Сэйтё Мацумото - Черное евангелие
И на этот раз Торбэк только слушал. Он не проронил ни слова.
В одно ясное утро с аэродрома Ханэда вылетел в Лондон пассажирский самолет. На его борту находились будущие стюардессы.
Толпы провожающих заполнили аэровокзал. Среди них был и Торбэк. Когда самолет оторвался от земли, Торбэк долго еще не уходил с аэродрома. Он смотрел вдаль до тех пор, пока самолет не растаял в небесной синеве.
20
Потянулись однообразные дни, скучные, тоскливые.
Торбэку очень не хватало Сэцуко. Ничто его не радовало, ничто не доставляло удовольствия. Он жил лишь ожиданием весточки из Лондона. Переписка с Сэцуко стала теперь его единственной радостью.
На курсах обучение велось на английском языке. И в каждом письме Сэцуко жаловалась на трудности. Видимо, язык давался ей с трудом.
А Торбэк в каждом письме старался приободрить ее, утешить, придать сил.
«Живем мы в Лондоне в общежитии, — писала Сэцуко. — С утра и до вечера говорим на чужом языке. Я никак не могу угнаться за однокурсницами. Что, если я все-таки провалюсь на экзаменах? Все мои однокурсницы значительно лучше знают язык. Они это понимают и сплетничают за моей спиной. Говорят, что меня приняли по знакомству. Смотрят они на меня, презрительно кривя губы, и стараются не поддерживать со мной дружеских отношений.
Ты понимаешь теперь, как мне тяжело: совершенно одна в чужой стране. Единственно, что меня утешает, это мои успехи по уходу за больными и детьми — есть у нас такой предмет. Хоть здесь я чувствую твердую уверенность в своих силах. Ведь я работала воспитательницей, и это сейчас мне пригодилось. Может быть, в этом мне помогает господь? Я каждый день молюсь и каждый день думаю о тебе.
Когда я ложусь спать, я прошу господа не забывать нас».
Получая письмо, Торбэк в ту же ночь писал ответ. Писал он по-японски. Письма были неуклюжие по стилю, но полны любви.
«Я понимаю, тебе очень трудно, но не надо терять надежды. Тебя приняли, и тут ясно виден перст божий. Ты не должна впадать в отчаяние. Ты обязательно будешь стюардессой. Убежден, что господь не оставит тебя. А на сплетни подруг не обращай внимания. Вспомни, каким надругательствам подвергался господь наш, Иисус Христос! Наши страдания — ничто в сравнении с его страстями.
Очень хорошо, что ты каждый вечер возносишь молитвы господу. Когда человек попадает на чужбину и в его сердце закрадывается сомнение, нет ничего лучшего, как припадать к стопам божьим.
Всемогущий господь наш мог бы создать мир без страданий. Тем не менее он создал людей и послал их на землю страдать. И на то были свои причины. Бог даровал людям свободу. Но если человек пользуется своей свободой неосмотрительно, он обязательно впадает в искушение и в грех. Следовательно, подвиг человека в терпении.
Сейчас ты испытываешь страдания. Но ты не должна роптать. Ибо через страдания ты мужаешь и становишься угодной господу. А я, вдали от тебя, буду молиться, чтобы твоим страданиям пришел скорый конец.
Просящий господа да не испытает стыда!»
С огромным терпением ждал Торбэк ответы на свои письма. Он не знал покоя, пока не получал конверта со штампом «Авиа». Тогда он спешил в свою келью и лихорадочно вскрывал конверт.
«Спасибо тебе за доброе письмо. Оно меня очень ободрило. Я, кажется, начинаю одолевать этот английский язык. Твои молитвы услышаны богом. Правда, все мои однокурсницы говорят гораздо лучше меня, но я не огорчаюсь. Ведь и ты и господь на моей стороне.
Сегодня я гуляла по Лондону одна и чуть было не заблудилась. Но, к счастью, все обошлось благополучно. Я не люблю гулять с подругами. Все они ужасные сплетницы. Гораздо приятнее одной блуждать по незнакомым улицам и думать о тебе.
Время летит быстро, уже половина программы пройдена. Кажется, я закончу курсы благополучно. Это мне помогает господь. И ты. Я тебе очень благодарна.
Знаешь, мне кажется, что всевышний откуда-то наблюдает за мной и охраняет меня, мне в последнее время даже стало не так тоскливо. И потом я часто думаю о том, что ты говорил мне там, у нас.
Иногда я сижу в комнате одна, и мне кажется, что в тишине я слышу твой ласковый, нежный шепот. Он всегда со мной. Торбэк, милый, я очень счастлива».
— Ну как поживает ваш голубок? — спросил однажды у Торбэка Ланкастер.
Торбэк пришел к нему по неотложному делу.
