Владимир Прядко - Нам подскажет земля
Тимонин не мог долго смотреть на это до боли знакомое, когда-то сильное, а сейчас беспомощно согнутое тело, на красные туфли со стоптанными каблуками. Его слегка тошнило. Он отвернулся, достал папиросу.
После фотографирования труп перевернули на спину, и капитан Байдалов удивленно свистнул: в правой руке убитый сжимал пистолет «ТТ».
— Самоубийство?! — громко спросил Толоконников.
На его голос подошли Гаевой, участковый уполномоченный, Гигиев с овчаркой.
— Осторожно,— поднял руку Байдалов,— смотрите под ноги, ищите гильзы. Хоть одна должна быть.
— История...— опять проговорил доктор и вдруг резко наклонился к убитому: — Алексей Тимофеевич, записка.
— Где?
— Под локтем. Я подниму руку, берите...
Байдалов поднял измятый клочок бумаги. Это был путевой лист. На оборотной стороне его написано красными печатными буквами: «Простите, товарищи, совершил ошибку и сам за нее ответил. Орлов». Последняя буква «в» наполовину недописанная.
— Сломался карандаш,— сказал Байдалов и, подавая записку Гаевому, поинтересовался: — Илья Андреевич, вы не заметили в буфете цветных карандашей?
— Не припоминаю, —подумав, ответил следователь,—но если бы они были, мы, пожалуй, нашли бы их.
— Но ведь записку можно написать заранее, а потом застрелиться,— усомнился Толоконников.
— Вы правы, доктор. Но вспомните разговор с уборщицей из буфета. Она говорила, что Орлов приехал к Тоне веселым, с подарком. Но разве мог он шутить, если бы уже держал в кармане прощальную записку? — Байдалов усмехнулся.— Не надо быть психологом, чтобы понять это.
— Алексей Тимофеевич,— окликнул Гаевой,подойдите сюда.
— Что там?
— Следы карандаша...
В том месте, где на корточках сидел Гаевой, в траве краснели кусочки карандаша. Здесь, видимо, Орлов чинил карандаш, причем очень спешил, срезая быстро и крупно...
А забывший обо всем на свете Тимонин сидел на траве и жадно курил папиросу. В груди и висках звенела тупая ноющая боль. Не верилось, не хотелось верить, что вот здесь рядом, в пяти шагах, неподвижно лежит простреленный пулей Никита Орлов, славный парень, боевой друг, однополчанин. Застрелился сам? Нет, он этого сделать не мог! Кому же он встал поперек пути? Кто поднял руку на этого кроткого человека, который и во время войны, после боя, подсовывал пленному вражескому солдату свой котелок каши? Кто убийца? Где он, этот зверь, незаслуженно носящий святое имя человека?
Тимонин вдавливал в землю окурок и доставал новую папиросу. Курил непрерывно, делая по нескольку затяжек подряд.
Эх, Никита, Никита .. Что же теперь сказать Егорке? Как взглянуть в его чистые, доверчивые глазенки,чем успокоить трепетное детское сердце? Как объяснить ему непонятную гибель твою, Никита?
В душе Бориса закипала злость. Ему захотелось сейчас же вскочить и бежать на поиски убийцы, вывернуть наизнанку всю землю, но найти того сукина сына, кто оставил сиротой маленького Егорку, кто лишил жизни хорошего советского человека — Никиту Орлова. Убийцу нельзя оставлять на свободе.
До плеча Бориса кто-то дотронулся. Это Толоконников.
— Вы узнаете его? — до обидного буднично спросил судмедэксперт.
— Да, узнаю! — почти закричал Тимонин.— Это Никита Орлов, мой фронтовой друг!.. Слышите? Мой друг! Он спас мне жизнь! У него навылет пробита грудь немецкой пулей. Вы слышите, доктор? Эта пуля предназначалась мне!..
Толоконников промолчал. Борис тяжело поднялся на ноги, тихо произнес:
— Извините, доктор...— И закурил новую папиросу. Руки у него дрожали.
- Я вас понимаю,— вздохнул Толоконников. поправляя очки.
Подошел Байдалов.
— Доктор, помогите искать гильзу.
— Хорошо,— охотно согласился Толоконников.
Тимонин бросил окурок, поправил спадавший на лоб белокурый чуб.
— И я,— сказал он.— Что делать мне?
— Прежде всего собрать свои окурки,— строго ответил Байдалов.— На месте происшествия должны быть только следы преступников и ничего больше. Чтобы нам не путаться...
— Ясно.
Из кустов раздался звонкий голос Рыбочкина:
— Товарищ капитан, скорее сюда!
Когда Байдалов подошел, Саша, показывая пальцем на след машины, стал доказывать:
— Я вам категорически заявляю, что вот здесь была прорвана покрышка. Это точно...
