Дик Фрэнсис - Рама для картины
— И та картина.
Пришли двое полицейских. Выслушали, записали и удалились. Обещаний никаких не давали. Раньше в Алис-Спрингсе ничего подобного не случалось. Никто из местных на такое не способен. Но в городе постоянный поток туристов. Кто-то из них вполне мог оказаться грабителем.
К приходу Джика и Сары меня уже поместили в палату. Забрался в постель и почувствовал себя совсем худо. Знобило. Холод шел откуда-то изнутри. Это была защитная реакция организма на травму, иными словами — шок.
— Они действительно взяли картину, — сказал Джик, — и бумажник тоже.
— А галерея закрыта, — добавила Сара. — Девушка из магазина напротив видела, что Харли закрыл ее рано, правда, она не видела, когда тот уехал. Выезжает обычно с заднего двора, машина у него там.
— Полиция побывала в мотеле, — сказал Джик, — мы им объяснили, что пропала картина, но, по-моему, они не обратят на это внимания, если не рассказать всю историю…
— Надо подумать.
— Что теперь делать? — спросила Сара?
— Знаете… нет смысла здесь оставаться. Завтра возвращаемся в Мельбурн.
— Слава Богу, а то я думала, ты хочешь, чтобы мы пропустили Кубок.
Несмотря на прорву таблеток, ночь у меня была бессонная, тяжелая. Лежать было неудобно в любом положении. Послешоковое состояние вызвало лихорадочный жар. На теле оказалось, наверное, мест пятнадцать, где колотился пульс. Малейшее движение вызывало резкий протест, как у несмазанного мотора. Ничего удивительного, раз медики посоветовали остаться у них на ночь.
До рассвета перебирал в голове все счастливые случайности. Могло быть гораздо хуже.
Больше всего тревожила не кровожадность нападавших, а быстрота, с которой они нас разыскали. С того самого момента, как увидел разбитую голову Регины, было ясно — за всем этим стоит безжалостный ум. В действиях подчиненных всегда ощущаешь натуру шефа.
Не мог отвязаться от мысли, что решение сбросить с галереи вызвано именно жестокостью. Для убийства такой вариант слишком ненадежен. Падение с такой высоты могло и не привести к смертельному исходу — даже не будь там дерева. Те двое, насколько я помнил, не подошли, чтобы добить меня, пока — полуживой — лежал неподвижно.
Значит, всего лишь чудовищный способ убрать с дороги, чтобы беспрепятственно ограбить. Или целью было вывести из строя?
Может, и то и другое вместе.
Но как же они нас разыскали?
Какое-то время ломал над этим голову, но так и не нашел подходящего ответа. Скорее всего, Вексфорд или Гриин, позвонили по телефону из Мельбурна и велели Харли Ренбо быть начеку. Как они запаниковали при известии, что видел Маннингса и свежую копию Милле… Да еще прихватил образчик работы Ренбо… Нет, не смогли бы столь молниеносно переправить двух амбалов из Мельбурна в Алис-Спрингс.
Между покупкой картины и нападением прошло всего четыре часа. Какое-то время ушло на то, чтобы узнать, где мы остановились. Надо было еще улучить момент, когда пойду из бассейна наверх.
Все-таки вели слежку с самого ипподрома Флемингтон. Или нашли по спискам авиапассажиров. Но если так, то они предупредили бы Ренбо о нашем приезде. И он не стал бы ничего показывать.
Я бросил думать об этом. Не уверен, смогу ли узнать нападавших, если снова их встречу. Того, что был сзади, конечно, не смогу — даже не удалось взглянуть на него. Как бы там ни было, прекрасно справились со своей задачей: вывели из строя. Так бы и было, будь здравомыслящим человеком, думающим о своем здоровье.
Кажется, им просто нужно время, но зачем? Усилить охрану и замести следы? А если проверить, существует ли связь между картинами и грабежами? Пустое…
Расследование упрется в неприступную стену респектабельности. Когда узнают, что остался жив, все равно решат — на ближайшее время вырубился. Значит, действовать. Правильно.
Голову было убедить нетрудно. Но вот ниже шеи — совсем другая история.
Джик с Сарой появились только в 11 часов.
— Боже мой, — сказала она. — Ты выглядишь хуже, чем вчера.
— Как ты добра.
— Мы, наверное, никогда не доберемся до Мельбурна. Прощай, Кубок.
— Вас здесь никто не держит.
— Думаешь, мы развернемся и уедем? И оставим тебя здесь… в таком состоянии?
— А почему бы и нет?
— Что ты мелешь?
Джик вальяжно развалился в кресле:
— Мы не несем за него абсолютно никакой ответственности. Он докатился до того, что его сбрасывают с галереи…
— Как ты можешь такое говорить? — взвилась Сара.
