Эд Макбейн - Обычная работа
С радостью разглядывал он с таким трудом добытую изрядно испачканную Белоснежку. Что поделаешь, сейчас, во второй половине двадцатого столетия никто уже не верит, что из канализационной трубы можно вытащить чистоту или невинность.
Все еще улыбаясь, Браун разобрал свои снасти, снова отряхнул одежду и направился в участок.
Состояние Хосе Висенте Уэрты было достаточно тяжелым. Встреча с четырьмя неизвестными у порога своего дома стоила ему переломов обеих ног. Кроме того, лицо его было почти скрыто под маской бинтов и только щелочки-глаза среди стерильной белизны бинтов горели злобным блеском. Он напоминал утратившего невидимость человека-невидимку. Рот его ярко-красной прорезью выделялся на фоне белых бинтов и казался одной из ран. Он был в сознании, но врачи предупредили Дельгадо, что больного только что накачали седативными и поэтому он может в любой момент впасть в дремотное состояние. Однако Дельгадо решил все же попробовать.
Он присел на стуле рядом с кроватью Уэрты. Уэрта лежал на постели, вытянув поверх одеяла руки ладонями вверх. Обе его ноги были в гипсе. Горящие лихорадочным блеском глаза следили за Дельгадо. Когда детектив назвал себя, потерпевший молча кивнул, подтверждая, что сможет ответить на интересующие его вопросы.
- Прежде всего, - сказал Дельгадо, - знаете ли вы, кто эти люди?
- Нет, - ответил Уэрта.
- И вы никого из них не узнали?
- Нет.
- Это были молодые люди?
- Не знаю.
- Но вы же видели их, когда они напали на вас, правда?
- Да.
- Так какого же примерно возраста они были?
- Не знаю.
- Может, это были люди, живущие где-то по соседству?
- Не знаю.
- Мистер Уэрта, любая информация, которую вы сможете сообщить мне...
- Я не знаю, кто они, - сказал Уэрта.
- Они нанесли вам тяжкие телесные повреждения, и, конечно...
Забинтованная голова Уэрты отвернулась от Дельгадо и зарылась в подушку.
- Мистер Уэрта? Молчание.
- Мистер Уэрта?
И снова никакого ответа. По-видимому, он впал в то дремотное состояние, о котором доктор предупреждал Дельгадо. Дельгадо тяжело вздохнул и встал со стула. Раз уж он находился в больнице "Буэнависта", и чтобы визит сюда не пропал даром, он решил заодно навестить и лежавшего здесь Энди Паркера. Дела Энди Паркера шли примерно так же, как и Уэрты. Он тоже спал. Дежуривший по этажу врач сказал, однако, что жизнь Паркера сейчас уже вне опасности.
Самое неприятное в работе детектива, закрепленного за каким-либо определенным районом, является то обстоятельство, что почти все в этом районе отлично знают, что ты работаешь именно детективом. А поскольку розыск или, по крайней мере, определенная часть работы требует секретности, то очень трудно бывает разнюхать что-либо, когда девяносто процентов встречных отлично знают, что ты занят именно разнюхиванием. Бармен в баре "17" (а именно такое название носил бар, расположенный на Семнадцатой улице, бар, в котором военный моряк встретился с девушкой, заманившей его в ловушку и оставившей избитым на тротуаре), отлично знал, что Карл Капек полицейский, а Капек отлично знал, что бармен это знает. И поскольку оба они были прекрасно информированы, то никто из них не стал играть в прятки. Бармен молча поставил пару кружек пива перед Капеком, не имевшим права пить при исполнении служебных обязанностей, а Капек принял их и не думая расплачиваться, причем все это было проделано по давно заведенному порядку. Капек и не пытался расспрашивать бармена о лягающейся девушке или о ее друзьях. Бармен, в свою очередь, не стал спрашивать Капека, что привело его к нему в бар. Раз уж он пришел сюда, значит у него были на то причины, и бармен прекрасно знал это. Капек тоже знал, что бармену известно и это. Поэтому оба они соблюдали некоторую дистанцию, вступая в контакт только в момент, когда бармен ставил перед Капеком новую кружку пива. Это был давно сложившийся и молчаливо воспринимаемый симбиоз. Бармен, правда, втайне надеялся, что Капек явился сюда не ради расследования какого-то очередного нарушения с его стороны, которое неизбежно станет ему в копеечку. Он уже платил дань двум парням из управления пожарной охраны, не говоря о полицейском сержанте, ведавшем здешними постовыми полицейскими; еще один такой нахлебник с протянутой рукой, - и выгоднее станет вести дело без нарушений. Капек со своей стороны втайне надеялся, что бармен не оповестит всех и каждого из посещающих заведение, что этот здоровый светловолосый парень на самом деле - полицейский детектив. Да, в наши дни нелегко дается честный кусок хлеба - у каждого хватает своих забот.