Подошли Гаевой, участковый уполномоченный, понятые. Сашино предположение ни у кого не вызвало возражения. След автомашины, оттиснутый на траве, упирался в остро срубленный дубовый пенек. Вокруг была вытоптана большая площадка.
— Да, здесь меняли баллон,— сказал Гаевой.
«Как же так? — подумал Байдалов.— А ведь на серой «Победе» все баллоны целы...»
— А вот и гильза! — крикнул лейтенант Гигиев.
— И у меня!.. — отозвался Толоконников.
Глава 20
СИНИЦЫН ЗЛИТСЯ
Бывает вот так в жизни: человеку уже под сорок, он давно семьей обзавелся, как говорится, солидность приобрел, а никто его ни разу по имени и отчеству не назвал. Все — Синицын, Синицын... В управлении он работает с незапамятных времен, к нему привыкли, как к вывеске, мимо которой ходят по нескольку раз в день, но не замечают, что у нее отбит угол, потрескалась и облупилась краска.
Среди своих сверстников Синицын ничем не выделялся, разве только умением подхалимничать перед сильными. Видимо, поэтому у него никогда не было друзей, он жил особняком, будто прикомандированный. Почти все ребята, с которыми он учился, после седьмого класса пошли работать — кто на нефтяные промыслы, кто на завод или на железную дорогу. Синицыну тоже не хотелось отставать, и он устроился учеником слесаря на «Красном молоте». Работа ему сразу не понравилась. С полгода походив в учениках, он ушел с завода. Долго болтался без дела. Потом явился в горком комсомола, уплатил сразу за четыре просроченных месяца членские взносы и попросил направить его в органы милиции. В горкоме дали ему путевку. Так Синицын стал помощником оперативного уполномоченного уголовного розыска. Он приобрел себе кожаную тужурку и, хотя по молодости ему наган не выдали, всегда носил на брючном ремне пустую кобуру...
С тех пор прошло двадцать лет, но выше опера Синицын не поднялся. Работа ему приелась, и выполнял он ее как по обязанности, не чувствуя душевного влечения и дыхания времени. Он твердо усвоил: в милицию просто так не вызывают, а раз человек туда попал, значит, в чем-то виноват...
У Синицына была одна характерная черта: он, как говорят охотники, умел держать нос по ветру. Создается по какому-нибудь делу оперативная группа — Синицын тут как тут. Он постарается сделать все, чтобы его включили в состав этой группы. Ведь в коллективе работать лучше: ты, скажем, ошибся, тебя поправят товарищи. У Синицына это правило звучало несколько по-иному: я не смогу, за меня сделают другие, а славу поделим поровну... Ни одна операция, особенно с выездом в горы, не обходилась без участия Синицына. На него, как правило, возлагались обязанности хозяйственника: он умел организовать хороший ночлег со всеми удобствами и обильным ужином.
Но в последнее время все труднее стало Синицыну попасть в состав опергруппы. Начальник уголовного розыска потребовал завести личные счета на каждого сотрудника, чтобы видна была доля его труда. Дважды Синицыну поручались самостоятельные дела. Оба раза он их проваливал. Выручало отточенное мастерство подхалима, которым Синицын владел в совершенстве. Не подвело оно его и с делом Вовости: Байдалов любил лесть...
— В последний раз, говоришь? — зло ухмылялся Синицын, бегая по пустому кабинету.—Врешь!.. Я тебя очень хорошо знаю. Ты еще не одну уступку мне сделаешь, выскочка! Не так-то легко от меня отделаться...
Он подбежал к дверям, проверил, заперты ли, и снова, взлохмаченный, злой, принялся ругать Байдалова:
— Ишь, тебе мои методы уже устарели. А раньше были в самый раз? Синицын тебя, сопляка, в люди вывел. Ты же у меня в стажерах ходил! А теперь стал начальником отделения и нос воротишь?
Синицын расстегнул ворот: одолевала духота. Он раскрыл окно, но прохлады не было, на улице сияло солнце, асфальт давно просох, от дождя не осталось и следа.
— Говоришь, сгорю? — никак не мог успокоиться Синицын. Он налил воды в стакан, залпом выпил и погрозил в дверь волосатым кулаком:— И ты вместе со мной!..
Зазвонил телефон. Синицын нервно вздрогнул, зачем, то сел за стол, пододвинул к себе раскрытое уголовное дело Вовости и только потом взял трубку.
— Слушаю,— важным баском сказал он.— А кого надо? Байдалова? Его нет, но я его... заместитель. Так... Порядочек!..
Синииын долго слушал, периодически повторял «так... порядочек», потом перебил:
— Ты, друг, покороче. Фамилию его знаешь? Петр Мослюк? Минуточку, я запишу...Так... Шофер автобазы? Есть. А где живет? Порядочек! Приезжал домой на серой «Победе»? И с тридцать первого мая дома нет? Ясно. Доложу. Пока.
