Алексей Наст - Когда враг с тобой
— А-а-а-а! А-а-а-а! А-а-а-а-а-а-а!!!
Гамид вскочил, как от выстрела.
— Лола!
Савватей и Антон тоже напряглись. Женский крик, наполненный неописуемым ужасом, донёсся издалека несколько раз.
— Это там, — кивнул в сторону невысоких холмов, еле видных в утреннем мареве, плывущем над саванной, Джонни. — В проклятом месте.
— Туда! Скорее! — Гамид суетливо засобирался, сгребая лежащую на земле одежду. — Она живая.
— Это очень далеко. Мы не успеем ей помочь, — сказал Джонни. — Я же говорил, что это были Мамбеле с Зинзе.
Савватей устало отёр рукой заспанное лицо, передёрнул плечами от утреннего холода. Наверное, этот крик был последним в жизни Лолиты, подумал он, только теперь какая ему разница — он жаждал найти её, чтобы выслужиться перед Даниловым и вернуться на тёплое место, в сытую бандитскую жизнь. Какой ему смысл выручать её, если пользы от этого не будет никакой. Теперь вообще не осталось никакого смысла в его жизни. Он жертвенная свинья, боров, которого убьют и сожрут для потехи сильных мира.
— Осталась какая-нибудь еда? — спросил он у Джонни.
— Да, в рюкзаке есть несколько банок овощных консервов.
— Надо поесть.
— Согласен. Путь неблизкий.
— Пойдём пешком? — спросил Антон.
— У нас нет выбора. Всё равно вам надо выбираться — в отеле уже спохватились и начали погоню, а на тех холмах шансов уцелеть у нас будет больше — немногие из людей Сики отважутся «потревожить духов».
— Но кто-то отважится, — заметил Антон с упором на слово «кто-то», имея в виду, что уйти без боя им не удастся.
— Немногие. Например, такие волки, как Мамбеле и Зинзе.
— Такие не верят в духов? — усмехнулся Антон. В его голове прочно сидел стереотип, что обитатели саванны приносят жертвы своим идолам, а колдуны у них имеют непререкаемый авторитет.
— Наверное, верят… Но не боятся…
Мамбеле какое-то время смотрел перед собой, не понимая, где он и что случилось. Через десять секунд мозг начал поочерёдно, словно в электронной машине, включать мыслительные и осязательные функции. Свежий ветерок с близких холмов облизал холодом ноги и живот. Мамбеле понял, что проснулся, и вспомнил всё, что должен был помнить, — он сидел без штанов и плавок, задрав ноги на рулевое колесо, а в затёкшей от долгого спанья в неудобной позе пояснице проявилась боль и кольнула так, словно в спину вонзили тонкое длинное лезвие. Он подтянул ноги к животу и спустил их вниз, коснувшись ступнями прохладных педалей. Боль ушла. Здорово они с Зинзе отделали пленницу. Если бы в этом «заколдованном месте» работала техника, они бы ехали остаток ночи, и сейчас были очень далеко отсюда, и не получили такого удовольствия. Теперь он эту спелую ягодку будет дрюкать ежевечерне — на привалах. Бизнес бизнесом, но есть такие удовольствия, ради которых можно пожертвовать частью выгоды.
Не оборачиваясь (ещё и шея затекла от неудобного спанья), Мамбеле стал шарить вокруг в поисках плавок и штанов — в порыве страсти он сбросил их за секунду и отшвырнул куда-то в темноту — и вдруг застыл; он понял, что его разбудило — дикий, пропитанный животным ужасом женский крик.
Он резко обернулся — Зинзе отупело смотрел на него, сидя на заднем сиденье. Он был совершенно голый и ковырял пальцем в правом ухе.
Рядом с ним лежали четыре автоматические винтовки и две безрукавки, увешанные ручными гранатами и снаряженные магазинами с патронами. Лолы не было.
— Чёрт! — выругался Мамбеле, резко толкая дверцу джипа и выпрыгивая из машины. Проспали пленницу!
Мамбеле повернулся вокруг своей оси — никого вокруг. И следов не разобрать — вокруг каменистая почва. Ага, дальше видно сухое русло ручья, может, там что удастся высмотреть. По-любому, убежать далеко она не сможет. Если только… Про это думать не хотелось. Её могли подобрать те, из засады. Возможно, они двигались ночью в этом направлении.
Зинзе потянулся, спросил беззаботно:
— Еде русская? Нету?
Мамбеле, уже начиная выходить из себя, влепил ему звонкую пощёчину:
— Всё из-за тебя!
Зинзе задохнулся от неожиданности и возмущения, молча схватил в руки одну из винтовок, передёрнул затвор и тут же вжал голову — раздался ещё один крик, такой же сильный и наполненный непередаваемым ужасом.
Мамбеле кивнул в сторону холмов:
— Она там! Одевайся, скотина.
— Ты чего на меня наезжаешь?