После перевода отца Городи в Осака он почти все указания стал получать непосредственно от епископа. Связь с Ланкастером поддерживал лично, прибегая к телефону лишь в крайних случаях. В последнее время связным служил и Окамура, с которым он познакомился у коммерсанта.
Кстати, Торбэк доложил тогда же об этом человеке и отцу Билье и епископу. Глава миссии нахмурился, а отец Билье передернул плечами. Но ни тот, ни другой не стали распространяться на эту тему.
Отец Билье лишь сказал:
— Если господин Ланкастер считает его полезным человеком, это его дело. А у нас действительно, кажется, был такой прихожанин.
Круг знакомых Торбэка расширился. У коммерсанта он знакомился с самыми различными людьми. И среди них были не только японцы.
Ношеная одежда, которая присылалась после войны фондом LARA из Америки в адрес церкви святого Гильома, подвергалась тут тайной обработке. Из-под подкладок извлекались тонкие конвертики с белым порошком.
Этот белый порошок и был основным товаром, сбытом которого занимался коммерсант Ланкастер и который затем доставлялся в Амой, Шанхай, Макао и Гонконг.
Для реализации этого прибыльного товара Ланкастер использовал все миссионерские учреждения ордена святого Василия. Япония была побежденной страной, и ее власти проявляли особое великодушие к иностранным религиозным миссиям. Это было на руку Ланкастеру.
Церковь святого Гильома расширила свою деятельность. Все принадлежащие ордену дома и строения были капитально отремонтированы и стали неузнаваемы. Так было не только в Токио, но и в Осака и на Кюсю.
Это позволило ордену заполучить много неофитов. Другие религиозные общины и церкви завидовали ему: какие богатые покровители помогают этому ордену? Откуда орден берет такие баснословные средства? Но дело было не в покровителях и не в руководителях ордена, а в господине Ланкастере, который и близко не подходил к церкви. Церковники сами к нему ездили, в том числе и Торбэк.
— Мы должны обеспечить полную безопасность нашей деятельности, — постоянно повторял Ланкастер своим партнерам. — Сейчас нам нужно найти наиболее… нет, абсолютно безопасный способ транспортировки нашего товара. И в то же время самый быстрый. А тот, кто будет его перевозить, должен быть вне подозрений.
— А можно ли такого человека вообще найти? — спросил как-то один из его компаньонов.
— Он уже есть, — спокойно ответил господин Ланкастер. — В настоящее время этот человек проходит обучение. Не здесь, конечно, и даже не на наши средства. Скоро он приступит к своим обязанностям, и, если дело пойдет, у нас будет несколько таких курьеров.
— Нужна ли в этом деле наша помощь?
Ланкастер усмехнулся.
— Благодарю вас, но пока не требуется. Мне помогает один монах, это он растит для нас птенца.
— Так как же поживает ваш голубок, Торбэк?
— Спасибо, хорошо, письма приходят регулярно. Только язык ее снова беспокоит. Но я стараюсь ее ободрять.
— И великолепно делаете. Письма шлите почаще. Пишите все, что придет в голову, и, конечно, о любви. Кстати, как у нее с карманными деньгами?
— Право, не знаю, но думаю, что не густо.
Господин Ланкастер свистнул.
— Так надо послать ей денег!
— О, это сейчас так трудно, столько формальностей…
— Это верно. Знаете, Торбэк, у меня есть очень ценная марка. Пошлите-ка ее. Марка очень дорогая, в Лондоне за нее можно получить большие деньги. Вот ей и будет на расходы. Надо постоянно про «являть к нашей голубке внимание. Помните, я говорил вам, она должна все время чувствовать ниточку, связывающую ее с вами.
От Сэцуко из Лондона снова пришло письмо:
«Спасибо тебе за письма, я получаю их так часто! Здесь я уже ко всему привыкла, да и курсы скоро кончатся.
Большое тебе спасибо за церковные газеты. Я была поражена, обнаружив среди них ценную почтовую марку. У меня ее взяли в магазине филателиста.
Теперь я уже ориентируюсь в Лондоне. По-английски тоже уже объясняюсь, хотя свободно говорить, кажется, никогда не научусь.
За марку дали мне много, я даже была в ресторане, где полакомилась всякими вкусными вещами. Как приятно иметь деньги! В магазинах всего много, я купила все, что мне понравилось.
Должно быть, священникам очень трудно, ведь богу служат не за деньги, но все же без денег очень тоскливо. А как ты думаешь? У тебя нет подобных желаний?
Я так и не подружилась тут ни с кем. Причина — мое слабое знание английского языка, из-за этого соученицы меня третируют. К счастью, начались практические занятия по уходу за больными и обслуживанию пассажиров, тут уж я кое-что смыслю.
