Алексей Макеев - Кукловод
А вот Юрчику снова не повезло. Мало его избивал героико-монументальный, так еще и Оля, зацепившись за него одной ногой, чтобы удержать равновесие, наступила другой.
«Не поломала бы студенистому последние кости», – подумал я, бросаясь к Шермановой на выручку. Но ей моя помощь особо и не требовалась. Со словами «Я тебя сейчас урою, ублюдок!» Оля, переступив через своего бывшего одноклассника, помчалась к поверженному врагу. Она успела пнуть его только два раза, а затем монументальный, увидев, что на помощь разъяренной женщине спешу еще и я, сообразил, что с двумя противниками ему точно не справиться, и решил последовать примеру Нины Стороженко. Проще говоря, он подхватился, перевернулся со спины на живот, взял «низкий старт» и рванул от нас подальше в темноту аллеи.
Мы с Шермановой, как два былинных богатыря, оттерли пот со лбов и оглядели поле боя, подводя итоги. Среди троих лежавших на асфальте тяжелораненых один был наш, это Тычилин, и двое из числа противника – блондин и свиноподобный; по одному дезертиру с каждой стороны – Стороженко и героико-монументальный; ну, и двое выстоявших – я и Шерманова. Короче, победа безусловная и убедительная осталась за нами…
– Здорово мы их! – хвастливо проговорила Оля, заправляя в джинсы выбившуюся во время драки майку. – Будут знать, как к честным людям приставать!
Я тоже заправил в джинсы рубашку.
– Кто они вообще такие? – поинтересовался я, поглядывая по сторонам в поисках Стороженко.
– П-понятия не имею, – нетрезво проговорила Шерманова и, присев на корточки, принялась собирать с газона разлетевшиеся из сумочки вещи и складывать их назад в сумку. – Я их впервые в жизни вижу.
Наконец отыскалась Нина. Она выглянула из-за дерева, расположенного по другую сторону асфальтированной дорожки.
– Ребя-ата-а! – проговорила она тихо, жалобно и протяжно. – С вами все в порядке?!
– В порядке, в порядке! – откликнулся я и помахал рукой. – Выходи давай! Сама-то как?
– У меня все хорошо, – проговорила Стороженко смущенно, очевидно, испытывая неловкость за малодушие и трусость, осторожно вышла из-за дерева и, опасливо поглядывая на лежавших и уже начавших шевелиться врагов, начала приближаться к нам.
«Шевелятся, значит, живы, – решил я. – Но как там дела у веселого сказочника идут, все же не мешало бы поинтересоваться».
– Пойду студенистого проведаю, – объявил я и, вытирая рукавом все еще капающую из носа кровь, направился к Тычилину.
Оторвавшись от сбора барахла в сумочку, Шерманова подняла тяжелую, затуманенную парами алкоголя голову.
– К-какого еще студенистого? – спросила она удивленно.
Смотри-ка, пьяная, пьяная, а соображает!
Я махнул рукой:
– Ладно, не бери в голову. Это я так, своим мыслям отвечаю.
Я быстрым шагом приблизился к Юрчику. Он лежал лицом вниз и не подавал признаков жизни. Встав перед Тычилиным на одно колено, я, не переворачивая его (вдруг труп, чего трогать-то до приезда полиции?), взял его сверху за шею указательным и средним пальцем, нащупал сонную артерию. Нет, жив, к счастью, студенистый – пульс бился, причем мощно и учащенно. Я с трудом перевернул тяжелое тело и почувствовал, как глаза у меня сами собой округлились. Я выругался:
– …твою мать!
Физиономия Тычилина представляла собой одну кровавую маску, казавшуюся особенно страшной в свете ярко-желтой луны – ни дать ни взять зомби из фильма «Восставшие из ада». От души постарался героико-монументальный, теперь бедные дети нашего города минимум дней двадцать не смогут увидеть на сцене кукольного театра веселого сказочника Андерсена в сказке «Девочка со спичками»!
– Ни хрена себе! – вырвалось у подошедшей к нам с Тычилиным Оли. В пылу сражения Шерманова вроде немного протрезвела, но теперь ее снова начало развозить, и она стояла покачиваясь. – Вот его отметелили! Он хоть жив?
Словно в ответ на ее вопрос Тычилин выдул изо рта несколько кровавых пузырей.
– Жив, – подтвердил я, радуясь в душе, что у студенистого работают легкие и ему не нужно делать искусственное дыхание «рот в рот», а то меня непременно вырвало бы. – И, как видишь, дышит.
Подошла к нам и Стороженко и встала с другой стороны Тычилина, за моей спиной.
– Черт! – не смогла и она сдержать эмоций. – Как же мы теперь выступать-то будем?! У нас же на всю следующую неделю левые спектакли в детских учреждениях запланированы!
