Маргарет Форд - Уик-энд
В его сознании возродились часы скучных трудов, проводимые в обществе гундосых детишек, которые играли, как марионетки; он вспомнил разочарование от собственной игры, долгие, изнурительные, выматывающие душу занятия . Он слышал бесконечные гаммы и арпеджио - все это называлось упражнениями. В его памяти остались фамилии композиторов: Крамер (фон Бюлов), Пятьдесят избранных упражнений, №1 (Аллегро), №8 (Аллегро Брилланте) и №13 (Виваче); С. Черни Оп.740 №3 (Престо, Велоче) и №17 (Мольто Аллегро). Также были упражнения Листа, Шопена - Ля бемоль, Аллегретто и Оп. 25, №7, Ленто. Время тянулось медленно. Чертовски медленно. За исключением тех случаев, когда Тед сам занимался с ним или когда Макс в обществе одаренной музыкальной элиты слушал пластинки или посещал концерты. Он входил в число талантливых мальчиков Теда.
На мгновение Макс снова испытал возбуждение тех дней, когда он слушал утонченные мадригалы молодого Баха, сонаты, сочиненные восьмилетним Моцартом, бодрого Глюка, тонкие кружева Боккерини, изящного раннего Бетховена, который ещё не начал греметь и грохотать. Господи, если бы ему захотелось послушать напыщенную, полную пафоса музыку, он предпочел бы Дж. П. Саусу последним сочинениям Бетховена. Потом он открыл для себя современных композиторов - Прокофьева и Стравинского.
Неудовлетворенность, которую он испытывал, когда ему не удавалось играть достаточно хорошо, окупалась похвалами Теда, звучавшими, когда Макс оправдывал его надежды. И обещаниями учителя в отношении будущего. Да, обещания помогали переносить уроки, которые Макс давал сопливым малышам с грязными руками, бесенятам, барабанившим по клавишам, а затем со смехом убегавшим на улицу. Какое им было дело до музыки? Макс был готов заплатить любую цену за право жить в мире музыки, ощущать, что жизнь - это не только утоление голода и ковыряние в земле.
Как могло случиться, что при таких чувствах он завел роман с Морин? Женщиной столь вульгарно сексуальной, требовательной, эгоистичной, почти карикатурно пустой? Как он оказался в одной квартире с ней? Как ему удавалось заниматься с ней любовью? Сейчас Макс был не состоянии представить, как он делал это.
Размышляя, он предположил, что к этому его подтолкнул голод. Ему вечно не хватало денег. Уроки, которые он давал, приносили ему скромный доход, и у него не оставалось времени на других учеников, потому что он сам много упражнялся. Морин принадлежала к среднему классу и располагала средствами. Она также имела певческий голос, но он заключался в теле, не знавшим самодисциплины, требовавшим плотской любви и духовного порабощения партнера. Он не огорчился, когда она перестала брать уроки пения. Он знал, что у неё нет задатков, необходимых для того, чтобы подняться на вершину. Он решил, что спал с Морин ради пропитания. Он хотел одного - жить в элитарном мире Теда, слушать ясный голос Моцарта, звучащий среди какофонии. Но желудок предавал Макса.
Зрительный образ студии Теда, аромат опадающих лепестков розы, восхитительная математическая конкретность Баха уплыли из воображения Макса, сменившись реальностью сверкающего озера Паудеш. Он рассеянно посмотрел на маленькую фигурку доктора Сидни Голаба, возившегося с моторкой возле пристани, на изумрудно-зеленые деревья, на неестественно-белое отражающееся в воде солнце. Отхлебнув пива, он застонал в тоске по утраченной чаше Грааля.
* * *
Глядя на знакомое лицо Макса и замечая его злость, Морин инстинктивно затянула свой халат поплотнее. Даже при такой жаре её знобило. Она знала, что так сильно желать этого человека неразумно и, возможно, даже опасно.
Почему она хотела Макса?
Почему так стремилась к обладанию им?
Отчасти, подумала Морин, из-за её тяги к миру, который она оставила. Когда-то центром этого мира был Макс. Ей не следовало прекращать певческую карьеру и мириться с уходом Макса. Тут была вина Рика. Он подтолкнул её к отказу от своей ниши в музыкальной школе. Музыкальная школа - это эквивалент целой планеты. Там есть свой стиль жизни, свое солнце, луна, звезды, особые ритмы и времена года.
Когда Морин впервые появилась в музыкальной школе Рейно (большой, дорогой, престижной), она была семнадцатилетней девушкой с развитой фигурой. Она обладала сочным контральто, бюстом оперной дивы и средствами, достаточными для жизни в скромном комфорте.
