Наталья Андреева - Браки расторгаются в аду
Анисья ушла, и мы остались вдвоем.
— Вроде бы все сходится, — повторил он. — И в то же время что-то не то. Я впервые вам посочувствовал и сам не пойму почему.
— Еще один прием? — усмехнулась я. — Теперь вы прикинетесь моим другом и станете по-дружески уговаривать меня признаться в убийстве.
— Да можете не признаваться. Против вас улик — вагон! Почему-то эта Переверзева мне неприятна, хотя я вроде бы должен сочувствовать ей, а не вам.
— Потому что она врет, а я говорю правду.
— Но улики-то против вас, Зинаида Андреевна!
— Вы мне тоже кажетесь порядочным человеком, — усмехнулась я. — Признаюсь, я думала о вас хуже. Скажите, если я найду свидетеля в свою защиту, вы мне поверите?
— Смотря что это будет за свидетель, — осторожно сказал он.
— Я признаю свою вину. Но хочу справедливости.
— Какая разница, кого вы хотели убить, мужа или его любовницу? Вы все равно планировали убийство.
— То есть от перестановки мест слагаемых статья не изменится?
— Абсолютно, — заверил он.
— Вся соль в трупе. В первом случае его нет, а во втором он есть.
— Вы это о чем?
— Мой муж жив-здоров. Следовательно, и статья другая. Я буду отрицать, что планировала его убийство. Да кто вам это сказал? Я просто хотела его развести на деньги!
— Я вижу, новые подружки вас подковали. Соседки по камере. Будете бороться за лишние пару-тройку лет свободы?
— А как же! Мне больше нравится та часть статьи Уголовного кодекса, где от четырех до восьми. И первая цифра меня привлекает гораздо больше, чем вторая. У меня еще есть шанс выйти на свободу молодой и красивой.
— Крепкие у вас нервы, Зинаида Андреевна, — уважительно сказал он. — Тогда мне придется устроить вам очную ставку с братьями Паниными. Я тоже буду бороться.
— Чтобы мне дали побольше?
— Это моя работа.
…Второй раунд я прошла чуть легче. Потому что братья вообще не помнили, как они убивали Анжелу. Не помнили, как везли ее тело в лес и закидывали ветками. Они почти ничего не помнили с того момента, как получили от меня первые деньги, аванс за похищение девушки. В тюрьме у них начался алкогольный психоз, и соображали они теперь с огромным трудом. Это была самая настоящая ломка. К тому же у обоих братьев открытые части тел, которые я видела, все были в синяках, и я гадала, сокамерники устроили им такой перформанс или служители закона постарались?
Но результат оказался налицо: Коля-и-Толя были полностью сломлены. И морально, и физически. Они могли говорить только «да» и «нет». В основном — «да».
— Вы признаетесь в том, что убили гражданку Свиридову?
— Да, — хором.
— И что приказ вам передала Переверзева?
Молчание.
— Анисья Переверзева.
— Ах, эта… Да!
— И пистолет тоже передала она?
— Да, — это Коля.
— Николай, вы мне кажетесь человеком более разумным. — «И мне тоже», — подумала я. — Объясните внятно: как это случилось?
— Да не помню я. Пили мы…
— Но что-то же вы помните?
— Вот она, — кивок в мою сторону, — позвала нас. Велела девку украсть. Денег много пообещала. Ну мы и того… этого…
— Согласились?
— Да, — хором.
— После того как вы получили от гражданки Царевой деньги, вы стали на них пить?
— Ну.
— И долго вы пили?
Пауза.
— Когда ты, Коля, приходил ко мне, ты был трезвый, — напомнила я. — Я тебе еще виски налила.
— Николай, это вы принесли в квартиру Царевой пистолет?
— Видать, я.
— Вы что, этого не помните?
— Э-э-э… Вроде как помню. С похмелья я был.
— Я дала вам небольшой аванс, — напомнила я. — Как вы умудрились пить на него почти две недели?
— Так Анисья заходила, — заморгал Коля. — Ну, когда с пистолетом. Денег еще дала.
— Я ей не приказывала, — удивилась я, — чтобы она дала вам денег. И ничего ей для вас не передавала.
— Ну, дык… она, видать, сама. Для храбрости нам чтобы.
— Но…
— Царева, помолчите. Граждане Панины, в вашем доме нашли вещи, принадлежащие гражданке Свиридовой.
— Кому?
— Анжеле. Это имя вам знакомо?
— А как же!
— Вы ее раздели до того, как убить, или после?
— Да не помним мы… Пьяные были.
— Согласно экспертизе, на одежде, найденной в вашем доме, не обнаружено пятен крови.