– Наденете ему на голову черный чулок, и станет у вас великий сказочник не датчанином Андерсеном, а чернокожим афроамериканцем Андерсоном, – механически проговорил я, прикидывая, какие дальше предпринимать действия, ибо свинообразный уже более-менее очухался, встал на четвереньки и, монотонно качая головой из стороны в сторону, пытался подняться. Приходил в себя и блондин. Лежа на животе, он шевелил конечностями, будто выползающий из моря на сушу краб клешнями.
– Тебе все деньги! – с обидой и горечью пьяного человека укорила подругу Оля. – А то, что Ю-ю… Ю-ю… Ю-юрку, – наконец выговорила Шерманова и шмыгнула носом, – этого… этого добрейшей души человека, может быть, изуродовали, и он теперь вообще инвалидом о-о-останется, это тебя нисколько не инте… не интересует, да?
– Да интересует, – уныло проговорила Нина, судя по тону, явно кривя душой. – Но деньги лишними не бывают, тем более большую часть из которых я уже получила в качестве предоплаты. И что теперь, спектакли отменять?
Оля, вытирая испарину с разгоряченного от только что пережитых событий и употребления горячительных напитков лица, провела по физиономии пятернею так, будто сдирала с нее тугую резиновую маску.
– Ну, что же, – судорожно вздохнула она. – Если потребуется, придется отменять.
– Ладно, позже подумаем над этим вопросом, – решила Стороженко и беспомощно взглянула на поднимающихся свиноподобного и блондина. – А кто мне скажет, что сейчас нам делать?
«На вашем месте, ребята, – мелькнула у меня мысль, – если бы у меня была шкатулка, а в ней диадема на несколько миллионов долларов, то я бы вообще не думал ни о каких левых спектаклях, а разделил бы прибыль от похищенного на всех участников труппы халтурщиков и до конца дней своих жил припеваючи, нигде не работая».
Вслух же сурово проговорил:
– Ладно, хватит причитать над Юркой, будто над трупом. Поживет еще и, возможно, не в качестве инвалида… А сейчас надо сматываться отсюда подальше, пока эти, – я кивнул в сторону свинорылого и кучерявого, – окончательно не пришли в себя и не напали на нас. А то еще и тот, что убежал, вернуться может и привести с собою свежие силы.
– Но как же мы его такого потащим? – изумилась Стороженко.
– Как-нибудь, – проговорил я беспечно и осторожно хлопнул студенистого ладонью по щеке. – Юра, как слышимость?!
Тычилин застонал, выпустил кровавый пузырь изо рта и очень невнятно проговорил:
– Тяжело мне, ребята.
– А кому в этой жизни легко, парень?! – подбодрил я Юрчика. – Сам знаешь, нынче жизнь какая – сегодня ты цветущий, преуспевающий в жизни человек, а завтра никому не нужный инвалид… Идти-то сможешь?
– Нет, – не разжимая рта, ответил студенистый.
– Что же, придется тащить! – невесело проговорил я, весьма удрученный перспективой волочь по парку нелегкую ношу, и поднял голову к стоявшей передо мной Оле, так как считал, что для дела, которое хочу ей предложить, она со своей силой и габаритами больше подходит, нежели субтильная Нина. – Позвоночник ему тот красавчик, что деру дал, вряд ли сломал, не изверг же он. А хуже, чем с Юркой уже случилось, мы не сделаем, так что подсоби мне, Оля, транспортировать тело твоего бывшего одноклассника в более безопасное место.
Шерманова без возражений отдала свою сумку Стороженко, которая повесила ее на то же плечо, где висела ее сумочка, и склонилась над студенистым. На «раз, два, три» мы подняли охающего и стенающего студенистого на ноги, взвалили с двух сторон на плечи и повели прочь из парка. Со стороны мы представляли собой весьма живописную картину: «Группа бойцов, вышедшая из окружения и вынесшая на своих плечах тяжелораненого воина». Вон и санитарка вокруг нас с двумя сумками на плече бегает, хлопочет, мне нос бумажной салфеткой промокает. Дожил, Игорек, уже как мальчишке сопли женщины вытирают.
Идти было трудно, Юра иной раз шел так, словно у него не было в ногах костей, а большей частью висел на наших с Олей плечах, и тем не менее мы не жаловались. Благо парк имел чисто символическое ограждение, а потому нам не пришлось тащиться через главный вход, расположенный далековато, и мы несколько минут спустя, распугивая гуляющие парочки и компании, вышли одной из аллей к дороге. Здесь усадили Юрчика на скамейку под фонарем и наконец-то смогли расправить затекшие от тяжелой ноши плечи.
– Надо «Скорую» вызывать! – с беспокойством оглядывая мою окровавленную физиономию и разбитое лицо Юрчика, проговорила Стороженко.
