Э. Хартли - Прожорливое время
Все это было очень хорошо, но, стоя здесь, в этом великом святилище и мавзолее, Томас понятия не имел, с чего начинать. Он смотрел на мраморную скульптуру Шекспира, который неестественно опирался на кипу книг, но глядел перед собой, пальцем самодовольно указывая на строки из «Бури»:
Все башни гордые, дворцы, палаты,
Торжественные храмы, шар земной
Со всем, что есть на нем, все испарится,
Как бестелесные комедианты, даже
Следа не оставляя.[7]
Разумеется, «шар земной» обозначал не просто землю, но театр «Глобус», на сцене которого впервые были произнесены эти строчки. Впрочем, скульптура, конечно же, изображала Шекспира поэтом-мыслителем со своими книгами, а не человеком сцены, хотя поза фигуры была, наверное, подчеркнуто театральной.
— Естественно, похоронен он не здесь, — произнес голос за плечом у Томаса.
Обернувшись, он увидел позади мужчину в черной сутане, служителя аббатства. У него было восково-бледное открытое лицо, не по моде длинные волосы закруглялись волнами, ниспадая на плечи, очки в стальной оправе, мягкий, вежливый голос. Он долго смотрел на перевязанную руку Найта, затем перевел взгляд на его лицо.
— Да, — произнес Томас. — Шекспир ведь был похоронен в Стратфорде, верно?
— В церкви Святой Троицы, — подтвердил служитель. — Этот памятник был воздвигнут в тысяча семьсот сороковом году.
— Это все объясняет, — сказал Томас.
— Да, тут Шекспир представлен щеголем, вы не находите? — заметил служитель, оглядывая скульптуру. — Вы здесь ищете что-то конкретное? Я не мог не заметить, что вы бродите из стороны в сторону. Конечно, мне приходится видеть много подобного, и это лучше, чем альтернатива.
— Какая?
— Теперь аббатство входит в перечень мест тура по следам книги «Код Да Винчи», — вздохнул служитель.
— Вот как? — удивился Томас.
— Увы, это так. В книге есть одна сцена, действие которой происходит у гробницы Исаака Ньютона. В своем роде ложная улика.
— Сознательно уводящая в сторону?
— Знаете, точно я не могу сказать, — ответил сбитый с толку служитель. — Разумеется, вымысел должен быть привлекательным, но есть некая точка, за которой попытка выдать фантазию за реальный факт выходит за рамки заботы о коммерческом успехе и становится просто… — Он умолк, подыскивая подходящее слово.
— Обманом? — подсказал Томас.
Служитель многозначительно улыбнулся и добавил:
— Знаете, аббатство хотели использовать для съемок фильма.
— И как?
— Могли ли мы позволить снимать в христианской церкви фильм о том, почему наша вера является ложью? — подняв одну бровь, спросил служитель. — Поразительно, но нет, не могли. Кажется, съемки проходили в соборе Линкольна. Одному богу известно, о чем думал тамошний епископ. Надеюсь, что он о чем-то размышлял, хотя, по-моему, решающим фактором стали сто тысяч фунтов, пожертвованные в реставрационный фонд собора. В этом есть своя ирония, вы не находите? Возможно, кто-то решит, что починка крыши за счет кино — это уже слишком, но такова жизнь в двадцать первом веке. Если вам интересно, у нас есть брошюры с перечислением неточностей в книге. На мой взгляд, обсуждать богословские ошибки бессмысленно, но факты можно было бы привести точно. Как вы думаете?
— Наверное, — улыбнулся Томас.
— Все же книга чертовски увлекательная, а я сам никогда не был большим поклонником католической литургии, — продолжал служитель, снова сверкая мальчишеской улыбкой.
— Я искал некоего Дэвида Эсколма, — повинуясь внезапному порыву, сказал Томас.
Служитель наморщил лоб и спросил, доставая из сутаны потрепанный указатель:
— Он здесь похоронен?
— Нет, — ответил Найт, обрадованный его готовностью помочь. — Я должен был с ним здесь встретиться, но… кажется, он хотел мне что-то здесь показать.
Служитель скользнул взглядом по полированным каменным плитам пола, на каждой из которых были высечены фамилия и эпитафия, отзывавшиеся в сознании Томаса отдаленным колокольным звоном: лорд Альфред Теннисон, Джордж Элиот, Джерард Мэнли Хопкинс, Дилан Томас, Льюис Кэрролл, автор «Алисы в Стране чудес»…
— Здесь погребен Бен Джонсон, друг и коллега Шекспира, — сказал служитель. — Ему выделили всего восемнадцать квадратных дюймов, поэтому его пришлось закопать стоя. Как-никак, он ведь убил собрата-актера. Плита тут, но на самом деле Джонсон похоронен в северном крыле нефа…
Томас рассеянно кивал, но мысли его были в другом месте, и служитель это почувствовал.
