Анна Ольховская - Эти глаза напротив
– Странно все это.
– Согласен.
Глава 24
В общем, тема Магдалены и ее визита к Павлу оказалась самым удачным отвлекающим фактором – о моем знакомстве с Кариной Мартин благополучно забыл. Пока, во всяком случае.
Нет, но какой же все-таки мерзавкой оказалась малоизвестная модель Сиволапова-Эшли! Больше я с ней возиться не буду, пусть ищет другого психолога!
Но сначала скажу пару ласковых, если явится! И даже не пару! И таких ласковых-преласковых, что…
– Варька! – Ехидный голос братца самым бесцеремонным образом разрушил стройную, изящную, архитектурно совершенную лексическую конструкцию будущей «пары ласковых». Ну вот, теперь фиг вспомню! – Ты сейчас что, варианты казней египетских обдумывала? Причем, судя по вдохновенной жестокости в твоих серых очах, казни были более чем затейливыми!
– Ничего подобного! – возмутилась я. – По себе не суди, оболтус! И вообще…
Развить мысль мне не удалось – за мной пришли.
Нет, не из полиции. И не люди в черном.
Хотя с последним утверждением я поторопилась. Большинство сотрудников всех служб безопасности – и Мартина, и Климко, и Кульчицкого – почему-то предпочитали в одежде радикальный черный цвет. И это несмотря на летнюю жару, удушливым облаком опустившуюся на Москву и окрестности.
Так что скопление людей в цветастых гавайках и шортах было бы логичнее и привычнее. К тому же прятать оружие под широкими рубахами гораздо удобнее. Так мне лично кажется.
Но мое личное мнение явно противоречило какому-то негласному дресс-коду секьюрити. И сейчас на вертолетной площадке, куда привезли на специальных креслах-каталках меня и бледную заплаканную Монику, было все густо засижено черными мухами.
Ну да, да, понимаю, что нельзя так отзываться о людях, обеспечивающих в том числе и твою безопасность, ну что поделать, если ассоциативная цепочка вывесила на конце именно такой брелок?
Кресло с Моникой прикатил ее отец, Элеонора шла рядом, время от времени, судя по всему – рефлекторно – прикасаясь к плечу или руке дочери. Проверяя – действительно ли Моника здесь, рядом, живая.
Само собой, в группе сопровождения был и профессор психиатрии Ираклий Георгиевич. Правда, слегка подрастерявший свою уверенность и вальяжность. А заодно и то, что у меня всегда почему-то ассоциировалось со стоматологами, – апломб.
Да и сложно его сохранять, апломб-то, когда такие невероятные вещи происходят! И весь твой многолетний профессорско-психиатрический опыт пасует перед… перед…
Перед тем, чего нет и быть не может!
Было заметно, насколько Ираклию Георгиевичу некомфортно в этой ситуации. Но он обязан был сопровождать свою пациентку, контролировать ее душевное состояние, такое хрупкое сейчас. Это дело чести, профессионального долга и репутации, в конце концов!
В моей группе сопровождения были Мартин и Олежка. Родителям, разумеется, дружно решили ничего пока не сообщать.
Вернее, о случившемся вообще не сообщать, а передислокацию в другое место потом тщательно завуалировать, придумав правдоподобное объяснение.
И не надо мне говорить, что врать нехорошо, что лучшая горькая правда, что родители должны знать, и т. д., и т. п.!
Мамс с папиком чем-то смогут помочь? Нет. Как-то повлиять на происходящее? Тоже нет. И вряд ли их пустят туда, куда меня отвезут.
А в результате? Родители будут медленно, но верно сходить с ума. А они сами едва-едва оправились после случившегося.
– Мартин!
– Что, Варенька? – Ох, как он близко склонился!
И вообще, какой он сегодня… домашний, что ли. Видно, что примчался из дома второпях – на всегда тщательно и продуманно одетом господине Пименове сейчас всего лишь джинсы, майка и расстегнутая рубаха в клетку. И щетина вон уже отрастает… И так хочется…
Я хочу прикоснуться к тебе!
К теплой ямочке между ключицами…
Краем губ провести по щеке,
Разбудить поцелуем ресницы…
Я хочу прикоснуться к тебе!
– Варя? – В приблизившихся голубых глазах мелькнуло странное выражение. Словно он… Словно Мартин услышал мои мысли. Прочитал их…
Ой, мамочки!
– Мартин, а маму с папой… Их будут охранять? Я понимаю, что после показаний тех упырей и Сиволаповой они угрозы для Гизмо не представляют, но…
– Варенька, не волнуйся, – мягко улыбнулся Мартин. – Твоих…
– Наших! – уточнил Олежка.
– Ваших родителей не просто будут охранять, их уже охраняют. С момент возвращения из больницы Елена Константиновна и Николай Павлович находятся под круглосуточным наблюдением.
