Франсуа Бенароя - Охота на президента
— Не нужно мне никакой работы у тебя в банке. Это идиотская деятельность, — сказал Олег.
— Может быть, она и идиотская, но она обещает многим большие заработки. Не будь идеалистом. И я тебе обещаю огромную зарплату…
— Оставь её себе. И чем твой банк будет заниматься, спекуляциями с долларом?
— Ты что, не веришь, что мне удастся раскачать экономику, что мне и другим, таким, как я, не удастся столкнуть с места эту неповоротливую громадину — Советский Союз?
— Не верю. Художественной литературы начитался. Я вижу, как тебе удалось получить лицензию. Ты обещал двум министрам часть капиталов твоего банка за управление счетами предприятий данной отрасли и счетами их министерств.
— Проницательный ты мой… Успокойся. Не все так просто. Лучше выпей коньячку, съешь сациви… Бросай свою контору, где ты всегда будешь мелким служащим. Это МВД — настоящий бордель. Ты сам не знаешь, что там разыгрывается наверху. Как с тобой трудно! Кто бы тебе промыл шарики!
— Если я работаю в этой лавочке, то только потому, что верю, что мы сможем развивать нашу страну в правильном направлении.
— Развитие возможно только в одном направлении. Вы умеете только все стерилизовать, или, как вы говорите, обезвреживать. Ты что, не видишь, что наступил полный развал? Рабочие воруют со своих заводов. Милиционеры стоят не дороже проституток. Служащие стоят в очереди в магазинах за куском колбасы… Ты же понимаешь, что все хотят лучше жить. Нынешний режим ничего дать не может… Перестройка только все ускорила.
— Если все находится сейчас в столь ужасном состоянии, то только из-за таких, как ты.
— Ты хочешь сказать, что благодаря таким, как я, капитализм быстрее распространится в стране! Давай впрягайся со мной. Сколько ты хочешь? Петр достает из кармана две пачки стодолларовых купюр.
Олег молча встает и кладет на стол деньги. Скорее всего, это его месячный заработок, и выходит на улицу. Надя быстро одевается и выбегает вслед за ним.
Они долго идут по улицам и выходят на бульвар. Тихо падает снег. Олег наконец произносит:
— Я не хочу его больше видеть.
— Но он же пошутил… Ты же его знаешь не первый год.
— Однако мне не смешно.
Они проходят вместе ещё несколько шагов. Олег притягивает Надю за плечи.
— Надя, меня посылают в Ростов-на-Дону. Через месяц, это повышение. Я не могу отказаться.
У Нади забилось сердце. Вот что, оказывается, мучило Олега. Она произносит только:
— И тогда… мы…
Она замолкает и ждет. Ждет, что он скажет что-то еще. Он должен попросить её уехать вместе с ним. Господи, пусть только он ей это скажет.
Олег продолжает неуверенно:
— Я бы хотел, чтобы ты поехала со мной. Но я не могу тебя просить. Тебе тогда придется оставить занятия в университете. Занятия прежде всего.
— Конечно, конечно, — говорит Надя, как если бы она ничего не поняла.
— Но мы ведь будем часто видеться. Это ведь недалеко. Правда? Ведь не на Сахалин же меня отправляют? — говорит Олег наигранным голосом.
— Да, — отвечает Надя, — улыбкой скрывая обиду.
25
Из окна апартаментов Ульянина в Женеве вид был великолепный. Туман плотно укутывал озеро. По ту сторону Роны прыгала яркая, непрестанно меняющаяся реклама. В стороне, где должна быть видна вершина Монблана, висела полная луна, ярко освещавшая близлежащие горы. Надя не могла оторваться от окна. Ее одиночество нарушил вошедший Петр:
— Ты что, с ума сошла? Я тебе запрещаю в такой форме говорить о моих клиентах! Кто тебе дал право?
— Но, Петя, пойми меня. Я тоже защищаю свою репутацию.
— Твоя репутация — это я. Кем бы ты была, если бы я не дал тебе работу? На рынке полно таких, как ты. Ты это-то понимаешь?
— Ну выставь меня за дверь! Между прочим, у меня есть несколько предложений в Лондоне. Не говоря о России… И в таких местах, где аналитиков не отстреливают.
Они смотрели друг на друга с ненавистью, обдумывая прозвучавшие слова. В действительности они нуждались друг в друге. Только как? На рынке банковских служащих, конечно, есть много предложений. Есть масса молодых, только что кончивших элитные учебные заведения, продвинутых, услужливых мальчиков. И никто особенно не ждет Надю в Лондоне. Что касается Петра, то ему Надя безусловно была нужна. Помимо того, что он к ней привык как к женщине. Он видел её в деле и понимал, что она совершала чудеса, особенно когда речь шла о русской клиентуре. Петр нарушил молчание первым:
— Я совсем не хочу выставлять тебя за дверь. Ты будешь выполнять свою работу, за которую я плачу тебе хорошие деньги.
