Мария Дубинина - Джон Найтингейл. Истории о потустороннем.
— Что он пишет? Говори же, не молчи!
— Он видел «Каллисто» и это свело его с ума. И смотри, что я нашел еще. С трудом разжав пальцы, я бросил на кровать фотоснимок, запечатлевший всю команду «Лавинии», корабля, на котором плавал Джеймс. Агата внимательно его изучила:
— Если это Джеймс, — она показала на улыбающегося парня в первом ряду, — То ты на него очень похож. Но что такого…
— Ты смотришь не на того. Вот, в самом центре.
— И кто же это? Я сцепил заметно дрожащие пальцы и, собравшись с силами, выпалил:
— Лео Грант. Капитан-призрак.
История девятая
Развязка
Слово «покой» перестало для меня хоть что-то значить. После второго же дня, проведенного в стенах родного дома, мир снова перевернулся с ног на голову, и я уже не знал, где мое место в этом хаосе. Долгие ужасные месяцы я пытался убедить себя, что морской воздух губительно воздействовал на мой рассудок, вызывая чудовищные иллюзии, венцом которых явилась бригантина под названием «Каллисто». Я почти поверил, что не было никакого корабля и тем более ее призрачного капитана. Непрерывная череда опасностей, преследовавшая меня на суше все последнее время, объяснялась мною как чистая случайность, стечение обстоятельств.
Однако кое-что в дневнике покойного брата, кроме злосчастной фотографии, подтвердило, что я ошибался в своем рационализме.
— Что ты делаешь? — спросила меня тем вечером Агата, после того, как я решительно взялся за пуговицы своего жилета. Он полетел на пол, как и рубашка, и я с лицом, преисполненным мрачной обреченности, повернулся спиной:
— Что ты видишь, скажи? Я почувствовал ее прохладные пальчики на своей разгоряченной коже и вздрогнул, как от ожога.
— Родимое пятно. Под левой лопаткой, — ответила Агата.
— На что оно похоже? Она провела по пятну пальцем и задумчиво протянула:
— Не знаю… Немного на звезду, пятиконечную. Но я могу ошибаться. А что? Это важно?
— Это не просто родимое пятно. Оно появилось у Джеймса после встречи с «Каллисто». И у меня, кажется, тоже… Это было чистейшей правдой. Я точно знал, что проклятой метки не было у меня с рождения. Да, именно метки, потому что я больше не сомневался, что Лео Грант выбрал меня для цели, мне не ведомой и от того кажущейся мне особенно ужасной. Той ночью он вновь заговорил со мной, о сне, но теперь я узнал его голос:
— … ты мой. Разве ты не чувствуешь этого? Как кровь при моем приближении начинает бежать в обратном направлении, прочь от сердца? Расщепляется, становится водой…
— Чего ты хочешь, черт подери?! — мысленно воскликнул я, не размыкая губ, но при этом словно со стороны слыша свой истеричный крик.
— Я хочу получить тебя. Мы две части одного целого. Ты и я, навеки. На тебе моя метка, Джон, и тебе не убежать, как ни старайся. Все дороги ведут ко мне.
— Но я не понимаю!
— Ты поймешь. Позже… Я проснулся в липком холодном поту и не сразу понял, где нахожусь. Сквозь открытое окно проникал промозглый ночной воздух. Вдалеке, на пустоши, тоскливо выла собака. С тех пор и днем и ночью меня преследовал этот тихий, но проникающий даже сквозь шум майской грозы голос. Я ничего не говорил матушке, боясь еще сильнее расстроить ее — она и без того редко выходила из своей комнаты и была на редкость равнодушна ко всему, что ее окружало. Мне приходилось искать утешения в объятиях невесты, однако ее предложение занять одну спальню я решительным образом отклонил. Как бы тяжело и беспросветно ни было мое положение, я не желал подвергать Агату испытанию косыми взглядами и немыми упреками. Даже статус вдовы не давал ей право поступаться общественной моралью. И пусть она упорно стояла на своем, ночные кошмары я встречал в одиночестве. На четвертую ночь мучений произошло нечто, что чуть приоткрыло для меня завесу тайны. Я проснулся позже обычного и, хоть и проспал всю ночь, чувствовал себя неимоверно уставшим. Никто не спешил подниматься и звать меня к завтраку, так что я не стал особо торопиться, а посвятил время скрупулёзному анализу того, что открылось мне в очередном полночном видении. Я ни секунды не сомневался в его правдивости, несмотря на кажущуюся фантастичность существования самого факта так называемых вещих снов. Уверен, заяви я об этом во всеуслышание, и знакомства с психиатрической лечебницей мне не избежать. Однако я знаю как минимум одного человека, кто не только способен терпеливо выслушать меня, но и поверить услышанному. Агату я нашел в библиотеке. Она задумчиво листала толстую книгу, но по отсутствующему взгляду голубых глаз не трудно было догадаться, что содержание сего фолианта не доходило до ее сознания.
— Доброе утро! — нарочито громко поздоровался я. Агата дернулась в испуге, так что мне немедленно стало стыдно за свою глупую выходку. Нервы у всех нас были на пределе, и не стоило столь бесцеремонно нарушать тот хрупкий покой, что царил в стенах маленькой уютной библиотеки. Когда Агата повернул ко мне лицо, я с болью в сердце заметил темные круги вокруг ее глаз, покрасневших не то от слез, не то от бессонницы.
— Что ты читаешь? — я подошел ближе, но моя возлюбленная проворно захлопнула книгу и убрала в ящик стола.
— Ничего. Ничего такого, — она вымученно улыбнулась и протянула ко мне руки, — Обними меня, мне так грустно… Время замедлило бег, словно милосердно давая нам шанс просто побыть рядом, не размыкая нежных объятий и не говоря ни слова.
Но вот скрипнула половица в коридоре, и мы отпрянули в стороны, как застигнутые врасплох любовники. Шаги за стеной стихли, но волшебный миг был утерян, я решился поведать свой сон, повествующий о реальном событии из жизни моей семьи. Агата слушала меня внимательно, и лишь дрожь ресниц и нервные движения тонких бледных пальцев выдавали ее волнение.
— Иными словами, — резюмировала она, — Ты уверен, что смерть твоего отца не была трагической случайностью? Я кивнул:
— Да. Я своими глазами видел, как он выпил яд, понимаешь, будто я сам был там, рядом с ним… Погруженный во тьму кабинет отца в городской аптеке снова предстал предо мной, как и в сегодняшнем пугающем сне. Мое астральное тело находилось там, в то время как физически я метался в бреду в своей постели, сминая простыни. Мне было тяжело об этом вспоминать, но я осознавал всю важность увиденного.
— Самоубийство? — ужаснулась Агата и снова не угадала.
— Его заставили выпить яд.
— Но кто… кто это сделал?
— Коллинз. Агата ахнула, не сдержав чувств. Приветливый и обаятельно нелепый, Персиваль Коллинз ни у кого бы не смог вызвать ассоциаций с коварным убийцей. Безусловно, в бульварных романах злодеями всегда оказывались люди, на которых подозрение пало бы в последнюю очередь. Но жизнь не часто придерживается подобных правил, иначе расследования проводились бы как по писаному, и я с радостью сообщил Агате, что Перси не виновен. В прямом смысле.
Однако он, сам того не ведая, направил руку Ричарда Найтингейла, сжимающую склянку с отравой, ко рту. И тому было свое, совершенно невероятное объяснение. Я сам не до конца понимал истинную суть дьявольского механизма, сковывающего человеческую волю, но именно это и проделал Лео Грант с сознанием студента-ботаника. Я до сих пор отчетливо помнил его мертвый взгляд, в котором плескалось бурное море, и неестественный голос, которым он произносил вложенные в его голову чужие слова. Не может быть и тени сомнения, что нечто подобное произошло и с Перси Коллинзом. Знать бы только, как именно Грант совершает свои злодеяния так далеко от своих законных владений, и по какому принципу выбирает жертв.
— Все это так страшно, — тихо пожаловалась Агата и зябко обняла себя руками за плечи, — Я боюсь за тебя. Я ничем не мог утешить любимую, все мы были в опасности, пока над нами витала тень древнего зла. Я был как никогда близок к отчаянию.
— Ладно, хватит скорбеть, — Агата поднялась и подошла к окну, — Мы должны действовать.
— Ты права. Я, пожалуй, поеду в город, зайду в аптеку и осмотрюсь там. Агата проводила меня до крыльца и поцеловала на прощание.
Покинув дом, я почувствовал облегчение, будто с плеч сняли тяжелый груз, вдавливающий меня в землю. Повозка тряслась по ухабистой дороге, я сам правил лошадью и размышлял о том, что ожидало меня впереди. Тогда я еще не знал, что Агата Лонг тоже покинула усадьбу вместе с Перси Коллинзом и отправилась по моим следам. Пожилой аптекарь встретил меня тепло, хоть лично мы и не были знакомы. От управляющего он узнал о моем приезде и не удивился столь раннему визиту.
— Кабинет Вашего батюшки там, — он провел меня в заднюю часть аптеки и открыл дверь своим ключом, — Я ничего не трогал, все в том же порядке, что и при покойном мистере Найтингейле. Я поблагодарил старика и прикрыл за собой дверь. Тишина кабинета обрушилась на меня подобно тяжелому покрывалу. Я стоял, оглушенный, не в силах пошевелиться, как муха в янтаре. Но странное и неприятное ощущение скоро прошло, я сделал несколько неуверенных шагов и почти физически почувствовал, как разрушается плотный кокон, который опутывал это место и сохранял его в первозданном виде. Так, наверное, бывает с археологами, впервые ступающим под своды только что распечатанной гробницы. Я провел рукой по столу, стирая слой пыли. Да, теперь это был просто заброшенный кабинет, именно таким я видел его во сне и точно знал, что мне стоит искать. Преодолевая внутреннее напряжение, я нащупал в стене тайник. Если мои видения действительно так правдивы, в тайнике я найду то, что объяснит мне многое и что еще больше запутает остальное. Крошечная ниша, открывшаяся моему пытливому взору, на первый взгляд показалась мне пустой, я поднес к ней зажжённую спичку и сумел различить на дне тонкий пожелтевший от времени конверт. В нем было коротко письмо.
