Екатерина Лесина - Черная книга русалки
Врет ведь, ничего-то в водянице рыбьего не было, обыкновенная девка, нет, не совсем обыкновенная, конечно, но...
– Момент. – Яков подошел к книжной полке и, проведя пальцем по томам, вытащил один. Положил на стол, торопливо перелистал желтые листы и, найдя нужный, поманил Микитку.
Книга пахла совсем как дядькин амбар по весне, когда от груд запасенного на зиму сена остается одна мелкая, поеденная мышами, смешанная с пометом, а зачастую и подгнившая труха.
– «Бестиарий», – сказал Брюс, нежно поглаживая сухие листы. Картинки были меленькие, но до того мастерски исполненные, что Микитка залюбовался. Сидит красавица на камне посередь моря, волны вокруг перекатываются, белой пеной сыплют на тело белое, пышное, на волосы распущенные, на хвост рыбий...
А под картинкой написано что-то, только Микитке не прочесть.
– И вот... – Брюс, послюнявив палец, перелистал страницу. А тут уже чудище, в каковом ничегошеньки человечьего нету. Голова без шеи прямо в плечи врастает, рот кривится, скалится, клыки обнажая, и руки кривые к Микитке со страниц тянутся. Отпрянул Микитка, да Брюс не позволил, уцепился за плечо и велел:
– Смотри. Запоминай. Сие есть облик истинный, каковой они остерегаются показывать. Ну а чтобы людей в воду заманивать и топить, они иной используют, красотой соблазняя.
– Как Егора?
Про себя Микитка промолчал, стыдно стало, что этакое чудище за красавицу принял.
– Не совсем. – Снова Брюс книгу открыл. Сперва Микитке показалось, что видит он клок волос, но пригляделся – нет, черви это, тонкие, длинные, расползаются из ладони чьей-то. – Сильф твоего родича сгубил, сиречь дух водяной, каковой есть larva, то бишь личинка настоящей водяницы. В воде плавают, здоровому не страшны, а больного, слабого ищут, заползают в рот или нос, а дальше происходит complexus, соединение двух составляющих – человека и сильфа. Поелику известно, что многие духи взрослеют быстрее, а человеческая dimidium... половина болезнью ослаблена, то с течением времени она полностью подавляется водяной. Вследствие чего дух полностью atus sum человек. Побеждает. Берет верх. И живет в теле, сил набираясь. Но чем дольше живет, тем больше его к воде тянет.
Зашелестели страницы, гнилостный запах распространяя. Теперь глядит из книги на Микитку мертвец. Обвились вокруг рук и ног стебли толстые, проросли сквозь грудь, опутали сетью, пожрали плоть рыбы, кости оголяя, а из брюха вспухшего лезет на волю нечто...
– Когда приходит срок, сильф тело, в каковом обитает, топит, а сам, из плоти выбравшись, прячется, засыпает на зиму.
– От кого прячется?
– От матери-водяницы. Если найдет – сожрет.
Замутило Микитку, как представил.
– Не могут две водяницы в одном озере жить, – сказал Брюс, книгу закрывая. – И потому, если выживет сильф, перезимует да облик сменит, в силу войдет, то ему одно останется – старую водяницу убить. Не люди они, Никита, а посему не следует о них по закону, для человеческого племени установленному, судить.
Не судить? А Егорка как же? Егорку она убила. И Микитка помог, сам волосы на запястье завязал, сам...
– Не думай о том, что было, но думай о том, что будет. В этом и для разума, и для сердца успокоение. – Брюс дернул за ленту, свисающую с потолка, спустя недолгое время в дверь постучали, и в комнату вошел широкоплечий мужик с красной, обваренной физией да лысою головой.
– Этот мальчик, возможно, станет моим учеником. – Брюс указал на Микитку, который при виде мужика в кресло вжался и дыхание затаил. – Но для начала ты обучишь его грамоте латинской, греческой, арамейской, счету...
Мужик кивал, Брюс все перечислял, а Микитка вдруг подумал, что в жизни он всего этого не постигнет... Ошибался.
Утро Антон Антоныч встречал с больной головой, изжогой и сознанием полной своей никчемности. Причем первые два обстоятельства были логическим и закономерным итогом последнего, оно же, в свою очередь, явилось на свет в результате скандала с супругой, начавшегося по возвращении домой и длившегося едва ли не до полуночи. В процессе оного супруга съехала к матери, а Антон Антоныч напился, о чем теперь искренне сожалел.
А в придачу ко всему день выдался жарким, душным, наполненным предчувствием грозы, которая или принесет облегчение, обрушив на городок водяные потоки, или наоборот, лязгнет громом, погоняет пыль по дворам, полыхнет напоследок молнией да и уберется, не проронив ни капли.
