Светлана Алешина - Сладкая приманка
Я была поражена. Она сама шла мне навстречу. Но поражалась я недолго, поняв, что это реакция на чрезмерно затянувшуюся беременность, – физиологические процессы протекают в организме в любом случае, независимо от психологического состояния женщины. И ее интерес к процессу появления детей закономерен.
– Конечно, из животика, – подтвердила я. – Так все дети появляются. Смотри, какой у тебя животик хороший! Наверное, в нем хорошая дочка лежит, моя сестренка.
Это был самый сложный момент. Если сейчас соединение галлюцинаций с реальностью пройдет без осложнений, можно надеяться, что из этого что-нибудь получится.
Лариса заинтересовалась своим животом, потом вдруг резко почувствовала себя сильно уставшей. Она тут же прилегла на постель и мгновенно заснула.
Не попрощавшись с Сергеем, я поспешила в управление с главной для нас новостью дня.
Глава шестая
В опустевшее ночью управление я влетела просто на ураганной скорости, едва не сбив с ног ребят из дежурившей сегодня ФСГ-3, спешивших на выезд. Наши уже, наверное, нервничали, потому что я опаздывала как минимум на час на совещание, которое Григорий Абрамович назначил на двенадцать ночи. Наступали последние сутки, за которые мы могли еще успеть разыскать и обезвредить террориста без ущерба для нашего престижа. Если не успеем, они могут оказаться последними сутками существования группы ФГС-1.
Григория Абрамовича, судя по всему, раздирали противоречивые чувства. Он явно нервничал и раздражался по поводу того, что я болтаюсь неизвестно где, не звоню и не являюсь на совещание. Времени на то, чтобы выполнить приказ, остается совсем мало, и, вполне возможно, выполнить его нам не удастся. Нужно заранее обдумать, как жить дальше. И сделать выводы раньше, чем их сделает начальство. Понятно, что мысль о все более отчетливо маячившей впереди пенсии майора Воротникова не вдохновляла и настроение ему не повышала.
Но мое отсутствие одновременно вселяло в него и какую-то надежду. Он хорошо понимал, что просто так, без серьезного повода, я нигде задерживаться не стану, да еще в такой сложной ситуации, практически в условиях цейтнота, когда счет времени шел уже на часы. Если меня нет, значит, я что-то откопала, успокаивал себя Григорий Абрамович. Я и раньше замечала, что Грэг поглядывает на меня порой с надеждой, особенно, когда мы все оказываемся в тупике.
В кабинет, где царили раздражение и беспокойство Григория Абрамовича, привычное уныние и терпеливость Кавээна и растерянность Игорька, я ворвалась с криком: «Я его нашла!»
– Я его нашла, ребята! – орала я, не в силах успокоиться. – Мы его возьмем, причем сегодня же. Тут ехать-то час, от силы – полтора. Дядь Саша, готовь машину!
Кавээн настороженно посмотрел сначала на меня, потом на Григория Абрамовича, и я смутилась. Что это я раскомандовалась, в самом деле? У нас командира группы пока еще не сменили.
Я уже готова была извиняться, но Грэг и ухом не повел, видя такую откровенную узурпацию его командирских прав. Он только кивнул Кавээну головой, и тот, сорвавшись с места, побежал в гараж. Мне было очень приятно, что Григорий Абрамович, не задав еще ни одного вопроса, отдал распоряжение приступить к выполнению моего плана. Все это говорило о том, что он доверяет и моим выводам, и моей интуиции. А я действительно чувствовала, что сегодня мы возьмем этого террориста, успеем это сделать в отведенный нам срок и выполним приказ.
– Кто? – спросил Григорий Абрамович, вставая из-за стола и доставая из верхнего ящика личное оружие – старенький проверенный «макаров».
– Машков! – ответила я. – То есть Машков-старший, брат того, взорванного на своей свадьбе. Он живет в Красном Плесе, за Волгой, на той стороне. Заброшенная деревушка почти напротив Тарасова, только немного ниже по течению.
– Так это он своего родного брата взорвал, что ли? – уточнил Григорий Абрамович на бегу, когда мы уже в полной экипировке сбегали по лестнице со второго этажа. – Зачем? И роддом тоже он взорвал? И всех остальных? Ты мотивы его поняла?
– Брата он взорвал, – ответила я. – Там явная психическая ненормальность. Мотивы очень сложные, поскольку человек он талантливый и образованный. Учился у Мартыненко, тот его считал почти гением в математике, думал, что он его место со временем займет.
Мы уже впрыгнули в машину и мчались по ночному Тарасову с максимально возможной скоростью, надеясь на высокие пилотские качества Кавээна. Редкие машины шарахались от нас в разные стороны, гаишники возмущенно хватались за свои полосатые жезлы, но, увидев яркую красно-синюю расцветку нарушителя правил дорожного движения, махали рукой, понимая, что спешить нас заставляет необходимость, а не исконно русская любовь к быстрой езде.
