Рекс Стаут - Лига запуганных мужчин
Мы договорились, что я зайду к нему вместе с Сантини и Полом Чейпином в среду в пять часов дня. Пола мы пригласили потому, что он осматривал эти картины во Франции. Я предполагаю, что Юджин специально это устроил, потому что был уверен в его поддержке, однако оказалось, что он ошибался. Мы пришли. Юджин вел себя очень хорошо…
Я прервал его.
— Секундочку, доктор, Пол Чейпин прибыл в галерею раньше чем вы?
— Кет. Мы приехали одновременно. Я на своей машине заехал за ним в Гарвард-клуб.
— Но он побывал там в этот день заранее?
— Дорогой сэр! — Элкас грустно посмотрел на меня.
— О’кей, возможно, вы этого не знаете. Во всяком случае, девушка, которая сидела у Дрейера, утверждает, что его там не было.
— Я так и понял. Как я уже говорил вам, Юджин вел себя крайне учтиво, так что нам было даже неудобно, потому что он был не в состоянии скрывать свою нервозность. Сам не свой, он резкими движениями смешал нам виски с содовой и со льдом. Мне все это было крайне тягостно, и из-за этого я повел себя еще более неприязненно. Я попросил мистера Сантини высказать свое заключение, он сообщил его и даже передал мне в письменном виде. Юджин стал ему возражать. Они заспорили, Юджин немного разозлился, но на мистера Сантини это не произвело никакого впечатления. В конце концов Юджин попросил Пола высказать свое мнение, очевидно, ожидая, что тот его поддержит. Пол одарил нас всех широкой улыбкой (истоки которой, видимо, коренились в его мальпигиевых тельцах[7]), после чего совершенно спокойно и деловито заявил, что три месяца спустя после того, как он осмотрел картины, — через месяц после того, как их отправили пароходом в Нью-Йорк, — он со всей достоверностью узнал, что их написал в 1924 г. Вассо, крупнейший фальсификатор века. Именно его и называл мистер Сантини. Пол добавил, что молчал об этом, поскольку он дружески относится к обоим, как к Юджину, так и ко мне, и так нас любит, что не смог предпринять никаких мер, которые нанесли бы ущерб одному из нас.
Я боялся, что Юджин потеряет сознание. Вне всякого сомнения он был настолько же удивлен, насколько и обижен. Сам я был в таком отчаянии, что не смог произнести ни слова. Не знаю, обманул ли меня Юджин, оказавшись в отчаянном положении, или он и сам пал жертвой обмана. Мистер Сантини поднялся. Я тоже встал, и мы ушли. Пол Чейпин пошел с нами. На следующий день я узнал, что Юджин покончил жизнь самоубийством, выпил нитроглицерин — видимо, через несколько минут, самое большее — через час после того, как мы ушли. Узнал я это от полиции, которая появилась у меня в ординаторской, чтобы допросить меня.
Я кивнул и некоторое время смотрел на него. Затем я резко выпрямился в кресле и выстрелил:
— А почему вы считаете, что это было самоубийство?
— Но, мистер Гудвин. — Он улыбнулся мне еще печальней, чем до этого. — Неужели все детективы одинаковы? Вы же абсолютно точно знаете, почему я думаю, что это было самоубийство. Так считает полиция, и об этом свидетельству юг обстоятельства смерти.
— Это моя ошибка. — Я усмехнулся. — Я говорил вам, что не буду задавать разные каверзные вопросы, правда? Если вам интересно знать, что и детективы тоже умеют думать, то вам известно, что об этом думаю я. Была ли у Пола Чейпина хоть какая-то оказия бросить таблетки нитроглицерина в виски мистера Дрейера? Этот тупой детектив и эти хитрые сыщики по всей вероятности считают, что вы так не думаете.
Доктор Элкас кивнул:
— Мне пришлось приложить немало усилий, чтобы вызвать у них это впечатление. Вы ведь знаете, что со мной согласился и мистер Сантини. Мы оба просто уверены, что у Пола такой оказии не было. В галерею он пришел с нами, и в канцелярию мы вошли все вместе. Пол сидел у двери, слева от меня, по меньшей мере в шести футах от Юджина. До других стаканов, кроме своего собственного, он не дотрагивался. Юджин сам приготовил выпивку и раздал ее всем, у каждого из нас был только один стакан. Уходя, Пол вышел в дверь раньше меня. Мистер Сантини шел немного впереди.
— Да. Об этом говорится в донесении. Но при столь трудных переговорах и при таком возбуждении обязательно должно было возникнуть какое-то замешательство, кто-то вставал, садился, прохаживался по комнате…
— Отнюдь нет. Никто не был взволнован, разве что Юджин. Он единственный вставал со стула.
— Он надевал при вас какой-либо пиджак или еще что-нибудь в этом роде?
— Нет, на нем была домашняя куртка. И он не переодевался.