В общем, перспективы погоды были неясны, но в редакции «Путь в неизведанное» явно на грозу не рассчитывали: все окна были распахнуты настежь, подперты где камнями, где сложенными в несколько раз газетными номерами, сунутыми между подоконником и створкой, а где и ручками швабры. Открыты были и двери, но против ожиданий сквозняк по комнатушкам не гулял, скорее слабо, лениво перекатывались волны жары, принося с собой запахи и звуки.
Лениво клацала клавиатура, надрывно жужжал системный блок, шуршали пакеты, поскрипывали доски, время от времени что-то падало, звякало, цокало... тянуло подтухшей селедкой, ацетоном и специфической вонью свежей типографской краски.
Антон Антоныч замер перед входной дверью, все его естество протестовало против того, чтобы переступить порог. Там, дальше, – работа, а работать организм не хотел. Полежать вот, таблеточку еще одну проглотить, пивком полечиться...
Надо, надо... три трупа. А если потянуть, то, как подсказывало чутье, и четвертого дождаться можно. Потому, помявшись немного, он сделал-таки шаг, с головой погрузившись в смрадную духоту узкого коридора. Был он узким и темным, разрезанным многочисленными прямоугольниками дверей, заставлен столами и мешками, тюками газет, пластиковыми ведрами, составленными шаткой башней. Имелась тут и чугунная ванна с краном, правда, пустая, но тем не менее совершенно неуместная.
Антон Антоныч заглянул в первую же дверь, на которой висела табличка «Прием объявлений». За широким столом три девицы увлеченно перебирали тюбики с помадой и тушью, коробочки с тенями для век, баночки с пудрой.
– Простите, а где тут главного редактора найти?
– Жаловаться? – с подозрением поинтересовалась пухлая брюнетка.
– Из милиции. По делу.
К счастью, этот ответ полностью удовлетворил девичье любопытство, и Шукшин получил ответ:
– Прямо по коридору. Потом налево. Если он еще на месте. Ма-а-аш, Грузданов не уезжал?
– А он приезжал? – удивленно хлопнула платиновая блондинка с рыжей челкой.
– С утра был вроде...
Шукшин не стал дожидаться окончания беседы. К счастью, искомый Грузданов был на месте, мирно дремал в кресле, закинув ноги в сланцах на рабочий стол. К появлению Антона Антоныча он отнесся с философским спокойствием и даже предложил минералки, что было весьма кстати.
– А вы по поводу чего? Если про ту статейку с провидицей, то мы ни при чем, материальчики проверенные, да и то напрямую ссылок нет, а если у народа какие ассоциации возникают, то мы не отвечаем, – Грузданов говорил вяло, неубедительно, видно было, что оправдываться ему лень. И вообще жара замучила: человеком Константин Львович был крупным, не толстым, но скорее массивным, широким в плечах, медлительным и похожим на старого медведя. Лысого медведя. Страдающего от жары, вспотевшего лысого медведя, которого выдернули из спасительной дремоты, заставив что-то говорить.
– Я не по поводу провидицы.
– Да? – вяло удивился Грузданов, припадая к бутылке с минералкой.
– Святцев Евгений Павлович вам знаком?
– Сволочь. Скотина. Вообще я его уволил. Вчера.
– За что?
– За прогулы. Я ему как человек – не нравится эта тема, пиши другую. Не хочешь? Возьми третью. Я что, я всегда навстречу, если ко мне нормально. А он исчез и все, ни ответа ни привета, вчера сырцом полосу заполняли! – Возмущенный голос Константина Львовича перекрыл даже тарахтение старого холодильника, целиком, как успел заметить Шукшин, забитого бутылками с минеральной водой. – И ведь сколько лет его знаю, нормальным же человеком был!
– А сколько знаете?
– Много, – расплывчато ответил Грузданов, поднимаясь. – А чего с ним такое? Натворил что? Хотя... Он тихушник по натуре-то, чего он натворит?
– Убили его.
– Что? – На мгновение удивление Константина Львовича показалось наигранным, каким-то очень уж явным, ненатуральным.
– Убили, – повторил Антон Антоныч, пытаясь понять, чем вызвано это самое ощущение неправильности. Что не так с Груздановым? Приоткрытый рот, несколько подбородков, наползающих друг на друга и постепенно сменяющихся толстыми шейными складками, а те, в свою очередь, исчезают под воротничком рубашки, перехваченной тонкой лентой галстука. Выпученные глаза с сеточкой капилляров? Мохнатые брови, слипшиеся над переносицей? Капли пота на покатом лбу? Нет, все так, все в норме, все возможно, так откуда же...
