Дей Кин - Майами, 69
Мэллоу провел рукой по спине Кары, затем притянул ее голову к себе и нежно поцеловал ее.
— Не бойся, крошка моя! Я же рядом! — сказал он.
— Но я даже не слышала выстрела, — дрожащим от ужаса голосом произнесла девушка. — Раздался тихий хлопок, на который я и внимания не обратила. Такое было впечатление, будто у кого-то во рту лопнул пузырек из жевательной резинки.
— Скорее всего, они использовали глушитель, — продолжая массировать ей спину, пояснил Мэллоу. — Когда я вернулся с хот-догами, лицо у тебя было белее, чем у этого Гонсалеса. Ты даже слова не могла произнести, только попискивала, как кошка. Это была одна из причин, по которой я, не дожидаясь приезда полиции, сразу же увез тебя в могель.
Кара уселась поудобнее и прижалась щекой к груди пилота.
— А какая была вторая причина? — спросила она.
— Сейчас объясню, — покрепче обняв девушку, сказал Мэллоу. — Логично предположить, что Родригес был заинтересован в тебе, а те, кто его застрелил, очень не хотели, чтобы между вами состоялся разговор. Убийца с глушителем мог убрать и тебя, а мне после того, как я потратился на розочку с вазой, очень не хотелось нести дополнительные расходы. Ведь тогда пришлось бы покупать огромные охапки цветов. — Он пожал плечами и продолжил: — Кроме всего прочего, я постоянно летаю туда, где часто бывал Родригес. Более того, после того, как меня забрали местные детективы, мне очень бы не хотелось лишний раз светиться в полиции. Во всяком случае, до тех пор, пока в твоем деле хоть что-нибудь не прояснится.
— А откуда тебе известно, где он бывал? Мэллоу молча поднял с пола газету.
— Из сегодняшних новостей, — ответил он и пробежал глазами газетную статью. — Вот, здесь говорится, что его полное имя Порфиро Гонсалес и что он известный частный детектив, услугами которого пользовались во многих странах мира. У него офисы в Париже, Бизерте, Бейруте и Карачи. — Пилот, держа газету одной рукой, пальцем другой провел по тексту статьи. — Да, еще сообщается, что он много делал по заданию Интерпола, что был отличным семьянином и что в Бейруте у него осталась жена и восемь детей, — продолжил он.
— А там не говорится, кто его убил? Может быть, высказываются какие-нибудь предположения? — спросила Кара.
— Нет. Ни того ни другого. Просто сообщается, что он убит неизвестным и что полиция Майами-Бич и Майами ведет расследование этого преступления в сотрудничестве с полицейскими Холландейла.
— — А что такое Холландейл?
— Местечко, где расположен ипподром.
— А, понятно.
Мэллоу бросил газету на пол.
— Ты в состоянии обсудить случившееся, крошка? — спросил он девушку.
Кара еще крепче прижалась щекой к груди пилота.
— Думаю, что да, — ответила она.
— Тогда перед тем, как перекусить, давай проанализируем то, что произошло. Пожалуйста, повтори, что сказал тебе Родригес относительно какого-то парня.
— Хорошо. Говорил Родригес со мной в основном на урду.
— А что это такое?
— Язык, на котором говорят в некоторых мусульманских странах. Думаю, что он происходит от хинди, но алфавит у него арабский. Так вот, предупредив меня, чтобы я не оборачивалась, Гонсалес сказал, чтобы я сообщила какому-то Хассану имя парня и название отеля, в котором он работает. А еще все, что рассказала мне про него Анжелика Бревар. Он пообещал, что за эту информацию я получу еще сорок тысяч долларов. После их получения меня должны были отвезти на то же место, с которого забрали. С этого момента я могла бы забыть, что когда-то с ними встречалась.
— Тебе неизвестно, о каком парне шла речь?
— Нет.
— А что ты ему ответила?
— Я сказала, что не хочу иметь с ними никаких дел и что я вообще не знаю никакую Анжелику Бревар.
— А что было потом?
— Родригеса убили.
— А кто, не видела?
— Нет, но думаю, что Родригес знал того, кто в него выстрелил. Как только я обернулась, он по-английски произнес: "О нет, нет”. Получается, то, что произошло, явилось для него полной неожиданностью.
— Ну хорошо, — сказал Мэллоу. — Если мы в одиннадцать собираемся быть у ступенек публичной библиотеки, то нам следует хоть немного подкрепиться. Насколько я помню, в двух-трех милях от этого мотеля стоит придорожный ресторанчик, этакий приют для туристов. Там готовят отличные стейки.
