Фридрих Незнанский - Московский бродвей
– Ну конечно. Ты посмотри на марки машин. Скромный «линкольн», недорогой, доступный даже пенсионеру «мерседес», почти нищенский «порше». Каких-нибудь сто пятьдесят тысяч долларов стоит. Я уже не говорю, что земля в этих местах почти золотая, судя по ее стоимости. Нет, Леночка, здесь ты простых людей не встретишь.
По сторонам узкого шоссе тянулись высокие заборы роскошных усадеб. Не погрешу против истины, если назову большинство их похожими на дворцы. Владельцы домов словно соревновались друг с другом в размерах своих жилищ, отделке, экстравагантности проектов. Некоторые походили на урбанистические сооружения из стекла и бетона, некоторые, наоборот, были выдержаны в стиле классицизма с многочисленными колоннами и обилием лепных украшений. Кое-где торчали высокие шпили, башни с зубчатыми стенами, даже какие-то ажурные металлические конструкции, сильно смахивающие на Эйфелеву башню. Дома красиво подсвечивались прожекторами, и казалось, что мы попали в какой-то сказочный город, который находится далеко-далеко от России с ее постоянной неустроенностью, дрязгами, преступлениями и другими неприятностями. Но впечатление это было обманчивым. Стоило вспомнить о цели нашего приезда в этот «сказочный городок», как все вставало на свои места…
Промелькнула синяя фосфоресцирующая табличка «Ватутинки-1». Через некоторое время белый лимузин Анжелики свернул, вслед за ним мы проехали по узкой дорожке, и вскоре наши машины уже стояли перед мощными железными воротами в высоком бетонном заборе. Самого дома за забором видно не было. Маленькая телекамера, укрепленная справа от ворот, медленно повернулась и нацелилась прямо на лимузин. Шофер Анжелики, парень лет двадцати пяти в белой рубашке и галстуке, выглянул из машины и махнул рукой. А потом нацелился на ворота маленьким дистанционным пультом. Ворота почти бесшумно отъехали в сторону…
Дача у Анжелики была что надо. Большой трехэтажный каменный домина, похожий на средневековый замок, с башенкой и большими стрельчатыми окнами. Красный кирпич, широкое крыльцо. Все очень надежно и добротно. Рядом со входом, вернее было бы назвать его более солидно, «подъездом», находились железные ворота подземного гаража. За углом дома виднелся угол бревенчатого сруба, видимо, там располагалась сауна. А чуть поодаль, за высоким сетчатым ограждением, я разглядел теннисный корт.
К дому вела аллея из высоких тополей. Трава под деревьями покрылась пухом, и казалось, что это снег. Неярко горели белые шары разбросанных там и сям по саду фонарей. За тополями виднелись аккуратные ряды многолетних сосен. Между деревьями кое-где белели статуи на небольших гранитных постаментах.
– Ты только посмотри, – усмехнулась Лена, – вон Давид, а там, чуть дальше, Венера Милосская.
– Угу, – отозвался я, – а это кто?
Мы проезжали мимо статуи в человеческий рост. Обнаженная девушка с растрепанными волосами стояла на цыпочках, будто тянулась куда-то вверх. В ее руке находился продолговатый предмет с небольшим округлым набалдашником. За спиной девушки находились большие развернутые крылья, которые придавали ей сходство с Никой Самофракийской. Ну или с архангелом.
– А это, между прочим, сама Анжелика, – догадалась Лена, – и в руке у нее микрофон.
– Интересно. Так вот почему крылья – скульптор таким образом подчеркнул ее имя?
– Да… ангел… – кивнула Лена. – Кстати, это единственная скульптура, которую она сама здесь установила.
– А остальные?
– Раньше дача принадлежала одному крупному банкиру. Очень крупному и богатому. В один прекрасный день банкира стали подозревать в хищениях, он спешно бежал за границу. Имущество, конечно, арестовали, а потом эту дачу пустили с торгов. Вот Анжелика ее и прикупила. И решила статуи не сносить. Пусть стоят, не мешают ведь…
– Ты здесь уже была?
– Да, приходилось.
Лимузин остановился перед подъездом. Мы пристроились сзади.
Из машины вышла заплаканная Анжелика. За ней выскочил Слава Петрунин.
– Проходите в дом, – сказал администратор, – располагайтесь в гостиной. Анжелика сейчас выйдет.
Они вошли в двери. Мы последовали за ними.
Я много раз бывал в домах богатых людей. И даже очень богатых. Но первое, что я увидел, оказавшись в доме Анжелики, поразило меня до глубины души. Это была лестница. Широкая мраморная лестница, устланная ковром, притянутым блестящими медными прутьями. По обеим сторонам лестницы стояли большие бронзовые канделябры. Такого я еще не видел…
– Ну и ну, – присвистнул я, – больше всего это похоже на театральное фойе.
