Александра Маринина - Имя потерпевшего - никто
- Как? - спросила она, еле шевеля пересохшими губами.
"Взятку вымогает, сволочь. Или в койку тянуть собрался? Господи, ну и в гадюшнике я работаю! И чего я, дура, упиралась, давно надо было в Москву переезжать, Стасов целый год меня уговаривал".
- Вы закончите дело об убийстве Бахметьевой. И вытрясете из этого мальчишки Сурикова все, что касается подложных документов. Кто, когда и о чем с ним разговаривал и что ему пообещали? Что произошло с квартирой Бахметьевой? Одним словом, вы должны узнать все, что можно.
- Но я же сказала вам, Григорий Павлович, - в отчаянии произнесла Татьяна, - я боюсь. Мне страшно. Вы хотите, чтобы со мной произошло то же, что с Романом? Я уже пыталась поговорить с Чудаевым, выяснить у него насчет таинственной и неуловимой Гольдич. Правда, больше я к этому разговору не возвращалась, но он может забеспокоиться. Я уже прокололась, выдала свои подозрения, понимаете? Я просто могу не дожить до завтра.
- Доживете. Так быстро это не делается, поверьте моему опыту. И, со своей стороны, поторопитесь. Не тяните. Чем быстрей сделаете - тем быстрей уедете.
- Хорошо, - решительно сказала она. - Тогда вы должны согласиться с моим предложением. Запрос на мое личное дело привезут нарочным в ближайшие же дни. Я отдам запрос вам и взамен получу на руки свое личное дело. Пусть его запечатают, как положено. Как только я получу от Сурикова все необходимые показания, я в этот же день уеду. И больше здесь не появлюсь. Когда придет запрос о моем откомандировании, вы подпишете приказ. И без всяких обходных листков и прочих глупостей. А вещевой и денежный аттестаты отправите в Москву почтой. Идет?
Исаков с интересом поглядел на нее.
- А вы не такая уж беззащитная, какой хотите показаться. И жесткости в голосе более чем достаточно. Хорошо, сделаем так, как вы предлагаете. Приносите запрос, получите дело на руки. Но не вздумайте хитрить, Татьяна Григорьевна.
- Что вы имеете в виду?
- А то, что вы могли всю эту историю выдумать, чтобы разжалобить меня и разрешить вам уехать как можно раньше. Вам поручено следствие по ряду дел, и я вполне допускаю, что вы можете просто не хотеть ими заниматься, поэтому пытаетесь меня обмануть. Прежде чем вы сядете в поезд или в самолет, я хочу сам посмотреть, какие сведения вам удастся получить от Сурикова или собрать иным способом. Только после этого вы сможете уехать. Поэтому я вношу коррективы в ваш блестящий план. Личное дело я сам заберу из отдела кадров, и оно будет лежать у меня. И если вы не принесете мне доказательства, вы его не получите. Ну как? Устраивает?
- Вероятно, у меня нет иного выхода, кроме как согласиться.
- Конечно, нет. Все, Татьяна Григорьевна, будем считать, что мы договорились. Я вас больше не задерживаю.
Татьяна вышла из кабинета Исакова с пылающими щеками. Дорого ей дался этот разговор. Ничего, сейчас наденет свое продуваемое насквозь пальто, выйдет на улицу и немного остынет. Вредный мужик этот Исаков, но, в сущности, не такой уж плохой.
Сложив бумаги в сейф и обмотав вокруг шеи яркий шелковый платок, Татьяна вдруг вспомнила, что не позвонила своему врачу. А ведь еще вчера должна была. Вот растяпа!
Она торопливо набрала телефонный номер. Конечно, на работе врача уже не было, почти половина восьмого. Татьяна позвонила ей домой.
- Анна Степановна, это Образцова. Простите, что дома беспокою, замоталась, не успела застать вас на работе.
- Ничего, Танечка, - добродушно откликнулась Анна Степановна, которая знала Татьяну много лет, еще со времен ее первого замужества. - Срок у тебя небольшой, шесть недель, так что никакой спешки, если надумаешь.
- Значит, все-таки срок? - пробормотав Татьяна.
- Ну я ж тебе сразу сказала, а ты не верила, настаивала, чтобы анализы сделать. У меня глаз - алмаз.
- Ладно, Анна Степановна, я подумаю.
- Подумай, подумай, - согласилась врач. - Время есть пока.
Татьяна снова села за стол и принялась набирать длинный междугородний номер. Она звонила мужу.
- Стасов, ты можешь срочно получить запрос на мое личное дело?
- Могу попробовать. А как срочно?
- Вчера.
- Не понял...
- Шучу. Дима, - Татьяна была единственной из всех знакомых Владислава Стасова, кто называл его Димой, а не Владиком и не Славиком, - это нужно сделать очень быстро. Желательно завтра.
- Танька, я не верю своим ушам! Неужели твой изверг-начальник согласился отдать дело прямо сейчас? Ты же мне говорила, что он тебя привязал как минимум на месяц.