Кара вытянулась на кровати во весь рост и попыталась разобраться в том, что с ней происходит. С Мэллоу она всегда чувствовала себя в полной безопасности, а то, что он иногда себе позволял, за что она порой на него обижалась, было не в счет. Сейчас, глядя на пилота, Кара испытывала самые нежные чувства. Она была чрезвычайно благодарна Джеку за все, что он сделал для нее в эти последние несколько часов, и хотела хоть как-то отблагодарить его.
Девушка приподняла голову, подставив лицо для поцелуя.
— Джек, нам действительно уже пора уезжать? — спросила она.
— Нет, у нас в запасе еще несколько минут.
— Тогда…
***Кара ехала, откинув голову на спинку глубокого ковшеобразного сиденья автомобиля. От ночной поездки она испытывала истинное блаженство. Легкий ветерок ласково шевелил ей волосы, а трели цикад и даже надрывное кваканье лягушек, доносившееся из придорожных канав, доставляли ей удовольствие. Она чувствовала себя снова семнадцатилетней девушкой той поры, когда еще не выходила замуж за Сесла. Она надеялась, что прощание с Джеком обойдется без слез, хотя и расставание с ним обещало быть не из легких. Не отрывая спины от сиденья, Кара повернула голову и посмотрела на Мэллоу. “А может случиться так, что я с ним уже и не расстанусь?” — подумала она.
Придорожный ресторан под названием “Деревня семинолов” Каре понравился сразу. Кроме большого зала, тут находился и сувенирный магазин, где продавались семинольские куклы, одетые в яркие полосатые юбочки, морские раковины, живые морские коньки, апельсины в сетках и высушенные крокодильчики. Рядом располагался небольшой зоопарк, предназначенный для того, чтобы удивлять детей туристов, путешествовавших из одного штата в другой по известному маршруту “Тропа Тамайами”.
В зоопарке содержались живые крокодилы, семейка дружелюбно настроенных енотов, несколько оленей, привезенных из парка Эверглейдс, и кажущийся одиноким слоненок, который позванивал цепью, когда, захватив в очередной раз своим длинным хоботом пучок сена, отправлял его в рот. Неподалеку от загона, в котором находился прикованный к цепи слон, на деревянном основании стоял паланкин, на котором ярко-красными буквами было выведено:
"ПРИГЛАШАЕМ ОТОБЕДАТЬ В “ДЕРЕВНЕ СЕМИНОЛОВ”.
Прогулки на слоне для детей бесплатны.
Часы работы: с 10.00 до 17.00”.
Похлопав слона по ноге. Кара с большим интересом осмотрела паланкин.
— Когда-нибудь я в нем все-таки да прокачусь, — сказала она.
— Тогда удачи! — пожелал ей Мэллоу. — Но я все же больше привык к реактивным самолетам. Считаю, что они гораздо безопаснее.
— Нет, я вполне серьезно, — заметила девушка. — Не могу с уверенностью сказать почему, но для меня поездка на слоне стала навязчивой идеей. Может быть, потому, что у меня это ассоциируется с огромным богатством, а я страстно хочу иметь деньги. Очень много денег!
— Знаю. Ты мне уже об этом говорила. Это все потому, что в детстве ты жила бедно, — сказал Мэллоу и, пожав плечами, добавил: — А кто из нас не был бедняком? Хорошо помню те годы, когда у нас в Джорджии был неурожай хлопчатника и наша семья так бедствовала, что дети неделями не видели ни кукурузного продела, ни даже чечевицы.
— А что такое продел?
Мэллоу молча взял Кару под руку и повел ее в ресторан.
— Сейчас узнаешь. Возможно, и то и другое нам подадут на гарнир к мясным стейкам. Здесь, на юге, местные жители добавляют их к каждому блюду.
Говяжий стейк, который принесли Каре, оказался огромным куском мяса и таким мягким, что его можно было резать вилкой. Понравилось ей и то, что было на тарелке в качестве гарнира. По вкусу блюдо напоминало пирог из взбитого теста с куском жареного мяса, который она никогда не могла должным образом приготовить Сеслу, а по запаху — жареный окорок или бекон. Каким же мог быть вкус у не заправленного ничем продела или пшенки, Кара догадаться не могла.
Работая вилкой и ножом, девушка задумалась над отношением к еде у людей, проживающих в разных странах. По ее глубокому убеждению, большинство мужчин-британцев живут только для того, чтобы есть исключительно ростбиф с безвкусной вареной картошкой, бороться в саду с улитками и постоянно твердить, что от секса удовольствия они не получают. Однако через пролив, всего в двадцати милях отсюда, живут их французские собратья, которые ненавидят ростбиф и ни за что не станут есть вареную картошку. Зато они обожают escargots [Улитки (фр.)], утопленные в сливочном масле, и считают потерянным для себя тот день, в который не поцеловали ни одну женщину.