– Да, – подтвердила Лена, – мне тоже поначалу такая мысль в голову пришла.
– А где гардероб? И буфет с бутербродами с докторской колбасой и лимонадом.
– Ты что, проголодался? – подмигнула Лена.
– Есть немного. Я, между прочим, считай, после работы еще не отдыхал. По твоей милости…
– А концерт? – язвительно заметила Лена. – Люди, между прочим, на концерты отдыхать ходят.
– Ну а я, как видишь, работать…
Из боковой двери вышла чистенькая старушка в накрахмаленной наколке и пригласила нас на второй этаж в большую гостиную. Нет, пожалуй, слово «большая» для нее не подходило. Огромная, безбрежная – так будет точнее. С потолка свисало несколько очень красивых хрустальных люстр, а до противоположной стороны, казалось, надо добираться несколько минут.
– Да, банкиры умеют жить, – заметил я и опустился в мягкое кресло, – как и эстрадные звезды.
Лена села рядом на диван.
– А вот и бутерброды! – оживилась она, заметив, что к нам приближается старушка, которая везет небольшую тележку с закусками, кофе и чаем.
Через некоторое время, едва мы успели подкрепиться, в гостиной появилась Анжелика в сопровождении Славы Петрунина, который, похоже, сопровождал ее круглые сутки. Она успела переодеться в широкий, расшитый золотыми павлинами халат и стереть грим. Теперь она выглядела просто заплаканной девчонкой, которую кто-то обидел. И мне предстояло защитить ее от обидчиков. Причем вне зависимости, виновата она в чем-то или нет…
– Анжела, – начала Лена, – ты уже слышала о нападении на сына Консона?
– Да, Слава мне сказал, – слабым голосом ответила Анжелика, – а что?
– Не хочу тебя расстраивать дополнительно, но похоже, этот случай тоже каким-то образом свяжут с тобой. Это, конечно, мои догадки, но очень возможно, так оно и случится.
Анжелика безнадежно махнула рукой:
– Одним обвинением больше, одним меньше, какая разница?
– Ну не скажите, – вступил я в разговор, – чем меньше у противника аргументов, тем легче мне будет вас защищать. А значит, больше шансов на успех.
– Защита… – проговорила Анжелика, горестно качая головой, – почему же я должна защищаться, если ни в чем не виновна?
– Ничего не поделаешь, – развел я руками. – Именно для того, чтобы доказать, что вы невиновны, и нужен адвокат… Я, конечно, не знаю планов следователя, который расследует это дело, но, судя по всему, он обратит внимание именно на вас.
– Почему?
– Потому, что я, как бывший следователь, могу сказать, что именно на вас сходятся некоторые версии. И, как назло, именно те, которые принято считать основными…
– Ясно… – пробормотала Анжелика и снова заплакала. Лена принялась ее утешать, я дождался, пока рыдания утихнут, и продолжал:
– Знаете, горькую микстуру лучше проглотить залпом и сразу. А не смаковать по капельке… Поэтому очень важно заранее и точно выстроить линию нашей защиты. Конечно, это трудно, так как мы не знаем всех фактов, известных следователю Бородулину. Но кое-что можно предположить уже сейчас. Тем более человек, плеснувший кислоту в Разину, как вы знаете, задержан.
– И что? Какое это имеет отношение ко мне? – спросила Анжелика, отрывая платок от заплаканных глаз.
– Мы сидели рядом, и я своими ушами слышал, что именно он сказал, после того как сделал свое дело. После того как плеснул кислотой в Разину.
– Что именно? – поинтересовалась певица.
– Да, и я тоже это слышала, – вставила Лена. – Он сказал: «За Анжелику». Конечно же и Разина, и все окружающие тоже, несмотря на шум, слышали эти слова.
Анжелика закрыла лицо руками и заплакала. Лена задумчиво продолжала:
– Причем слова те же самые, что и в случае с Симеоновым. Я не удивлюсь, если выяснится, что и тот, кто напал на сына Консона, говорил что-то вроде этого.
– Это какой-то страшный заговор! – всхлипывала Анжелика. – Просто провокация! Это они сами! Разина и Консон! Они меня ненавидят!
– Возможно, – сказала Лена, – и в этом нам нужно разобраться…
– Понимаете, – как можно более спокойно произнес я, когда всхлипы утихли, – очень маловероятно, что Консон организовал нападение на собственного сына, только чтобы досадить вам. И уж совсем невероятно, что Разина подослала бандита к собственному мужу, чтобы тот всадил нож ему в руку, а потом человека с кислотой к самой себе. Разве что они оба сошли с ума.