— Но ты только что приобрел сомнительные акции. Как ты хочешь, чтобы я их перепродавала? Они же ничего не стоят. Они абсолютно неликвидны.
— Ни одна русская нефтяная компания ничего не стоит. Говори что хочешь, но продавай эти акции. Делай свою работу.
— Продавать акции «Polar Oil» бесполезно. Эти акции дурно пахнут!
Надя внимательно смотрела на Петра. Его глаза как-то необычно блестели. Именно такой блеск в его глазах она видела в Алалабаде, после того как услышала его разговор с охраной банка.
— Что ты хочешь сказать?
Надя вдруг поняла, почему Петр совершил эту сомнительную сделку. Он купил эти акции по завышенной цене только для того, чтобы передать деньги Костакину. Она поняла, что за этой сделкой скрывается нечто ужасающее, а не невинная перепродажа, каких много. Ясно это осознав, она испуганно пошла на попятную.
— Я ненавижу Костакина. Это настоящая крыса!
— Мне плевать на то, что ты думаешь. Игорь — один из моих очень серьезных и важных клиентов. Мы проведем с ним несколько операций вместе.
Казалось, он колеблется, прежде чем что-то ещё сказать, но все-таки произносит:
— Ты должна извиниться перед ним.
— Я — извиниться перед этим типом? Он же обращается с тобой как с собакой. Стоит тебе отвернуться, он тут же пристает ко мне.
— Сделай, что я тебе говорю.
— Не может быть и речи, и вообще, ему на это наплевать.
— Неправда. Он кавказец. Для него это важно. Он человек чести. Но если ты не хочешь сделать ради него, сделай это для меня.
Надя смотрела на Петра, и глаза её совсем потемнели, стали серыми. Она боялась… Петр внушал ей страх, но она видела, что Костакин внушает страх Петру. Это было очевидно. Она впервые увидела Петра чего-то боящимся. Он юлил, готов был лебезить перед таким гнусным типом, как Костакин. А ведь даже перед Президентом он самодовольно улыбался. Что за шишка этот Игорь?
В дверь постучали.
— Открываю, — сказал обрадованный концу трудного разговора Петр.
В комнату вошел молодой человек лет тридцати в черном костюме-тройке. С виду банковский служащий. Он по-европейски вежливо улыбался.
— Господин Ульянин! Здравствуйте. Как вы поживаете? Как чувствуете себя в Женеве? Я редко навещаю своих клиентов в столь поздний час, но вы дали мне понять, что есть в наших делах некая срочность.
Петр грубо сказал Наде:
— Оставь нас одних. Нам надо поговорить. Иди в соседнюю комнату.
Наде ничего не оставалось, как выйти. Закрыв за ней дверь, Ульянин налил себе мартини и сел на один из диванов в стиле Луи-Филиппа, сделав знак управляющему швейцарского банка последовать его примеру.
— Мне совершенно необходимо осуществить трансферт как можно скорее. Не позднее чем завтра.
— Господин Ульянин, вы знаете, что у нас клиент — это царь и бог. Но для банка тоже существуют законы.
— Постарайтесь разобраться в этом вопросе. И сделайте то, что я прошу. Найдите способ.
— Мы всегда находим способ. Но сделать это меньше чем за сутки, это невозможно.
Петр резко махнул рукой:
— Не верю. Ничего невозможного не бывает. Всегда есть какое-то решение. Вы не единственный банкир в Женеве, имеющий русские вклады. В чем проблема?
— Проблема заключается в следующем: по швейцарским законам нам положено знать причину трансакции и личность того, кто осуществляет трансферт суммы большей чем шестнадцать тысяч долларов. Вы понимаете, в особенности это важно, когда речь идет о семидесяти пяти миллионах долларов. Эта сумма во много раз превышает установленный лимит.
— Так что вас более всего печалит?
— Ничего особенного, мсье Ульянин. Как я уже сказал, мы можем найти решение. Но мне нужна фотокопия паспорта получателя ваших семидесяти пяти миллионов долларов. По процедуре я должен сообщить сведения в наш «Money Laundering Reporting Office», то есть агентство борьбы против отмывания денег.
— Сколько вы хотите?
Управляющий банка сделал грустное лицо:
— Извините, не понял?
— Вы хорошо поняли меня. Я вас спросил: какая ваша цена за скорейшее проведение трансакции?
— Господин Ульянин, я очень хотел бы удовлетворить все ваши желания. Но это абсолютно невозможно. Контроль за финансовыми потоками стал неукоснительно безжалостным, особенно после покушения на Международный торговый центр. Даже если я сделаю то, что вы хотите, наш финансовый контролер тотчас узнает о том, что мы забыли сделать.
