенков наизготовку, вырвал из земли колышки, которые держали низ палатки, и стал осторожно стягивать ее на сторону. При этом он старался стоять у дерева, чтобы в случае выстрела в любой миг мог за него отклониться.
Из полуодетых людей, лежащих на земле среди разбросанных спальных мешков, рюкзаков, обуви, признаки жизни подавал только Роман.
Скрючившись и прижав левую руку к животу – видимо, туда попала ему или картечь, или осколок гранаты, – он смотрел прямо на Степу.
– А-а, так это ты! За золотом пришел? – проговорил он хрипло, и Степе показалось, что Роман приветливо улыбается. Ему даже самому невольно захотелось улыбнуться в ответ. – Чего же ты так? Или тебе моей бабы мало?
Услышав такое, Степа подумал о том, как была не права Вика, когда уверяла, что муж ни о чем не догадывается.
– Стреляй, чего смотришь-то!
Степан к этому времени успел взять с земли и повесить на плечо автомат упавшего русского.
– Сдохнете вы все вместе с этим золотом, – проговорил негромко и очень уверенно Роман и, морщась от боли, навел ружье на Степана.
Степа смотрел на него как загипнотизированный, не чувствуя сил выстрелить первым.
И тогда выстрелил эвенк. Он опередил Романа на мгновение. Этого мгновения хватило, чтобы тело Романа дернулось, а его ружье в момент выстрела повернулось градусов на тридцать. И заряд, предназначенный для Степана, всей массой влетел в лицо другого человека, стоявшего тоже с ружьем наизготовку. Этим человеком был второй эвенк, владелец лодки, рухнувший кровавым месивом вниз.
«Не зря говорили, что люди всегда попадают на выстрел», – подумал Степан отстраненно, с некоторым облегчением. Получалось, что сама судьба делает за него то, что он собирался сделать с нанятыми людьми.
Часть вторая
Женщина от Бельды
Кто бы знал, как он мечтал избавиться от своего пожизненного напарника! Но такие уж странные зигзаги давала их жизнь, что Борис Бельды оказывался постоянно рядом.
В последних классах Беневоленский стал гордостью школы, победителем олимпиад, и педагоги уверенно говорили, что он получит золотую медаль. Так бы и было. Если бы после праздника последнего звонка Борис не уговорил их прогуляться по Дворцовой набережной. Там на Миллионной они забрели в какой-то двор, сели на скамейку, и Борис достал бутылку портвейна.
Их было четверо. Борис пустил бутылку по кругу, и все пили из горла. Беневоленский, пробовавший до этого вино лишь раз в жизни, после чего у него страшно разболелась голова, здесь отхлебнул чуть-чуть, только для приличия. Ребята выпили большую часть и принялись рассказывать анекдоты, громко похохатывая. Это не понравилось кому-то из старух, выглядывавших в окно. Они вызвали наряд милиции, который прибыл на «раковой шейке» незамедлительно. Их замели в отделение, проверили адреса и отпустили по домам, даже не оштрафовав. Однако тут же сообщили в школу о задержании. Из-за этого им всем поставили четверку по поведению. Троим из компании было по фигу, а Беневоленский, получив в аттестате единственную четверку, лишился медали и права идти в вуз без экзаменов.
В те годы инженерные профессии пользовались в обществе уважением, и он поступал в Техноложку. Тем более, что у отца там был знакомый председатель приемной комиссии, который сказал:
– Заваливать не будем, но пусть готовится.
Беневоленский считал, что теперь-то расстался с Борисом Бельды навсегда. В сильном покровителе нужды больше не было. Однако оказалось, что он ошибся. Борис заявился к ним домой.
– Решил поступать вместе с тобой, – сообщил он. И тут же предложил:
– У меня кадр есть один, очень нежный человечек. Хочешь попробовать? Только ей заплатить надо. Со мной-то она бесплатно, а с тобой…
Беневоленский в ответ лишь презрительно фыркнул. Со времен пионервожатой Раи девиц у него не было. Как-то так получалось, что в компаниях он всегда оказывался лишним, да к тому же силы и время уходили на погоню за золотой медалью. Оставшись один и несколько часов поборовшись с собой, он позвонил Борису:
– Где этот твой человечек? Дай телефон, может, и позвоню.
– Зачем звонить, приезжай ко мне и увидишь. Только душ прими, а то у нас горячую выключили.
Борис Бельды к тому времени уже давно переселился в отдельную хрущевку. Мать его умерла, старший брат закончил институт, закрепился в Москве и помогал им деньгами. Сестра тоже заканчивала вечерний и работала инженером на заводе в смену. Дома ее в тот день не было.
Беневоленский не мог понять, за что Бориса так любили девушки. Ему-то казалось, что, наколовшись на нагловатый взгляд его белесых глаз, услышав примитивные пошлости, которые приятель рассыпал на каждом шагу, любая девушка должна от Бориса отшатнуться. Однако в их классе почему-то происходило противоположное. Призыв, что ли, какой-то был в этом взгляде.