— Мы не хотим иметь к этому никакого отношения.
Я не мог сдержать улыбки. Сара расслышала язвительный отзвук собственных речей трехдневной давности. Всплеснула руками, поняв, наконец, что к чему.
— Ах ты гад, — сказала она.
Джик улыбнулся, как кот, наевшийся сметаны.
— Мы прошлись до галереи, — сказал он. — Все еще закрыта. Разузнали, как пройти на задний двор, заглянули внутрь через стеклянную дверь. Догадываешься, что увидели?
— Ничего.
— Совершенно верно. Никакого мольберта с копией Милле. Все подозрительное заботливо убрали подальше. Остальное имеет нормальный вид.
Переменил положение, пытаясь облегчить боль с одной стороны; вызвал тем самым бурный протест других пораненных мест.
— Даже если бы удалось проникнуть туда, не нашли бы ничего подозрительного. Ясно, что все улики исчезли еще вчера днем.
— Наверняка, — согласился Джик.
— Мы поинтересовались у дежурной, не спрашивал ли нас кто-нибудь.
— Ну и как, спрашивали?
Сара кивнула:
— Позвонил мужчина. Кажется, примерно в начале одиннадцатого. Спросил, не остановился ли тут мистер Чарльз Тодд с друзьями, и, когда она ответила «да», попросил назвать номер комнаты. Объяснил, что должен тебе кое-что доставить.
— Господи! Ничего себе доставочка! Прямо экспресс. Сверху вниз.
— Дежурная сообщила номер комнаты и сказала: если тот оставит передачу в приемной, она позаботится, чтобы ты ее получил.
— Наверняка рассмеялся в ответ.
— У него не столь развитое чувство юмора.
— В начале одиннадцатого… — в задумчивости повторил я.
— Когда нас не было, — сказала Сара, кивая головой. — Это, вероятно, было чуть позже нашего ухода из галереи… Когда покупали купальные костюмы.
— Почему же девушка не сообщила, что нас спрашивали?
— Ушла пить кофе, не видела, когда мы вернулись. А потом просто забыла. Не придала разговору никакого значения.
— В Алис-Спрингсе мало мотелей, — сказал Джик. — Поиски были недолгие, раз они знали, что мы в городе. Дружки Ренбо позвонили ему из Мельбурна, и бомба замедленного действия начала отсчет времени.
— Их, наверно, хватил удар, когда он сказал о покупке картины.
— Надо было ее спрятать, — сказал я, тотчас вспомнив о Мейзи, спрятавшей свою картину и оставшейся на пепелище.
Сара вздохнула:
— Ну, что будем делать дальше?
— У нас последний шанс вернуться домой.
— Ты едешь? — требовательно спросила она.
Прислушался к жалобным мольбам своей бренной оболочки. Потом подумал о Дональде в его холодном доме. И оставил ее вопрос без ответа.
Она подождала, опять спросила:
— В самом деле, что нам делать дальше?
— Ну… Сообщите дежурной мотеля, что я совсем плох, пробуду в больнице еще, по крайней мере, неделю.
— И это не преувеличение, — пробормотал Джик.
— Скажите ей, что эту информацию можно передать, если кто-то поинтересуется. Сообщите: вы уезжаете в Мельбурн. Оплатите все счета, сделайте подтверждение на свой вылет дневным рейсом, мой билет сдайте. И — в аэропорт.
— А как же ты? — спросила Сара. — Когда сможешь уехать?
— Тогда же, когда и вы. Если придумаете способ погрузить забинтованную мумию в самолет так, чтобы этого никто не заметил.
— Господи, — Джик очень обрадовался. — Я это сделаю.
— Позвоните в аэропорт и закажите мне место под другим именем.
— Правильно.
— Купите рубашку и какие-нибудь брюки. Все мое — в мусорном ведре.
— Будет сделано.
— Но помните, что за вами могут следить.
— Надо ходить со скорбными лицами? — спросила Сара.
— Сочту за честь, — улыбнулся я.
— Доберемся мы до Мельбурна, что потом? — сказал Джик.
— Думаю, придется вернуться в «Хилтон». Там остались наши вещи, не говоря уж о моем паспорте и деньгах. Было ли известно Вексфорду и Гриину, что мы остановились там? Может статься, этот вариант окажется надежным на сто процентов. Да и вообще, где еще сможем переночевать в Мельбурне накануне Кубка?
— Если выбросят из окна в «Хилтоне», тут уж не жить. И никогда не сможешь рассказать о своих приключениях, — веселился Джик.
— У них окна широко не открываются. Это невозможно.
— Очень утешительно.
— А завтра? — сказала Сара. — Как насчет завтра?