— Пузырек с остатками нитроглицерина был найден в кармане его куртки.
— Я так и понял.
Я устроился поглубже в кресле и снова внимательно взглянул на него. Я отдал бы свою автомашину и пару запасных шин в придачу, чтобы узнать, лжет он или нет. Он точно так же, как и Пол Чейпин, был выше моих возможностей. Я вообще не знал, как за него взяться. Я спросил:
— А вы не заглянули бы сегодня в час на обед к мистеру Ниро Вульфу?
— Весьма сожалею, я занят.
— А в пятницу?
Он покачал головой.
— Нет, и ни в какой другой день. Вы ошибаетесь на мой счет, мистер Гудвин. Я не узел, который нужно развязать, и не орех, который нужно разгрызть. Оставьте надежду, что я человек лукавый и коварный, как большинство людей. На самом деле я такой же простой, каким кажусь. Оставьте также надежду, что вы докажете, будто в смерти Юджина Дрейера виноват Пол Чейпин. Это невозможно. Я знаю, что это невозможно, я был там.
— А суббота вас не устроит?
Он покачал головой и улыбнулся все так же печально. Я встал с кресла, взял свою шляпу и поблагодарил его. Но прежде чем направиться к двери, я спросил его:
— Кстати, вам ведь известно второе угрожающее письмо, которое написал Пол Чейпин — то есть, которое кто-то написал. А нитроглицерин действительно маслянистый и сладко-жгучий на вкус?
— Я хирург, а не фармаколог.
— А вы попробуйте догадаться.
Он улыбнулся:
— Нитроглицерин без сомнения маслянистый. Случается, что он сладковатый на вкус. Сам я никогда не пробовал.
Я еще раз поблагодарил его, вышел, сбежал по лестнице на улицу, сел в машину и нажал на газ. Тронувшись с места, я подумал, что доктор Элкас принадлежит как раз к такому типу людей, которые вполне в состоянии отравлять жизнь другим. У меня никогда не возникало каких-то особых трудностей с обычным и насквозь лживым лжецом, но тип, который возможно говорит правду, мне столь же мил, как изжога. Сначала подарочек с этим Гаррисоном, а теперь еще и это. У меня закралось подозрение, что тот меморандум, который состряпал Вульф, может превратиться в листок бумаги, пригодный только для совсем иной цели, разве что мы сумеем как-то опровергнуть теорию Элкаса.
Я думал заехать вначале на Пятьдесят шестую улицу и еще раз осмотреть галерею Дрейера, однако, наслушавшись речей Элкаса, пришел к выводу, что это было бы пустой тратой времени, особенно если учесть, что все помещение там полностью перестроено. Поэтому я направился домой. Самое лучшее, что я мог пока придумать, это навалиться на Сантини и попытать счастья с ним. Поскольку он отплывал в Италию в четверг вечером, полиция допрашивала его всего один раз. Однако угрожающие письма к тому времени еще не появились, и поэтому у полиции не было каких-либо особых подозрений. У Вульфа были связи во многих европейских городах, в том числе в Риме — один весьма шикарный парень, который очень здорово проявил себя в деле с бумагами Уиттермора. Мы могли бы послать ему каблограмму, натравить его на Сантини и таким образом приобрести нечто вроде трамплина. Нужно будет убедить Вульфа, что это стоит тех плюс-минус 90 долларов за трансатлантическую телеграмму.
Домой я прибыл в четверть одиннадцатого. В кабинете названивал телефон, поэтому я подбежал к нему в пальто и шляпе. Я знал, что в конце концов Вульф снял бы трубку наверху, но, с другой стороны, я сказал себе, что точно так же могу ее взять и я. Это был Саул Пензер. Я спросил его, что ему надо, а он — что хотел доложить. Поскольку мне все это надоело, я стал ерничать. Я сказал ему, что коль уж он не в состоянии найти Хиббарда живого или мертвого, так взял бы и просто нарядился пугалом. Я сообщил ему, что только что получил по морде и, если у него дела идут не лучше, чем у меня, он вполне может заглянуть ко мне в кабинет переброситься в картишки. После этого я повесил трубку, что само по себе могло бы рассердить даже монашку.
Всего пять минут потребовалось мне, чтобы найти в картотеке адрес того самого сыщика. Вульф спустился вниз в 11.00, точно по расписанию, поздоровался со мной, что-то учуял и сел за свой письменный стол. Мне было невтерпеж, однако я видел, что следует подождать, пока он просмотрит почту, поправит в вазе орхидеи, попробует, как пишет его ручка, и позвонит, чтобы ему принесли пиво. Выполнив все это, он рявкнул на меня:
— Ты занялся этим?
— Я отмаршировал в 8.30 и недавно вернулся. Только что звонил Саул. Еще один доллар выброшен на ветер. Если вы не прочь немного поломать себе голову, подставляйте ладонь, я вам насыплю с пылу с жару, можете с этим разбираться.
