Казимеж Квашневский - Гибель судьи Мрочека
Галина Мрочек, жена или сообщница? Жертва? Просто случайно втянута во все это, как и ее муж?
Могут быть невиновным оба.
Все могут быть невиновными»
Подумав, перечеркнул последние слова.
Нет, кто-то действовал за кулисами этой трагедии. Все же судья Мрочек не умер естественной смертью, в стене был скелет, результаты вскрытия не попали в милицию своевременно, еще до похорон. А верные ли результаты? Полагаться только на показания Ясинской? А может, она тоже из мести хотела создать впечатление о самоубийстве судьи? Может, судья погиб вполне нормально, как часто случается на воде? Покойник был у Ясинской на столе. Если и не нашла в желудке наркотиков, то просто могла их туда ввести. В таком случае никакой пользы от эксгумации.
— Черт! — буркнул тихо. Затем продолжал писать дальше:
«д) Вероника — домработница. Легко могла заменить бутылку с молоком. Но какой мотив? Может, знала о наследстве? Вполне вероятно, потому что судья мог оставить черновик на столе и пойти на работу. Домашние работницы, прибирая, многое видят. Если даже так, то был ли это повод для убийства? В крайнем случае, был ли это достаточный повод? Кроме того, поскольку дело затопления моторки так или иначе связано со смертью судьи, то трудно даже представить, чтобы Вероника продырявила лодку снизу, затыкала отверстие пробкой и т. д. Это не женских рук дело! Во всяком случае, не такой женщины, как эта домохозяйка. Если бы действительно Вероника хотела избавиться от Мрочека ради тех нескольких тысяч, что ей завещаны, применила бы, наверное, другой, более примитивный способ».
Пока все выглядело так, что один из семи человек, имена которых капитан выписал на бумаге, мог знать больше, чем сказал. Или кто-то из них — убийца? Да нет, он все еще не был уверен, что убийство вообще имело место.
Желеховский вздохнул и на чистом краешке бумаги дописал:
«Что я не могу вспомнить?»
Сидел с болезненно сосредоточенным лицом.
Что это было? Что это так поблескивало, раздражая, подразнивая и никак не укладывавшееся в отчетливую мысль?
Сказал себе:
— Пока отложим это.
Взял еще один лист.
«Скелет в стене. Молодой Мрочек и его жена утверждают, что видели его. Дали мне пулю и зубную пломбу. Конечно, может, это и сказочка про белого бычка, но… если это правда? В таком случае:
а) откуда взялся скелет в стене?
б) как исчез?
в) имеет ли это связь со смертью старого Мрочека?
Надо завтра осмотреть эту нишу еще раз. Там был новый кирпич, я видел.
Моторка.
а) кто положил туда скелет?
б) кто сделал дыру в днище?
Мог сделать ее даже сам судья, если хотел покончить самоубийством. Но нет, это было бы бессмысленно… Сделал кто-то другой. Правдоподобная гипотеза: тот, кто отравил Мрочека, не знал, какая будет погода, то есть он поплывет, или сядет в моторку. Вот и позаботился о том, чтобы в обоих случаях Мрочек оказался в воде, находясь под воздействием наркотика.
Это правильно. Но есть еще и другая гипотеза. Молодой Мрочек убивает дядю и придумывает ловушку с моторкой. А потом одним махом хочет избавиться и от жены. И когда дядя уже погиб, приступает ко второй части плана. Берет жену на прогулку, зная, что лодка утонет, а она не умеет плавать. Ясно, что помогал бы ей добраться до берега, но что произошло бы, если бы меня там не было? Мог бы сказать, что сделал все возможное, но силы оставили его уже недалеко от берега…
Это вполне правдоподобно. Но с чего бы молодой Мрочек хотел уничтожить всю свою семью? Надо завтра же телеграфировать в Варшаву, пусть сообщат, кто он такой, как живет, этот Мрочек…»
Отложил записи и снял ботинки. Ну да, сделал все, что от него зависело. Был у Гольдштейна и мог надеяться, что завтра старый нотариус расскажет ему что-нибудь интересное. Он знает здесь всех с первого дня. Еврей, должен был бы еще больше желать выявления сообщников палача из Лодзинского гетто… Завтра надо будет еще раз поговорить с Ясинской…
Начал снимать рубашку и вдруг застыл. Лицо медленно начало менять выражение.
— Наконец… — сказал громко, быстро подошел к тахте и принялся натягивать носки. — Ну конечно! Это удивительно, да? Откуда он мог об этом знать?
16. А я же вам не говорил…
Когда сели в кабинете старого нотариуса за столом, покрытым ослепительно — белой скатертью, вошла Вероника.
Галина слабо улыбнулась ей. Та неожиданно ответила почти веселой улыбкой. Поставила на столе графин, вытерла руки о фартук и сказала:
— Приятного аппетита. Больше ничего не надо? — обратилась к Гольдштейну. Не обращая внимания на их «спасибо», вышла, бесшумно прикрыв за собой дверь.