— Извините, — сказал Найт. — Как американец, я нахожу все это несколько…
— Недемократичным?
— Нет, впечатляющим, — улыбнулся Найт.
— Да, полагаю, это чувство испытывают многие, независимо от того, откуда они приехали. У нас есть и мемориальные камни в честь многих американцев. Франклин Рузвельт, Мартин Лютер Кинг Младший, Генри Джеймс, Томас Элиот, хотя последнего мы считаем принадлежащим короне. — Служитель снова улыбнулся.
— А иностранцы здесь похоронены?
— В Уголке поэтов? Нет. Боюсь, это памятник сугубо британский. По-моему, тут погребен всего один чужеземец, француз.
— Писатель?
— Да, хотя, полагаю, более точным определением было бы «литератор». Похоже, известен он, по крайней мере у нас в стране, благодаря тому, с кем был знаком. Шарль де Сен-Дени, опальный вельможа при дворе Людовика Четырнадцатого. Кажется, друг Мольера. Подождите, он где-то здесь. — Подняв голову, служитель осмотрелся по сторонам, нашел то, что искал, и подвел Томаса к мемориальной плите. — Ага, вот оно.
Найт поднял взгляд скорее из вежливости, а не из любопытства и увидел белую мраморную доску со щитом и горящими факелами. Текст был на латыни, четкие буквы провозглашали, что покойного звали Каролюс де Сен-Дени.
— Разумеется, Каролюс — это Шарль, — объяснил служитель и выжидательно посмотрел на Томаса. — Боюсь, это не то, что вы искали.
— Вы были очень любезны, — пробормотал Томас. — Мне самому хотелось бы знать, что я ищу.
— Быть может, вам нужно что-то менее историческое и более духовное? — предположил служитель.
— Что вы имеете в виду?
— Я уже говорил, что вы показались мне потерявшимся, но не уверен, что это то самое состояние, которое можно исправить с помощью плана и путеводителя. — Тут Найт опустил взгляд в пол, а служитель продолжил: — Извините. Я не хотел быть назойливым.
— Ничего страшного, — успокоил его Томас. — Мне просто нужно кое-что найти. Для одного старого друга.
По взгляду служителя чувствовалось, что он понимает — это просто отговорка. Однако он кивнул и улыбнулся, пусть с оттенком печали. Найт проникся к нему признательностью за то, что он больше ничего не сказал.
Эсколм не зря хотел встретиться с Томасом именно здесь. Он желал что-то ему показать. Здание было просто огромным. Возможно, даже вероятно, Найт упустил что-то такое, что должен был найти, однако его гораздо больше беспокоила мысль о том, что он это видел, но не понял. Томас принял решение обязательно вернуться сюда еще раз, однако сначала ему было нужно получить ответы на другие вопросы.
Глава 25
Заголовки бульварной прессы были недельной давности, но прошедшее время нисколько не приглушило их пронзительные крики. «Британская писательница зверски убита в Соединенных Штатах», — кричала «Сан». «Талант погиб от руки убийцы», — вторила ей «Дейли мейл». «Писательница, автор детективных романов, сама становится жертвой преступления», — причитал журнал «Пипл». Тон статей был сенсационно-слезливым, хотя журналисты так и не смогли раздобыть обязательных в подобных случаях скорбящих родственников. Через пару дней единственным выжатым чувством оставалась ярость поклонников Даниэллы Блэкстоун, огорченных тем, что их кумир больше не напишет ни строчки. Томасу также показалось, что в британской прессе прослеживались антиамериканские настроения. Между строк буквально читалось, что если бы писательница не пересекла Атлантику, трагедии не произошло бы.
Томас изучал газетные публикации на компьютере в Британской библиотеке, искал любую информацию о ходе расследования. Конечно, можно было позвонить Полински и попытаться узнать что-нибудь у нее, но пока что Найт предпочитал не говорить ей о своем отъезде из страны. В чикагских газетах после первых материалов об убийстве больше почти ничего не было, однако английские журналисты представили гибель писательницы как событие общенациональной важности, по крайней мере, попытались это сделать. Но никакой источник, пожелавший остаться неизвестным, не поспешил разгласить тайны личной жизни Даниэллы. Ее муж погиб в автомобильной катастрофе десять лет назад, у свежей могилы не было убитых горем детей, а Эльсбет Черч, соавтор Блэкстоун на протяжении многих лет, отказалась от каких-либо комментариев. Через несколько дней сенсация выдохлась, и в отсутствие новых откровений о ходе следствия или о самой жертве газетам пришлось искать новую тему. Похоже, сейчас внимание нации было взбудоражено исчезновением десятилетней девочки, проводившей каникулы в Испании. Именно это событие в настоящий момент возбуждало то, что, насколько понимал Томас, называлось общественным интересом. У него мурашки побежали по спине.