- Обстоятельства изменились. Димочка, позвони Насте, скажи ей, что я обо всем договорилась и она может приезжать в любой день. Макушкин ее примет. Это что касается ее просьбы. Теперь что касается моей просьбы. Возьми запрос и отдай Насте, она мне его привезет. Дальше. Желательно, чтобы она приехала как можно быстрее, оптимально - дня через два. Не позднее. На двое суток. Ты понял? Надвое суток. Мне нужна ее помощь, но мне неловко ее просить. Все-таки мы с ней не так близко знакомы. Я очень рассчитываю на то, что к твоей просьбе она прислушается.
- Таня, я не понимаю, что происходит. Какие дела у тебя с Аськой за моей спиной? Что у тебя случилось? Почему такая срочность?
- Я все потом объясню. Никакой катастрофы, честное слово, просто появилась возможность сорваться отсюда побыстрее, жаль будет, если не получится.
- И все?
- И все.
- Не врешь? Голос у тебя какойто...
- Голос - это по другой части. Дима, я беременна. Только что с врачом разговаривала.
- Танюха... - охнул Стасов. - Миленькая... Как хорошо-то!
- Не знаю, может быть, - быстро перебила его Татьяна. - Я пока не решила. Ты тоже подумай; Позвони мне вечером, скажи, до чего договорился с Настей. Заодно и обсудим твои соображения по поводу аборта.
- Не по поводу аборта, а по поводу ребенка. Тут и обсуждать нечего.
- Хорошо, вечером поговорим. Все, Дима, целую тебя.
- Таня, подожди...
- Вечером, Димуля, вечером. Мне нужно бежать.
На самом деле никуда бежать ей не нужно. Просто стало трудно справляться с нервами, а ей так не хотелось, чтобы муж почувствовал ее тревогу. Да что там тревогу - откровенный страх. Растерянность.
Она еще какое-то время посидела в кабинете, бессмысленно перекладывая ручки и карандаши" потом всетаки заставила себя надеть пальто и пойти домой.
Ирочка встретила ее радостным щебетанием.
- Тань, я прямо дождаться не могла, когда ты придешь! Раздевайся скорее, будем ужинать, и я тебе все расскажу.
Она сгорала от нетерпения, и Татьяна изо всех сил старалась не показать, насколько тяжко у нее на сердце и как ей не хочется сейчас выслушивать Ирочкины истории. Она пыталась оттянуть момент, когда нужно будет сесть за стол и начать разговаривать со свояченицей. Сняв костюм, она, вместо того чтобы небрежно бросить его на кресло, как обычно, стала старательно развешивать в шкафу на плечиках пиджак, блузку и юбку. Потом подошла к туалетному столику и принялась, глядя в зеркало, снимать тампоном, смоченным в косметическом молочке, макияж.
- Ну Таня! - раздался из кухни звонкий Ирочкин голосок. - Все же остывает! Ты что там, уснула?
- Иду!"
Кулинаркой Ирочка Милованова была знатной, в этом ей не откажешь. Она обожала готовить всякую экзотику, вычитывая рецепты в кулинарных книгах. Правда, рецепты служили ей только как бы канвой, общей идеей, а делала она все равно по-своему. Иногда получалось просто ужасно, потому что существуют блюда, способ приготовления которых оттачивался десятилетиями и которые не терпели никакой самодеятельности, но Ирочка никогда не унывала. Она весело съедала неудобоваримый результат своих экспериментов и даже не морщилась, после чего начинала все по новой. Сегодня на ужин Татьяну ожидала севрюга с каким-то необыкновенно красочным гарниром. Кроме того, по кухне витал подозрительный запах знаменитых Ирочкиных пирожков с капустой.
- Опять пироги? - неодобрительно спросила Татьяна, усаживаясь за стол. - Я же тебя просила.
- Да ладно, - весело улыбнулась Ира. - Не каждый же день.
- Я скоро в дверь не пролезу из-за твоих пирожков. Ты же знаешь, у меня силы воли не хватает их не есть.
- Не сердись, Танюшечка, ты все равно скоро уедешь и больше не будешь есть мои пирожки.
- Не надейся, не отделаешься от меня так просто.
Ира медленно повернулась к ней, оставив в покое что-то шипящее и вкусно пахнущее на сковородке, над чем она колдовала, прежде чем подавать на стол.
- Что ты сказала?
- Сядь, Ира. Надо поговорить.
- Что-нибудь случилось? - переполошилась Ирочка.
- Да. Да не бледней ты, не смертельно. Просто немного неожиданно.
Татьяна чувствовала себя омерзительно. Мало того, что в последние дни она терзается чувством вины за то, как ей предстояло поступить с преданной и любящей родственницей. Мало того, что Ирка, пойдя ей навстречу и занимаясь устройством Татьяниной жизни и быта, осталась без профессии, без собственной семьи и практически без друзей. Так теперь еще и это...