Метод, при помощи которого Капек решил вести свою честную игру именно в это светлое октябрьское воскресенье, такое яркое и светлое снаружи и столь мрачное и затхлое здесь, в баре, сводился к тому, чтобы заставить разговориться кого-либо из местных пьяниц. Капек просидел за стойкой бара уже около часа, изучая посетителей и пытаясь определить, кто из них завсегдатай, кто может знать его самого, а значит и род его занятий, и кого это знание может настроить к нему явно недоброжелательно. Раздумывая обо всем этом, он старался вести себя весьма непринужденно: раз позвонил по телефону, имитируя оживленный разговор, раз сходил в туалет, три или четыре раза опускал монетку в автоматический проигрыватель, а потом, наконец, занял место на высоком стуле у стойки так, чтобы можно было слышать разговор бармена с посетителем в темно-синем костюме.
Капек развернул прихваченный предусмотрительно воскресный выпуск какой-то газеты, делая вид, что весь погружен в спортивную страничку новостей. Он добыл из кармана карандаш и принялся что-то помечать на полях, всем своим видом показывая, что увлечен подсчетами результатов вчерашних скачек, тогда как все его внимание было сосредоточено на том, что говорит человек в синем костюме. Наконец, когда бармен отошел к другому концу стойки, обслуживая нового клиента, Капек решил сделать первый ход.
- Эта чертова лошадь никогда не приходит в нужное время, - сказал он.
- Простите? - сказал человек в синем костюме, поворачиваясь к нему. Он уже был здорово пьян, приняв, по-видимому, изрядную дозу еще дома до того, как открылись бары. Он смотрел сейчас на Капека с доброжелательным выражением лица, которое бывает у человека, твердо решившего вести себя по-дружески с любым встречным, даже если этот встречный вдруг окажется полицейским. Правда, он, похоже, не знал, что Капек полицейский, и Капек отнюдь не собирался посвящать его в этот маленький секрет.
- В девяти случаях из десяти эта кляча считается железным фаворитом, сказал Капек, - но никогда не приходит первой, если я на нее поставил. Уверен, что жокеи договариваются между собой.
Бармен вернулся на свое место. Капек бросил в его сторону предостерегающий взгляд: "Не вмешивайся, дружок. Ты занимаешься своим делом, а я буду заниматься своим". Бармен только на какое-то мгновение застыл в нерешительности, а потом повернулся и занялся другим посетителем.
- Разрешите представиться - Карл Капек, - сказал Капек и свернул газету, как бы открывая этим путь для дальнейшего разговора. - Двенадцать лет играю на скачках и за все это время всего один-единственный раз сорвал приличный куш.
- Сколько? - спросил человек в синем костюме.
- Четыреста долларов в динаре. Я тогда поставил два доллара. Но это было просто великолепно, - сказал Капек и улыбнулся, качая головой, как бы припоминая этот торжественный момент, которого никогда не было в действительности. Самым крупным выигрышем в его жизни был набор химикалий для школьных опытов, выигранный им на благотворительной лотерее, устроенной при церкви.
- И когда это было? - спросил человек в синем костюме.
- Шесть лет назад, - ответил Капек и добродушно расхохотался.
- Да, недурной перерыв между двумя выпивками, - сказал человек и тоже рассмеялся.
- Простите, я не расслышал вашего имени, - сказал Капек, подавая руку.
- Леонард Сазерленд, - сказал мужчина. - Но мои друзья зовут меня просто Ленни.
- Очень приятно, Ленни, - сказал Капек, и они обменялись рукопожатием.
- А как вас кличут по-дружески? - осведомился Ленни.
- Карлом.
- Рад с вами познакомиться, Карл, - сказал Ленни.
- Взаимно, - ответил Капек.
- А я предпочитаю покер, - сказал Ленни. - Играть на скачках - это, простите меня, занятие для сосунков. А покер - игра ума.
- Это точно, - подтвердил Капек.
- А вы что, в самом деле отдаете предпочтение пиву? - внезапно спросил Ленни.
- Что?
- Я вот вижу, что вы все время пьете одно только пиво. Если вы разрешите, Карл, то я сочту большой честью поставить вам кое-что покрепче.
- Да вроде бы рановато для меня в эту пору, - сказал Капек, виновато улыбаясь.
- Никогда не рано для первой рюмашки, - сказал Ленни и улыбнулся.
- Я вчера вечером увлекся и, пожалуй, перебрал, - сказал Капек, пожимая плечами.