Татьяна Ефремова - Вся собачья жизнь
Мы пришли рано. Занятие в щенячьей группе еще не закончились, и Давыдов знаками попросил нас немного подождать. Мы сели на невысокую скамеечку на краю дрессировочной площадки и стали наблюдать, как старательные хозяева пытаются сладить с жизнерадостным собачьим молодняком.
Щенки на площадке были самых разных возрастов. И совсем крохи, чуть постарше Ларкиной Лизы, и голенастые собачьи подростки. К огромному моему удивлению, никто никого поедом не ел, малышей не обижал. Носились разношерстной кучей по поляне во время перерывов и послушно расходились к хозяевам, когда перерывы заканчивались.
Наконец занятие подошло к концу, хозяева окружили дрессировщика плотным кольцом, а щенки, спущенные с поводков, разбежались по поляне. Я, засмотревшись на их игры, вздрогнула от неожиданности, когда в руку мою вдруг ткнулся мокрый и холодный нос. Возле нас стоял маленький амстаф и улыбался. Честное слово, на его скуластой рыжей мордахе играла самая настоящая улыбка. Я протянула руку и потрепала его по затылку. Шерстка была совсем короткая и очень мягкая, словно бархатная. И сам щенок был очень теплый и приятный на ощупь. Не удержавшись, я наклонилась с нему и протянула руки. Собачий ребенок радостно тявкнул и бросился с размаху ко мне в объятия, облизывая лицо.
– Димыч, смотри какая прелесть!
– Точно, прелесть, – тут же отреагировал он. – Маленький Джоник. Тоже умный и тоже все понимает.
– В каком смысле?
– Ну Джоник же тоже амстафом был. И он не сразу взрослым родился. Тоже, небось, ко всем целоваться лез в детстве. А потом вырос и стал собакой-убийцей.
Я оцепенела от ужаса и растерянности. Как мне теперь быть? Продолжать гладить это маленькое чудовище по мягкой шерстке? Или сбросить его с себя, пока не поздно, и бежать отсюда как можно дальше? Выручила меня молодая рыжеволосая женщина, сидевшая на скамейке справа от нас. До этого она молчала, наблюдая за щенками на площадке, а тут не выдержала.
– Да что же вы такое говорите? Ерунда какая! Наговариваете на собаку ни за что ни про что. Да амстафы, если хотите знать, очень умные и доброжелательные. И по стандарту породы к людям совершенно лояльны.
– По стандарту – может быть, – согласился Димыч. – А по жизни получается то, что получается. И если такая хорошая порода амстаф, почему тогда у вас-то самой на поводке ротвейлер?
Я поежилась, ожидая неминуемого скандала, но к моему удивлению, женщина вдруг заливисто рассмеялась. Хохотала она от души, не стесняясь. На нас обернулись, кажется, все присутствующие на площадке, и люди, и собаки. Кроме ее собственного ротвейлера – тот сидел невозмутимо, даже ухом не повел. Привык, видно, к таким вот хозяйкиным закидонам.
Отсмеявшись, она придвинулась к нам поближе и представилась:
– Меня Лена зовут. Лена Воробьева. А у вас кто?
– В каком смысле?
– Ну собака какой породы? Щенок или взрослая? Вы уже на занятие или просто посмотреть пока?
Вопросы из Лены Воробьевой сыпались как горох из рваного мешка. Она даже пауз не делала, чтобы мы могли ответить. Тараторила самозабвенно, иногда отдувая от лица рыжую прядь.
Димыч молча достал из кармана удостоверение и так же молча сунул его Лене под нос. Она глянула мельком, но ничуть не смутилась. И вопросы тоже не иссякли.
– А вы из милиции, значит? А что случилось-то? Покусали кого? Так это не наши. Дрессированная собака никого просто так не покусает, не верьте никому. Если покусала, ищите причину. Наверно тот, кого покусала, к хозяину приставал, или во двор лез без спросу. А собака же территорию охраняет, вот и бросается. И кстати, если это двор частного дома, то закон на стороне собаки, то есть, хозяина, конечно. Так что расспросите для начала пострадавшего, а то сейчас много умников развелось, которые хотят с владельцев собак денег получить. Или вы не по этому поводу? А по какому тогда?
– По поводу убийства, – ввернул, наконец, Димыч.
– Какого убийства? У нас убили кого-то, что ли? А, по поводу Юрки! Так это ведь давно уже было, вторая неделя пошла. Я думала, еще кого-то убили. Даже испугалась. А что с тем убийством? Нашли, кто Юрку того?
– Ищем, – заверил Димыч. – А вы на тех соревнованиях были?
– Нет, нас тогда в городе не было. Так жалко!
– Чего же жалко?
– Ну так я же не видела ничего. Меня даже как свидетеля не допрашивали. Так обидно.
– А вам есть, что сообщить в качестве свидетеля?
– Конечно! – Лена придвинулась к нам еще ближе и понизила голос. – Я же видела, как они ругались. Вот прямо как вас сейчас вижу. Сцепились прямо у меня на глазах. Чуть не подрались. Я вот так же на лавочке сидела, своей очереди ждала, а они рядом переодевались. Слово за слово – и поругались. И в драку прямо. Знаете, как страшно было!