Они оба заморгали. Я вздохнула. Это все равно что допрашивать платяной шкаф. Шкаф, откуда в тебе вещи? И почему ты шкаф, а, скажем, не холодильник? Да откуда он знает, почему он именно шкаф?
— Кто стрелял? — задал прямой вопрос следователь.
Братья переглянулись.
— Кажись, я, — сказал Коля.
— Вы точно это помните?
— Ну, дык… все говорят.
— А сами вы не помните, как стреляли в девушку?
— Не-а…
— Сколько же вы выпили?
— Ну, литра два.
— Литра два чего?
— Водки, само собой.
— На двоих? В этот день или в совокупности?
— Чего?
— Вот сколько уже раз! — с досадой сказал следователь. — Напьются так, что себя не помнят! Просыпаются рядом с трупом и за голову хватаются. Что? Как? И — в тюрьму на пятнадцать лет. Может, Анатолий стрелял, а не вы, Николай?
Молчание. Они действительно ничего не помнили. А после того как Коля приехал от меня с деньгами, вообще вошли в штопор. В затяжное пике, во время которого их и без того неповоротливые мозги совсем отключились. Их, насколько я поняла, задержали в состоянии сильнейшего алкогольного опьянения и грузили в машину, как дрова.
— Зачем же вы так пили? — спросил следователь.
— Видать, того… Девку поминали.
Точка.
Тут можно биться долго и с одинаковым результатом. Братья полностью признавали свою вину, но не помнили ничего из того, что случилось. Все решали показания Анисьи, которая как раз была трезвая. И отпечатки пальцев на оружии тоже являлись веской уликой. А еще найденные в доме у братьев женские вещи, указывающие на то, что несколько дней Анжела жила там.
— И как вас угораздило связаться с такими людьми, Зинаида Андреевна? — спросил следователь, когда братьев увели. — Вы не производите впечатления глупой дамы.
— А как же показания Анисьи? — усмехнулась я. — Она ведь сказала, что я тупая как пробка.
— Я ей не очень-то поверил. Но суд поверит. Он не будет разбираться, умная вы или нет. Важно, отдавали вы приказ о том, чтобы убить девушку, или не отдавали.
— Я такого приказа не отдавала.
— На сем и закончим. — Он развернул ко мне толстую папку. — Прочитайте и подпишите. А завтра продолжим.
— С кем мне еще предстоит очная ставка?
— Ваш супруг хочет вас видеть.
— Иван?
— Ведь он пока еще ваш супруг?
— Полагаю, теперь он точно подаст на развод. Не опасаясь больше, что я затаскаю его по судам, — горько сказала я.
— Возможно. Но перед этим он хотел бы с вами побеседовать.
— Что ж…
Утопающий хватается за соломинку. Я прекрасно знала, что не стоит ждать помощи от человека, предложившего нищенское пособие жене, с которой прожил почти четверть века. Но повторяю: утопающий хватается за соломинку.
И царица у окна села ждать его одна
Я ждала его два дня. Видать, мой Иван Иваныч собирался с духом. Не так-то просто сидеть лицом к лицу с убийцей любимой женщины, даже если эта злодейка — твоя бывшая жена, брошенная тобою и униженная. И у нее есть право мстить. Само собой, себя Иван Иваныч виноватым не считал. Конечно, это не он довел меня до такого состояния, что я решилась на отчаянный шаг: достала отрубленную кисть мулатки, которая вследствие рокового стечения обстоятельств оказалась рукой Анжелы. Я уже начала бояться, что он вообще не придет. А если придет, как мне себя вести?
— Ты поплачь перед ним, покайся, — советовали товарки. — Сердце не камень. Авось он тебе поможет. Адвоката хорошего даст.
— Да нет у него сердца!
— Все равно поплачь. Господь милосерден.
— Да не верю я в Бога! То есть знаю, что ему не до нас. Он занят мироусовершенствованием в целом. Мой плач он вряд ли услышит.
— Вон ты какая…
— Уж какая есть. Да муж, похоже, и не придет.
Он все-таки пришел. Уж не знаю, как Иван Иваныч этого добился, но в комнате для свиданий мы были одни. Разговор состоялся с глазу на глаз. Сначала мы просто молчали. Первая фраза, которую он сказал, была:
— Не ожидал от тебя, Зинаида.
Я чуть было не огрызнулась по привычке: «А чего ты ждал? Что я утрусь и отползу в пещеру, в убитую однушку в глубокой провинции, дожидаться своего конца, жуя сухари и запивая их морковным чаем? И буду утешаться старыми фото, вздыхая о былом величии. Об этом ты мечтал? Извини, что я тебя разочаровала».
Именно эта фраза вертелась у меня на языке: «Извини, что я тебя разочаровала». Но я сдержалась, сказала смиренно:
