Питер Ловси - Смерть за кулисами (в сокращении)
— Я уже говорил тебе, что мою начальницу взяли в хор? — спросил Даймонд.
— Джорджину? Ей повезло. Значит, она будет одета женщиной с Флит-стрит, в платье с ярким лифом и широкой юбкой, — Палома взяла книгу и открыла ее. — Надеюсь, этот чертов мюзикл все-таки поставят. Я убила на него массу времени.
— Работа идет полным ходом. У театра есть будущее. — И Даймонд сообщил, что Клэрион отказалась от намерений подавать в суд, а потом рассказал о найденной предсмертной записке.
— Неплохой, оказывается, сегодня день, — заметила она. — И угроза разорения театра миновала, и дело закрыто.
— Если записка подлинная. Ее спрятали на сцене.
— Ладно тебе, Питер! Где еще ее должны были спрятать — с тем расчетом, чтобы записка нашлась? Сцена ничем не хуже любого другого места. Дениз думала, что ударится о пол сцены, спрыгнув сверху. Ее намерения очевидны. Тот, кто обнаружил бы труп, нашел бы рядом и записку.
Объяснение выглядело логично.
— Дениз покончила с собой. Вот и все. Можешь расслабиться.
Да, он бы не отказался. Но продолжал мысленно спорить сам с собой о том, стоит ли делиться с Паломой сведениями, полученными от Майка Глейзбрука. Смог бы он довериться Стеф, своей покойной жене? Определенно. Тогда почему не Паломе?
— Я сегодня встречался с одним школьным товарищем…
Палома выслушала его молча.
— И ты не знаешь точно, приставал к тебе тот учитель или нет.
— Уайт приговорен к тюрьме за педофилию, а у меня сразу после тех выходных возникла фобия, связанная с театром.
— По словам твоего одноклассника, к нему Уайт не приставал. И все-таки ты уверен, что тебя домогались?
— Если с самого начала Уайт нацелился на меня, Майк мог служить ему прикрытием.
— Уайт еще жив?
Вопрос застал Даймонда врасплох.
— Без понятия. Ему должно быть уже за семьдесят.
— Ты же служишь в полиции. Разве за лицами, совершившими преступление на сексуальной почве, не ведут наблюдение? Ты можешь выяснить, что с ним стало. И даже встретиться с ним.
Даймонд пожалел, что завел этот разговор.
— Не знаю, могу ли я себе доверять. В любом случае он будет все отрицать. Возможно, он даже сменил имя.
— Но в полицейскую базу данных должны быть занесены все имена, которыми он пользовался.
— Ты так трогательно веришь в могущество системы, — вздохнул Даймонд. — А между прочим, Уайта осудили за тридцать лет до того, как была создана эта база.
— Значит, наверняка сохранилось досье…
— Ты права. Их ведет в Скотленд-Ярде Национальная служба идентификации, — и, торопясь завершить этот разговор, Даймонд добавил: — Завтра же позвоню им и запрошу сведения.
— А почему не сейчас?
Даймонд нехотя полез в карман за телефоном.
Информацию ему предоставили сразу, как только узнали, кто он такой. Гражданский служащий Скотленд-Ярда сообщил, что в 1965 году в Винчестере тридцатиоднолетнему Моргану Огилби Уайту вынесен обвинительный приговор по трем пунктам обвинения в совершении непристойных действий в отношении несовершеннолетних. Его приговорили к пяти годам тюрьмы, из которых он отсидел три. В 1968 году его освободили условно.
— И все? — не удержался Даймонд. — Я ожидал большего.
— Повторных судимостей у него нет — по крайней мере, под тем же именем. Педофилы часто и ловко меняют имена и фамилии.
— Я рассчитывал узнать, где он сейчас.
— Попытайте удачу в полиции там, где ему был вынесен приговор.
Тем вечером театр был полон на три четверти. Неплохо, особенно если учесть, какими мрачными казались перспективы после того, как постановку покинула Клэрион.
За кулисами царило приподнятое настроение. Мелмот оповестил всех и каждого о решении Клэрион не подавать в суд. Гизелла с нетерпением ждала выхода на сцену: ей передали, что сегодня ее игру будет смотреть ассистент режиссера лондонского Национального театра, занимающийся кастингом.
Хедли Шерман заглянул к Гизелле с букетом роз, когда она гримировалась.
— Это вам от меня, дорогая, авансом, чтобы подбодрить.
— Да-а?.. Спасибо, — осторожно отозвалась Гизелла, которой не понравилось, как Шерман накануне лапал ее.
Не обратив внимания на ее тон, Шерман продолжал:
— Вы обворожительны. Может быть, поужинаем после спектакля?
— Спасибо за приглашение, — отозвалась она. — Пожалуйста, не принимайте это на свой счет, но вечером компания мне не нужна — ни сегодня, ни в любой другой день.
Актеры, занятые в первых сценах, начали покидать гримерные и занимать места за кулисами, прислушиваясь к нараставшему гулу голосов в зале. Радостное предвкушение по обе стороны занавеса в этот четверг явно имело знак плюс и усиливалось по мере продолжения спектакля.
Незадолго до антракта, вскоре после которого на сцене должна была появиться фрейлейн Шнайдер, актриса, исполнявшая роль фрейлейн, преградила путь Гизелле за кулисами.
— Вы видели? — Взгляд огромных от испуга глаз впился в лицо Гизеллы. — В ложе верхнего яруса, справа? Там Серая дама!
— Театральное привидение?
— Смотрит прямо на меня! И рядом никого нет.
— Наверное, это кто-нибудь из зрителей.
— Именно в этой ложе всегда видели привидения, — напомнила фрейлейн Шнайдер. — Честное слово, она была там — бледная как смерть, вся в сером! Это плохая примета?
— Не знаю. — Гизелла огляделась в поисках поддержки. Занавес только что закрыли, Престон Барнс покидал сцену.
Фрейлейн Шнайдер схватила его за руку:
— Вы видели? Видели Серую даму?
Он оказался не таким вежливым, как Гизелла.
— Господи, да некогда мне слушать этот бред! — воскликнул он и удалился.
Гизелла пожалела, что ей недостает твердости.
— На вашем месте я бы просто забыла об этом, и все, — заметила она.
— Мне страшно… — пролепетала фрейлейн Шнайдер.
Вскоре известие облетело все закулисное пространство. Рабочие сцены, менявшие декорации, пытались выглянуть в щель между полотнищами занавеса. Но Серая дама уже исчезла.
— Видно, побежала в буфет, — пошутил кто-то.
Весть достигла «Головы Гаррика», где обосновался Тайтус О’Дрисколл. Бросив недопитое вино, он поспешил в театр. Естественно, первым делом он направился в бар первого яруса, но там говорили только о пьесе. Из партера хорошо просматривалась ложа с привидением, но к разочарованию Тайтуса, Серую даму он так и не увидел. В досаде он прошел за кулисы.
Все вокруг, казалось, было заряжено нервной энергией. Дали первый звонок, зрители уже возвращались на свои места. Престон на сцене ждал начала действия, Гизелла стояла в кулисах, готовая к выходу.
Из динамиков послышался голос помощника режиссера:
— Будьте добры, кто-нибудь, дайте пинка фрейлейн Шнайдер. Она уже должна быть на месте и в полной готовности.
Двое рабочих сцены попытались вызвать фрейлейн из гримерной, но она и слушать их не желала.
— Я не позволю обращаться с собой как со слабоумной! Мистер Шерман повел себя по-хамски. Видно, он считает, что мне все привиделось. А я точно знаю — она была там!
Вмешался Тайтус:
— Я драматург, Тайтус О’Дрисколл. Если я правильно понял, вы видели Серую даму. Как она выглядела?
— Сэр, сейчас не время, — заявил один из рабочих сцены. — У нее выход.
— Она была в сером. Во всем сером, а глаза блестели так холодно, что я до конца своих дней этого не забуду! — воскликнула фрейлейн Шнайдер.
— Она была одета в костюм девятнадцатого века?
Его собеседница оживилась:
— Да, да! Во что-то похожее на плащ.
Тайтус ахнул:
— Это очень важно! Знаете, вы сейчас идите на сцену, а потом мы не спеша поговорим обо всем, что вы видели, хорошо?
Смягчившись, фрейлейн поспешно покинула комнату и засеменила за кулисы, оттолкнув локтем попавшегося на пути Шермана.
— Она согласилась выйти на сцену? — спросил Шерман.
— С трудом, — ответил Тайтус. — Скандал еще не закончен.
— Не знаю, что вы ей сказали, но, видимо, сумели ее убедить.
— Проявил сочувствие, — пояснил Тайтус. — Я нисколько не сомневаюсь, что сегодня театральное привидение среди нас. Предлагаю побывать в той ложе и выяснить, осталось ли там убедительное доказательство — запах жасмина.
— Не сейчас. Ложа заперта по моему распоряжению. Как только поползли эти дурацкие слухи, я сразу понял: какой-нибудь болван наверняка захочет побывать в ложе.
— Для меня вы могли бы и отпереть ее, — возразил Тайтус.
— Нет там привидения, и никогда не было! — отрезал Шерман, топнув ногой. — Это байки, которые люди повторяют не задумываясь. Сегодня вечером здесь все словно сошли с ума, и моя задача — образумить театр. А вам я советую вернуться в «Голову Гаррика» или туда, откуда вы пришли.
— Вот она, благодарность. — Тайтус отступился, понимая, что эту схватку он проиграл.