– Кто они? – не выдержал Димыч. – О ком речь вообще, объясните мне, убогому.
– Да Юрка с Колей, – заорала в ответ рыжеволосая свидетельница. – Кто же еще? Или вы думаете, кто-то вот прямо со стороны пришел и Юрку убил? Да кому он нужен? А вот с Колей они поругались накануне. Дня за два.
– А что, Рыбкин такой горячий парень, что скорее за пистолет схватился? Все говорят, что он, наоборот спокойный.
– Так ведь любого спокойного довести можно. А Колька еще на собаке Юркиной помешан просто. И обратите внимание, Райс теперь у Коли живет. А если бы Юрку не убили, черта с два бы он Райса получил. Вот и смотрите, кому это убийство выгодно?
– По-вашему получается, что выгодно оно было только Рыбкину?
– Ну а кому же еще? – Димкина тупость начала раздражать собеседницу. Но она все же не теряла надежды втолковать ему хоть что-то. – Вы сами посмотрите, Колька его уже несколько лет уговаривал собаку продать. А Юрка ни в какую. Да если хотите знать, он тогда вообще орать начал, что Райса Коле не видать как своих ушей, и что лучше он его отравит, чем Рыбкину продаст.
– Даже так?
– А что, очень даже запросто. С Юрки станется. Вернее, сталось бы. Для него собаки – просто расходный материал, способ заработать.
– Но вот так вот взять, и отравить собственную собаку – это непросто даже если она для тебя средство обогащения. Разве не так?
– Для нормальных людей, может, так и есть. А Юрка вполне мог. Вы про Ганса слышали?
– Ну слышали, – осторожно подтвердил Димыч. – Так Ганса, вроде, завистники убили.
– Ха! Вы слушайте больше. Какие там завистники! Да сам он собаку и порешил. У Ганса подозрение на дисплазию было. Если бы подтвердилось, накрылась бы вся Юркина племенная работа. Никто бы с Гансом сук вязать не стал. Вот и прощайте денежки. А заодно и Юрочкина репутация офигенного кинолога. Хорош специалист – не смог дисплазию разглядеть. А если разглядел и все равно вязал кобеля, так это еще хуже. Так что, никаких злодеев там не было. Собаку свою он сам убил. А представил все так, будто на выставке конкуренты отравили. Да об этом все знают, только предпочитают вслух не говорить. И Коля знал. Поэтому и испугался, что Юрка на самом деле Райса отравить может. Так что, вполне мог его убить, чтобы собаку спасти. А заодно и себе забрать наконец. Райс ведь теперь у него живет, вы знаете? Ну да, я же говорила уже. В общем, все сложилось как надо. Вот и судите сами, кому это было выгодно.
Глава 11
Вещи были давно собраны и уложены в две вместительные сумки. Хотя, казалось бы, какие у них с Ксюшкой вещи? А вот поди ж ты, голь перекатная, а барахла, с которым расстаться невозможно, на две сумки набралось. С одной стороны много, для двух нищебродок. А с другой стороны, это ведь вся предыдущая их жизнь в эти две сумки уместилась.
Ольга в сотый, наверно, раз перебирала аккуратно сложенные Ксюшкины маечки и свитерочки. Разглаживала, расправляла складочки. Хотя, никаких складочек там и в помине не было. Просто надо было себя чем-то занять, как-то отвлечься. Каждый день в ожидании. Всего неделя осталась, шесть дней, всего пять. Всего пять дней. И две эти сумки, вместившие всю ее прошлую несуразную жизнь. Бросить бы их здесь, начать все с чистого листа. Была такая мысль – явиться к Стиву налегке. Но потом подумалось, что будут они с дочкой выглядеть совсем уж жалко, с пустыми руками-то. Вот и потащат они через океан свои дешевые тряпочки, чтобы показать, что не совсем уж они голодранки, и у них имущество имеется… Хотя, какое там имущество, если совсем начистоту? Дешевка рыночная. Напоминание о том, что жизнь у нее, Ольги Кузнецовой, не задалась с самого начала, если к двадцати семи годам не нажила она ничего, кроме этих жалких тряпок, да поперечных морщинок на лбу от вечных раздумий на тему «Как жить дальше».
Ольга решительно застегнула молнию и поставила сумку в угол. С глаз долой. Подумала, что надо чем-то полезным заняться, но вместо этого взяла с полки конверт с документами. Документы она тоже перебирала по десять раз на дню. Перекладывала с места на место, вчитывалась в мелкие буковки, помнила уже наизусть.
Вот их с дочкой паспорта. Ксюшка на фотографии такая серьезная, не ожидала от нее. А может, не серьезная, а испуганная просто? Ольга внимательно вгляделась в снимок, даже к свету повернула, чтобы получше рассмотреть. Да нет. Никакая она не испуганная. Все в порядке. Она тоже этого переезда ждет не дождется. Каждый вечер спрашивает, как они будут жить там, в Америке. Ольга рассказывает это ежедневно, как сказку на ночь. Про море, про песок, про счастливую жизнь. Рассказывает и сама верит. Потому что, если во все это не верить, то совсем тоска. Тогда получается, что вообще нет никакого выхода. Нет уж, пусть лучше будет сказка про Америку.