— Прежде чем зачитать вам его последнюю волю и прежде чем мы поговорим о решении всех дел, — начал нотариус, завязывая под подбородком салфетку движением, которое Галина видела разве что в кино, — может, сначала по рюмочке?
Потянулся к графину.
— Правду говоря… — замялся Тадеуш.
— Нет, нет! Не хочу ничего слышать! Вид у вас, откровенно говоря, не блестящий, поэтому рюмочка пойдет на пользу. Тяжелый, изнурительный день, и этот человек… комендант. Был тут у меня и говорил очень странные вещи. С первых слов я был потрясен. Да, потрясен. Но сейчас думаю, что… Ну, сначала давайте подкрепимся. Домашняя наливка, сам делаю. Ей уже десять лет. Пожалуйста, попробуйте.
Мрочек с сомнением покачал головой:
— Знаете, я хочу еще сегодня сесть за руль, поэтому, вероятно, не смогу. А вот жене рюмочка не повредит.
Улыбнулся Галине, которая сидела напротив.
— Вам тоже одна не повредит, доктор, — Гольдштейн налил и ему. Наливка некрепкая. Немного настроение поднимет.
Мрочек посмотрел на небольшую рюмку, наполненную светло — красным напитком, и махнул рукой:
— Одна таки не помешает.
Все трое подняли рюмки.
— За здоровье милых гостей, — сказал нотариус. Поднес рюмку ко рту, коснулся ее края губами и, подержав так пару секунд, отставил.
Галина, которая, как и ее муж, выпила залпом, откинулась в мягком кресле. Рюмка, выпущенная из безвольной руки, скатилась на ковер.
Мрочек попытался встать, приподнялся в кресле и схватился рукой за горло.
— Что это? — прохрипел. — Вы, вы…
Покачнулся и упал бы, если бы Вероника, которая так же бесшумно появилась в комнате, не поддержала его и не усадила обратно в кресло.
Нотариус по очереди склонился над обоими, дважды кивнул удовлетворенно головой и после короткого обыска вытащил ключи от автомобиля. Подал их Веронике. Оба торопливо вышли. По дороге нотариус схватил с полки большие ножницы, с обтянутыми резиной ручками.
В саду, у ограды, стояла лестница, скрытая ветвями старой березы. Над ней проходил провод, который тянулся к уличному фонарю. Нотариус тяжело, но бесшумно, взобрался на лестницу. Перерезал провод. Улочку окутала абсолютная тьма.
Вероника подошла к машине и включила двигатель. Нотариус распахнул ворота. Автомобиль тихо, на малых оборотах, въехал в сад. Нотариус закрыл ворота и в темноте начал заметать следы от шин. Машина исчезла под маленьким навесом на краю сада. Оба неслышно, словно тени, вернулись обратно. В кабинете нотариус сдвинул ширму, прикрывавшую одну из стен. За ней лежала куча кирпича и инструмент каменщика. Вероника сняла ковер, за которым появились в стене две ниши в человеческий рост.
— Ну, так, — Гольдштейн наклонился над бессильно сидящими в креслах фигурами, взглянул на часы и с улыбкой кивнул Веронике. Та подошла с мотком широкого лейкопластыря и ножницами. Отсекла куски пластыря, а нотариус ровно и гладко заклеил ими рты не пришедшим в сознание Мрочекам.
Вероника быстрыми, ловкими движениями связала им ноги и руки. Потом вместе, тяжело дыша, перенесли тела, сначала Галины, затем Тадеуша, в ниши и облокотили их о стену все в той же сидячей позе.
Гольдштейн наклонился и взялся за мастерок. Вероника подала первый кирпич. Нотариус положил его в ногах Тадеуша. Стена начала расти…
Мрочек тряхнул головой и открыл глаза. Почти одновременно пришла в себя и Галина. Кирпичи, быстро укладываемые старым нотариусом, достигали обоим уже чуть ли не до
груди.
— А, добрый вечер, — сказал Гольдштейн. — Очень крепко спите!
Сквозь лейкопластырь Тадеуш пытался что-то говорить.
— Ох, нет, не говорите, прошу вас. Я знаю, что вы, наверное, немного удивлены. Признаю, ситуация несколько непривычная. Сейчас все объясню, но кратко, потому что когда положу последний кирпич, вы не будете меня уже так хорошо слышать, а кричать я, конечно, не смогу. Все должно остаться между нами.
Вероника, которая хозяйничала возле Галины, улыбнулась спокойно.
— Стало быть, ваш дядя должен был умереть, потому что нашел Бруно. Вы не знали Бруно? Бруно Хейдель, мой товарищ по СС. Только я был несколько благоразумнее. Мы вместе работали в концлагере. Был там один еврей с семьей. Даже стыдно признаться, немного похож на меня. Нотариус. Помер, бедняга. И вся его семья тоже. Все в один день. А документы я взял в канцелярии лагеря и припрятал на всякий случай. И вот понадобились позже, как видите. Психология, знаете, великая наука. Никому как-то и в голову не пришло, чтобы офицер СС после войны мог скрываться в личине еврея…