Первый год её учебы был отмечен страстным романом с дирижером, красивым сорокачетырехлетним волокитой, носившим фамилию Маззини и имевшим репутацию опытнейшего соблазнителя. Например, до связи с Морин он наслаждался весьма стильным романом с балериной из соседней балетной школы. Все наблюдали за развитием их отношений с огромным интересом и долей иронии. Девушка была надеждой школы, лауреаткой международного конкурса, и обладала врожденным темпераментом балерины. Маззини ласкал взглядом сидящую в ложе девушку, а она смотрела на него маняще и отчасти высокомерно. В те дни учащиеся специально приходили на его концерты, чтобы наблюдать за безмолвным общением Маззини и мисс Лавер (она сменила свою настоящую фамилию - Герштейн).
Ему удавалось быть весьма красноречивым, даже стоя спиной к ложе. Никто не мог объяснить, как это у него получалось. Мисс Лавер, со своей стороны, приезжала на концерты в свободных платьях с разрезом до пупка. Они позволяли видеть поразительно твердую пару заостренных грудей, в то время как рукава скрывали слишком мускулистые руки. У неё была длинная, похожая на стебелек шея и маленькая аккуратная головка с гладкими темными волосами, стянутыми в тугой пучок, заколотый огромными булавками с поддельными бриллиантами. Она двигалась в облаке модных в то время духов "Шанель №22".
Она нереальна, говорили о ней одни. Слишком реальна, говорили другие. У неё были огромные глаза шоколадного цвета, напоминавшие глаза медведя-коалы. Они безмолвно говорили о том, что её душа страдает от глубокой раны. Поскольку ей было всего восемнадцать, все находили странным, что она так мастерски владела искусством всегда казаться печальной.
Мисс Лавер сидела на концерте Маззини, глядя на него, словно животное, нога которого зажата стальным капканом, и излучая в его сторону беззвучную энергию. Все это выглядело весьма чувственно; люди гадали, что они вытворяют, оставшись наедине, если они так ведут себя в обществе.
Лавер уже отбыла в Англию, когда в школе появилась Морин. Но все рассказывали ей об этом романе; конечно, это придавало Маззини дополнительное очарование. Он был Мерлином.
Маззини заметил Морин чисто случайно. Он заглянул на концерт, в котором выступали новички; она пела "Одинокое сердце". Морин заметила Маззини во время своего выступления; она, конечно, узнала его и допела песню, адресуя её дирижеру. Потом он позвонил ей и пригласил пообедать в дорогом отеле. Во время обеда он поведал ей о том, как печальна его жизнь, и напоил "Асти Спюманте". Вино показалось девушке отвратительным, но её тронул рассказ Маззини. Меньше чем через неделю она оказалась в его квартире с псевдокитайским интерьером сгорающей от желания. Он проделал с ней такие штуки, о которых подруги говорили только шепотом. Она немедленно влюбилась в него; их напряженный, неистовый роман длился шесть месяцев.
Эти отношения почти завершились к тому моменту, когда в школе появился Макс. Обладая звериным чутьем, Морин тотчас углядела в нем потенциальную суперзвезду. Она забыла о Маззини, схватила главный приз Макса Конелли, - и утащила его в свои комнаты. Сделать это не составляло большого труда. Он почти голодал и вечно мерз. Она взяла его к себе. Заботясь о Максе, она безумно влюбилась в него.
Макс прервал её воспоминания; бросившись к борту катера, он швырнул пивную бутылку в озеро.
- Ненавижу вас всех!
- Но почему, Макс? Мир дал тебе так много. Почему ты несчастен, полон ненависти? Я не понимаю. Никто не понимает.
- Мир - это сточная канава.
- Когда-то ты умел любить, - плаксиво произнесла Морин. - Ты понимал, что значит нуждаться в ком-то. Ты, возможно, это забыл, но я - нет. Ты не можешь жить, как аскет, это неправильно. Разве ты этого не видишь? Вот в чем твоя проблема! Твое бессилие в любви убивает в тебе созидательный талант!
- Ты дура!
- Макс, пожалуйста!
- Не понимаю, как я мог заниматься с тобой любовью. Не помню, как мне это удавалось. Я хочу, чтобы ты раз и навсегда кое-что уяснила. Мне никогда не хотелось заниматься с тобой любовью. Это всегда казалось мне чем-то гадким. Я всегда нуждался только в музыке. Она дает мне ощущение чистоты. Я хотел вырваться в космос и освободиться от грязи. Музыка каким-то образом связана с космосом, тайной, чистотой. Я не хотел смотреть внутрь себя, в мою черную душу, думать о моем грязном теле. Я всегда его ненавидел. Ненавидел мои половые органы.
- Ты действительно безумен.
Ее охватил страх, и она отпрянула от Макса.
- Я говорил тебе это. Но ты не желала слушать.