— Не тряси этой фигнёй. — Поджимая в гневе губы, Мамбеле отбил ударом ладони ствол винтовки от своего лица. — Она могла нас раздолбать из нашего же оружия. Всё твоё скотство.
— Ладно, не ной. Сейчас поймаем её. Всё нормально.
— Помолись, чтобы бог не допустил в её голову мысли насчёт наших автоматов.
Зинзе, натягивая камуфлированную куртку, заулыбался:
— Бог меня любит.
— Было бы за что, — ворчал Мамбеле, натягивая найденные у колеса штаны.
— Бог всех нас любит. Он милосерден, — продолжал разглагольствовать Зинзе, облекаясь в амуницию. — Закончу когда-нибудь свои военные дела и пойду в священники. У меня будет такой белый воротничок, а юные прихожанки, умиляясь, будут лепетать: «Святой отец, святой отец».
Он как следует проверил застёжки безрукавки, сделал небольшой глоток из фляжки. Мамбеле с автоматом на плече пошёл к сухому руслу, оглянулся:
— Идёшь?
— Почему она орала? — запоздало удивился Зинзе. — Что-то её здорово напугало!
Мамбеле раздражённо отозвался:
— Здесь же проклятое место, чудовища тут обитают. Ногами шевели!
Новый протяжный истеричный крик раздался из-за холмов. Мамбеле и Зинзе присели от неожиданности. На душе захолодило. Что же тут происходит?
Не говоря больше ни слова, они помчались вдоль сухого русла.
Страх и ужас, которые слышались в протяжном безумном крике Лолиты, подстегнул и так торопящихся Джонни, Антона и Гамида. Хмурый, задумчивый Савватей замыкал шествие. Ему было тяжело физически — сказывался лишний вес, которым он всегда гордился, убеждая себя, что он придаёт ему важность. Сердце колотилось у самых висков. Что заставляло Лолу орать? — размышлял он. Её насиловали похитители? Её всегда все насиловали. Он лично её насиловал в удобное для себя время. Её этим не напугаешь. Савватей ухмыльнулся. И тут, как удар под дых, раздался новый вопль — безумный и оттого наполняющий душу холодом, — орали во всю мощь лужёных глоток двое мужчин.
Все встали как вкопанные. Было ясно, что орали Мамбеле и Зинзе.
— Что, вообще, там такое? — озадаченно спросил Джонни, не ожидая ни от кого ответа.
Этот вопрос прозвучал в мозгу каждого. Антон почувствовал впереди какой-то сгусток злой энергии. Савватею идти вперёд расхотелось. Ему сейчас не хотелось ничего. Всё, что бы ни делалось, было бессмысленным. Он не вернётся в прошлую жизнь, и это главная катастрофа, и он думал только об этом.
Гамид не думал, Гамид желал идти вперёд, чтобы победить или умереть…
Глава 8
Шамиль открыл глаза, потому что крики, протяжные и тревожные, могли разбудить даже мертвеца. Он удовлетворённо ухмыльнулся — он теперь знал, что Данилова держали в соседней комнате этого проклятого отеля и кричал старик не от физической боли, а от того, что видел в своём старческом сне. Возможно, ему приснилось, как его обижали негритосы, вот он и раскричался во сне. Это хорошо — терять старика не хотелось. Шамиль всегда чувствовал, где его ждала прибыль, и этот старик был просто набит золотом. Его не убили. Великолепно. Но сам Шамиль был в неволе, и все его люди сидели под замком. Сейчас это не так сильно занимало мысли Шамиля. Главное, что он хотел знать, — это как сложились дела у его главного оппонента — Арсана. Если его убили — это совсем другой расклад. Расклад плохой. С одной стороны, можно радоваться — основного бунтовщика уже не было, но с другой… Арсан очень опытный воин, и он, со своей верной пятёркой, был основной силой в многочисленной свите Шамиля. Кто его мог заменить? Если вдуматься — никто! Шамиль улыбнулся — главное, Данилов ещё существовал, а с неграми он по-любому разберётся, даже если умрёт — разберётся…
Данилов открыл глаза и долго лежал, тупо глядя в потолок, который как будто шевелился из-за толстого слоя насекомых. Первой его мыслью было «Как можно жить в таком гадючнике?». Козявки, крепко вцепившись своими многочисленными лапками в потолок, умудрялись пожирать друг друга, жадно спариваться и откладывать липкие какашки. Второй мыслью было, что если русские переселятся в Африку, то насекомым придётся тяжело и, может быть, они даже будут повержены после долгих лет изнурительной борьбы. Но смешные размышления моментально рассыпались, когда Иван Алексеевич осознал, где он находится, — в негритянской неволе, в ловушке, куда забрался по собственной воле. Мозг вернулся из страны сновидений, грёзы тут же забылись, но последнее воспоминание сжало сердце такой тревогой, что стало тяжело дышать. Бог с ними, с неграми, — он не из таких передряг выбирался. В мозгу отчётливо запечатлелся крик женщины. Кто кричал? Неужели Лариса?
