Александра Маринина - Имя потерпевшего - никто
Вопрос был, прямо скажем, бестактным и задан в лоб. Сергей оторопел от неожиданности и с перепугу ответил также в лоб:
- Хочется.
- Ну вот, видишь, а если терпишь, то и сорваться можешь, глупостей наделать. Знаешь, от чего в войну иногда умирали? Не от голода, а от того, что разум теряли, когда еду видели. Так наголодаются, бывало, что остановиться не могут, едят и едят, было бы что. И умирали от заворота кишок. Так и ты, терпишь, терпишь, держишь себя на голодном пайке, а потом подвернется случай - и забудешь про все, закрутит тебя баба, подомнет под себя, опять в дурную компанию попадешь. А я тебя обратно не приму, я же предупреждала, что второго раза не будет. Или, что еще хуже, за изнасилование сядешь. Бабы - они знаешь какие бывают? Не приведи Господь. Не понравится ей, как ты себя ведешь, она и пойдет в милицию на тебя жалобу катать, дескать, ты ее силой заставил. А в милиции-то ей поверят, а не тебе. И пропадешь ни за что. Ты послушайся моего совета, найди себе зазнобу. Тебе же самому легче жить станет. Только сюда ее не приводи, мы уговаривались, чтобы здесь посторонних не было.
Когда дело с кассиршей Галочкой сладилось, старуха Бахметьева узнала об этом раньше, чем Сергей переступил порог квартиры. То ли чутье у нее было, то ли сытость кошачья у него на лице была написана, но Софья Илларионовна улыбнулась ободряюще.
- Вижу, послушался моего совета. Молодец, Сереженька, правильно жизнь свою организуешь. Чужая или из своих?
И опять он настолько растерялся от ее проницательности и прямоты, что ответил сразу и не задумываясь:
- Наша, из магазина. Кассирша.
- Вот и славно, - обрадовалась Софья. - Очень я за тебя рада. Молодая?
- Тридцать два.
- Замужем?
- Да.
- И дети есть?
- Есть, мальчик, в первый класс ходит.
- Ну и слава Богу, - закивала старуха, словно для нее было принципиально важно, какую именно женщину выбрал Сергей для решения своих проблем, и ответы его были такими, как ей нравится.
И в этот момент произошло нечто такое, что привело самого Сергея в состояние полной растерянности. Он шагнул навстречу Софье, наклонился, крепко обнял ее и расцеловал в теплые морщинистые щеки. В горле у него стоял ком, который он никак не мог сглотнуть, на глаза навернулись предательские слезы.
- Спасибо вам, Софь-Ларионна. Спасибо, - бормотал он, уткнувшись лицом в ее реденькие волосы.
- За что же, сынок? - тихо спросила она, и голос ее был строг и серьезен.
- За все. За то, что вы есть. Вы мне как мать, даже больше, чем мать. Мать никогда меня ни о чем не спрашивала, ей неинтересно было. Я никогда от вас не уйду.
Бахметьева осторожно высвободилась из его рук, отступила на шаг и внимательно посмотрела в лицо Сергею. Лицо ее медленно озарилось улыбкой.
- Большой, - сказала она, - совсем большой стал. Взрослый. Любить научился.
- Да что вы, я ее совсем не люблю, - начал торопливо оправдываться Сергей. - Это так только, для здоровья, как вы советовали.
- А я не про нее говорю. Пойдем ужинать, Сереженька, я как чувствовала, пирог яблочный испекла.
Он тогда не понял, про какую любовь говорила Бахметьева. И вообще не понимал, что это на него нашло, с чего вдруг он полез к бабке Софье обниматься. Прошло еще несколько месяцев, прежде чем Сергей Суриков осознал, что Софья Илларионовна Бахметьева - единственный человек на свете, которого он любит.
Да разве он мог ее убить? Он молился на нее. Он бы сам умер с радостью, если бы ей это было нужно.
Глава 6
Ночь в вагоне Настя провела почти без сна, о чем очень жалела. Вагон был чистым и теплым, она уютно устроилась на верхней полке и с удовольствием предвкушала несколько часов крепкого сна, но надеждам ее не суждено было сбыться. Соседями по купе оказались супруги с маленьким ребенком, и ребенок этот никак не желал оценить всю прелесть спокойной ночи в поезде. Он постоянно хотел то пить, то писать, то конфетку, то сказку, то к маме (если лежал на полке с отцом), то, наоборот, к папе. Кроме того, он не любил спать в темноте, и Насте пришлось сначала выслушать длинные и смущенные объяснения его родителей, а потом всю ночь терпеть бьющий в глаза верхний свет.