– Это как? – удивился Олег. – Что-то я никого в доме не видел! Да и сомневаюсь, чтобы отец согласился на такое – ведь все его охранно-защитные конструкции и устройства после той атаки и пожара восстановили, верно?
– Восстановили, – кивнул Мартин.
– Ну вот, и наш дом – снова наша крепость. И отец не позволит с ним нянчиться.
– Думаешь, я этого не понимаю? – улыбнулся Мартин. – Я уже неплохо изучил и Елену Константиновну, и Николая Павловича, так что прямого наблюдения за ними не ведется. Но в нескольких соседних домах появились квартиранты, в том числе и у вашей Матрены Ивановны. Она, кстати, очень прониклась миссией и ничего соседям, то есть вашим родителям, не сказала об охране. Единственная проблема – закармливает моих людей пирожками и блинами до сонного одурения.
Олежка собрался было что-то ответить, но тут из клиники вывезли каталку с лежащим на ней Павлом. В его группе сопровождения, помимо Венцеслава и Дворкина, были в основном врачи и медсестры. Держали капельницу на весу, придерживали простыню, чтобы ее ветром не сорвало, поправляли медицинскую шапочку на голове пациента, повязку на его лице. В общем, рассмотреть внешность их пациента было сложно. И повезли его, кстати, к отдельно стоящему вертолету.
Тогда как нас с Моникой явно собирались грузить в один.
– Что, все-таки Дворкин решил отделить своего подопечного от нас? – усмехнулась я. – Как от потенциальной угрозы?
– Он выполняет поставленную перед ним лично задачу, – спокойно ответил Мартин. – Александра волнует только безопасность Павла. Он совершенно справедливо полагает, что у тебя есть я, а у Моники – отец.
– А ты у меня есть? – Ну да, согласна, провокаторша я.
Но эти его слова… они мгновенно расслабили меня, отшибли все тревоги, волнения, мозги и совесть.
Захотелось мурлыкать и красивые бусики.
В целом провокация удалась – Мартин закашлялся и беспомощно глянул на индифферентно рассматривающего облака Олежку, явно призывая друга помочь. Но друг, будучи той еще свинюшкой, помогать не спешил – он ведь тоже был участником заговора «Две ипостаси одной Варьки». И сейчас, судя по всему, наслаждался моментом.
А что ему? Максимум, что грозит, – фиолетовый фуфел под глазом.
– Ну конечно, – прокашлялся, наконец, Мартин. – Я есть и у тебя, и у Олега, и у ваших родителей. А вы есть у меня. Мои друзья.
Выкрутился.
Ну а потом нас с Моникой в темпе загрузили в вертолет, со мной остались и Мартин, и Олег, а вот с Моникой полетел только отец.
И если Элеонора активно возражала против такого решения, то Ираклий Георгиевич принял его если не с радостью, то уж с облегчением – точно.
Глава 25
Наш вертолет мало походил на полупрозрачных стрекозликов из кино, где герои обычно видят все происходящее внизу если не через огромное окно до пола, то через обязательно раскрытую дверь – точно. Почему они там летают с открытыми дверями, мне до сих пор непонятно.
У нас все было строго по инструкции – двери тщательно закрыты, окошки оказались не больше, чем в самолете, да и нас с Моникой устроили так, чтобы мы не могли следить за окрестностями.
К тому же все окна оказались зашторены. Правда, шторки были живыми, зато не очень подвижными. Вдоль всех окон рассадили секьюрити, дабы именно они без устали и продыху бдили за пролетаемыми небесными окрестностями. На предмет возможной слежки, вероятно.
Но в момент взлета я все же успела заметить, что вертолет с Павлом заложил вираж совершенно в другую сторону.
А еще заметила тоскливый взгляд, которым его проводила Моника.
Потом девушка посмотрела на меня, и столько вопросов толпилось в глубине ее больших глаз! Они подпрыгивали там, отталкивая друг дружку локтями, они размахивали транспарантами и флагами, пытаясь привлечь мое внимание именно к себе, а руководила всей этой демонстрацией очень такая монументальная и непоколебимая решимость.
Так что я даже порадовалась присутствию рядом с Моникой ее отца. А рядом со мной – брата и любимого мужчины.
Хотя наличие двух последних радовало меня в любом случае. И всегда.
Но сейчас мои самые близкие мужчины являлись еще и дополнительной степенью защиты от расспросов Моники. Которые, особенно учитывая отсутствие Ираклия Георгиевича, были сейчас совсем некстати.
Летели мы не так чтобы долго, минут сорок. Оно и понятно – прятать нас слишком далеко не очень разумно. Не каждый день ведь будешь добираться на вертолете, а машиной сюда…