– Но у Мартыненко Александр Машков проработал всего год после защиты диссертации, – продолжала я рассказывать то, что мне удалось накопать за сегодняшний вечер, – и неожиданно уволился. Он, кстати, старший из братьев. Александр круто поменял свою жизнь, уехал от брата и отца, с которыми жил в то время, и поселился в этом самом Красном Плесе, один.
– Не женат? – спросил Игорь.
Я усмехнулась.
– Конечно, нет. Женщин ему заменяли бомбы.
– Он что, враждовал с братом? – спросил Григорий Абрамович. – За что он его?
– Я думаю, за то, что тот женился, – ответила я. – Вернее, за то, что у него нет никаких проблем с женщинами, что он может создать… – Я запнулась и поправилась: – Мог бы создать полноценную семью.
– Что ты хочешь сказать? – перебил меня Грэг. – Этот Машков-старший, он неполноценный какой-то, что ли? Инвалид?
– Я не могу пока с уверенностью ответить на этот вопрос. Мне нужно с ним самим поговорить. Если речь идет о психической неполноценности, то думаю, что это именно так, хотя полностью я в этом не уверена.
– На что он живет? – спросил Грэг. – Чем занимается? Где работает?
– Точно сказать не могу, но, судя по письмам, которые я нашла у Машкова-младшего в квартире, можно предположить, что он нигде не работает, деньги выпрашивает, вернее, выпрашивал у младшего брата. А занимается тем, что изготавливает свои взрывающиеся бандерольки, начиняет их бомбочками и рассылает своим жертвам.
– У тебя есть доказательства, что это именно он? – спросил Григорий Абрамович.
– Письмо к младшему брату, – ответила я, – в котором он просит его все письма, где сообщается что-либо важное, помечать красным фломастером – проводить под маркой жирную черту. И сам обещает делать то же самое. Это даже не просьба. Написано так, словно он приказ отдает, – требовательно и безапелляционно.
– Интересно, он и деньги у него таким же тоном просил? – подал голос Игорек.
– Не забывай, Игорь, что он все-таки больной человек, – напомнила я. – Причем психически больной. И болен он серьезно.
– Как ты узнала, где он живет? – уточнил Григорий Абрамович.
– Он писал обратный адрес на письмах к брату, – ответила я.
– Действительно, явный псих! – проворчал Игорек. – Мог бы попросить брата присылать ему деньги до востребования, чтобы адрес свой не светить.
– Помолчи, Игорь! – приказал Грэг.
Мы замолкли. Григорий Абрамович молчал вместе с нами, что-то напряженно обдумывая. О чем он думал? Может быть, о том, что ему теперь, слава богу, скорее всего не придется уходить на пенсию? Или о том, что мы утрем-таки нос этим пижонам из ФСБ, если, конечно, возьмем этого самого Машкова-старшего.
– Интересно, – сказал вдруг Григорий Абрамович, – есть у него сейчас готовые бомбы?
Мы с Игорьком не ответили. Откуда нам знать? А ему-то, Абрамычу, это зачем?
Григорий Абрамович словно услышал мой невысказанный вопрос.
– Очень не люблю ждать в больничном коридоре, когда людям из моей группы пришивают руки или ноги. А если голову оторвет? Назад не пришьешь.
Он посмотрел на меня и улыбнулся.
– Где еще я найду тогда такого психолога?
…Красный Плес оказался забытой богом деревушкой на левом берегу Волги, полностью погруженной во мрак, утонувшей в высоких зарослях какой-то травы, как выяснилось утром – крапивы. Было начало третьего ночи. Искать сейчас самостоятельно дом, в котором живет Александр Машков, не было никакой возможности.
Стоило бы, конечно, дождаться рассвета, до которого осталось часа полтора, не больше, но Григорий Абрамович спешил поскорее добраться до террориста. Он приказал Кавээну подъехать к одному из немногочисленных домов, осветить фарами окна, а сам пошел на переговоры с местным населением, если таковое обнаружится. Мы остались ждать результатов его дипломатических усилий.
Григорий Абрамович разговаривал минут десять, но зато вернулся с провожатым, который сам вызвался показать дом Машкова. Он оказался мужиком словоохотливым и трещал всю дорогу, несмотря на то, что его подняли из постели среди ночи.
– Машков дрянь-человек, – сообщил нам мужичонка, хотя мы его ни о чем подобном не спрашивали. – Я как рассуждаю? Ты, конечно, можешь сам не пить и других за это осуждать. Это сколько тебе угодно. Ну так мы тебя с собой и не зовем! И если заходим иногда, так не для того, а чтобы поговорить. О жизни нашей красноплесской. Ты человек новый, твое мнение нас интересует!