Зато утром ее порадовало сразу несколько обстоятельств. Во-первых, проводница не стала будить пассажиров за час до прибытия с истошным криком: "Сдавайте белье!" - как это делалось раньше. Во-вторых, на завтрак давали не только чай, но и кофе, а также предлагали бутерброды, булочки и печенье. Это было весьма кстати, поскольку совершенно неизвестно, когда Насте вообще удастся поесть в ближайшее время. И в-третьих, судя по проносящемуся за окном пейзажу, в Питере не так сыро и слякотно, как в Москве, стало быть, есть шанс проходить целый день с сухими ногами.
Настя никогда не встречалась с родственницей Татьяны Образцовой, которая должна была ждать ее на платформе, но надеялась, что сумеет узнать ее по словесному описанию, данному накануне Стасовым.
- Ирочка - это Ирочка, - авторитетно заявил Владислав. - Знаешь, есть люди, которые идеально соответствуют своему имени. И заметь себе, бывают люди, к которым уменьшительное имя прилипает намертво на всю жизнь, невзирая на процесс взросления, а потом и старения. Наша Ирочка как раз такая.
- Субтильная, что ли? - догадалась Настя, вспомнив известную поговорку о маленькой собачке, которая "до старости щенок".
- Нет, не то, - поморщился Стасов. - Она, конечно, не огромная и пока еще достаточно молодая, но она... Как бы тебе сказать... Она юная. Понимаешь? И это видно во всем. У нее глаза юные, взгляд девичий. Она вся какая-то радостная. Короче, увидишь и сразу узнаешь.
- Ладно, - вздохнула Настя, поняв, что ничего более конкретного она не дождется. - Хоть цвет волос у нее какой?
- Волосы? - Стасов задумался. - Вообще-то темные, она брюнетка, если не перекрасилась. У вас, девушек, это быстро, за вами не заржавеет.
Несмотря на некоторый скепсис, Настя вынуждена была признать, что Стасов абсолютно прав. Ирочку она узнала моментально. Действительно, женщину с таким выражением лица вряд ли кто станет называть по имени-отчеству. Красивая молодая брюнетка в дорогой шубке из светлой норки стояла как раз там, где остановился вагон. Как только Настя шагнула на перрон, Ира тут же подошла к ней. По-видимому, Татьяна, в отличие от Стасова, сумела дать совершенно четкий словесный портрет.
- Настя?
- Да, здравствуйте, Ира. Спасибо, что встретили меня.
- Ну что вы, - смутилась Ира. - Пойдемте, у меня на площади машина стоит. Сейчас я отвезу вас к нам и накормлю, а к одиннадцати часам поедем к вашему следователю. Таня с ним договорилась и оставила адрес.
- Спасибо, - еще раз от всей души поблагодарила Настя. - Вы очень меня выручили.
- Ничего, - улыбнулась Ира, - вы нас тоже выручите. Таня вам вечером все объяснит.
Ровно в одиннадцать Настя звонила в дверь квартиры бывшего следователя Федора Николаевича Макушкина.
- Проходите, - гостеприимно распахнул двери хозяин, - я вас жду.
Квартира была очень старой, но понять это можно было только по расположению комнат. Во всем остальном жилище Макушкина выглядело вполне современно и радовало глаз свежепобеленными потолками и светлыми, модного рисунка обоями.
Федор Николаевич усадил Настю в кресло рядом с большим письменным столом, сам устроился на маленьком, кабинетном диванчике.
- Так что вас интересует? Какоето конкретное дело?
- Да, и очень давнее. Семьдесят третий год, Бахметьев.
- Ну как же, как же, помню, - живо откликнулся Макушкин. - Было такое. Сейчас достану свои бумажки, посмотрим вместе, что еще на него есть. А вы, кстати, дело в Верховном суде смотрели?
- Пока нет, - призналась Настя. - Не успела. И потом, мне кажется, ответов на мои вопросы там все равно нет. Ведь оперативная информация, которая не нашла подтверждения, в официальные документы не попадает, а меня интересует именно она.
Макушкин притащил из угла комнаты стремянку и принялся перебирать папки, лежащие на самой верхней полке высокого, до самого потолка, стеллажа. Над его головой закружилось и медленно осело облачко пыли. Двигался Макушкин легко и стремительно, ничем не напоминая стереотипный образ пенсионера-графомана, корпящего над мемуарами. Если бы Настя не знала, что он уже несколько лет находится на пенсии, то ни за что не дала бы ему больше пятидесяти пяти лет.
- Вот! - Федор Николаевич торжественно поднял над головой картонную папку с завязками. - Сейчас поглядим, что там есть. Так-то мне трудно припомнить детали, но если начну читать - сразу вспомню. А вас что конкретно интересует?
- Меня интересуют соучастники, которые не были осуждены вместе с Бахметьевым. И любая информация о деньгах и ценностях, которые не были конфискованы.
Макушкин бросил на нее быстрый острый взгляд. В нем снова проснулся профессионал.
- А что, сейчас что-то выплыло? След появился?
- Не знаю. Пытаюсь понять. Может быть, мне все это мерещится.
