Мила Бояджиева - Дар полночного святого
— До Испании далеко. Не клеится у них как-то. То один дуется, то другой. А парень мне нравится, хоть и артист.
— Тебе же, вроде, артисты по душе были? — мимоходом заметила Инга и подумала: «Неужели никто так и не узнает, что Лаури с Венцовой родня? А кому проговориться? Кроме самой Инги посвященных в тайну нет…
С возвращением дочери жизнь приунывшей пенсионерки забила ключом. Денис оказался не как-нибудь, а в самом передовом отряде „новых русских“ с такими запросами и размахом, что аж голова кружится. Его новые друзья ездили на мерседесах, BMW, джипах, говорили о покупке земли, строительстве особняков, обсуждали за водкой конструкции домашних бассейнов, преимуществах французской Ривьеры, Гавайских островов, испанского побережья в приобретении недвижимости. Запросто мелькали имена тех, кого только по телевизору в „Новостях“ и увидишь.
Инга вновь почувствовала себя на коне. В кругу дочери она представляла собой нечто вроде антиквариата — ценный предмет, свидетельствующий о настоящих аристократических корнях семейства Лаури. У заслуженной балерины целовали ручку, преподносили цветы, просили рассказывать о былых театральных достижениях и скандалах недалекого прошлого. В таком расположении духа Инга всем сердцем стремилась к благодеяниям и покровительству. Узнав от Алины о встрече с Аней, ставшей обычной кордебалетной девчонкой, сказала: „Ты бы её хоть как-то пристроила. Может, найдется приличный человек из вашего круга. Девочка хорошенькая, неглупая, и характер от благополучной жизни, глядишь, исправится“.
Алина снисходительно хмыкнула: „Приличные люди“, мамочка, — понятие загнившего прошлого. Если ты имеешь в виду делового мужика, то такие на дороге не валяются. На них охота идет, как на ценную пушнину. Но я Аньку и сама приблизить хочу, — вдруг что-то бедолаге обломится».
Инга позвонила Верочке первая и ловко, как она всегда умела, загладила все прошлые шероховатости, приласкалась, посмеялась, пообещала поддержку и дружбу, пригласила к себе. Потом само собой вышло, что Верочка стала немного помогать по хозяйству: то окна вымыть пришла, то безделушки перетереть. А в Ильинское в мае поехала с охотой — и дачу она любила, и для гостей стол готовила с удовольствием.
19
… - Ань, посмотри, не слишком нарядно, — все-таки прием в саду? Не пойму… — Алина с деланным отвращением осматривала себя, обтянутую длинным, усеянным блестками, черным платьем. Рукава узкие, до самых пальцев, а на спине разрез — чуть кружевные трусики мелькают.
— Здорово. Ну и что же, что в саду? Считай, в загородной резиденции. Тебе ж подавать и убирать не надо. Сиди — возглавляй стол, украшай собрание, — одобрила Аня.
— Значит, оставить так? А если прохладно будет, я шаль накину. Не кутаться же в меха… Да и перед кем выпендриваться… Устала я. — Она опустилась на пуфик перед трюмо и трагически нахмурила брови. — Бесконечная кутерьма. Целых пять лет, как заводная! А здесь опять!
— Лин, побойся Бога… Ты кому жалуешься? Это я недавно зарабатывать стала, а то и с едой кое-как перебивались. Платьишка мать из старья перешивала. Грязный двор, подольский клуб и швейная машинка. А ещё электрички заплеванные. И, ничего, — весело.
— Да у тебя хоть личная жизнь на высоте. Карлос, я сама видела, бесится. На меня зверем смотрит. Только не пойму, что его так заело. Алина сосредоточенно зачесывала волосы в разные стороны. — Или что я ему тогда, ну, ещё до отъезда, отставку дала. Или не может простить, что я тебя от него отвлекаю.
— Не в тебе дело. У нас отношения сложные. Неприкаянный он какой-то. Слишком много перепало от рождения, легко дается то, над чем другие годами надрываются. Отсюда — амбиции громадные, мыслит себя не иначе как звездой, героем, кумиром толпы. Хватается сразу за все. То поет, то рисует, то танцует. Сейчас, вроде, опять жалеет, что юристом не стал.
— Да? Значит, наконец, образумился? — Заинтересовалась Алина, смочив гелем короткие вихры. — А если я его у тебя отобью?
— Попытайся. Может, получится. — Шутка Ане не понравилась, — не из-за себя — из-за Дениса. — А мужа-то куда?
— О нем волноваться нечего. Сам позаботится. Такой кобелина прыткий только за хвост и держи.
— Не поняла… — Присев на кровать, Аня начала развешивать на плечики разбросанные платья. — Хочешь сказать, что он на кого-то заглядывается?
— Заглядывается?! — Алина расхохоталась. — С троими я его попросту на месте преступления застукала.
— С троими?
— Не одновременно, конечно. Сначала с секретаршей. Устроила разгон на полную катушку. Это ещё в Колумбии было. А потом в Женеве. Возвращаюсь однажды из поездки под теплый мужнин бочек, — а он не один! В супружеской спальне, на полу! Представляешь, из клуба мулаточку привел, лет пятнадцати… Козел!
— Не может быть! Он же по тебе сох. Все было так серьезно! — Аня сжалась от обиды. Если Денис отказался от неё ради Алины, то это могла быть только огромная, всепоглощающая страсть… А так, выходит, все равно одна, другая, третья… Все в одну цену — и дурочка Аня, и шлюха из шведского клуба. Только Алина Лаури оказалась более престижной невестой вот и аргументы, и факты… Но ведь было что-то в этом Денисе настоящее невозможно же так ошибаться… Тогда, на залитой дождем дороге, сегодня… Он не напоминал ей о прошлом. Только зло оглядел знакомый ландшафт с лужами и елками. Тоскливо так, протяжно вздохнул: «Молодость-то прошла!» Аня поняла — супермен Южный жалеет о каких-то упущенных возможностях, о том, что могло бы стать серьезным и важным.
… Рассказ Алины про измены мужа не понравился Ане просто потому, что ей никак не хотелось в это верить.
С того дня, как они встретились в ресторане «Вестерн», Аня думала о чете Южных с отстраненной симпатией. Центром её Вселенной был Карлос.
Всматриваясь в непроницаемый туман будущего, Аня видела цветущий абрикосовый сад, рыжего пса, безбрежную морскую синеву и себя — уверенную, радостную. Рядом Карлос — человек, умеющий рассказывать о любви танцем. Он стоит, вскинув над головой гибкие кисти с кастаньетами, его сапожки гулкими каблуками отбивают ритм, волосы взлохмачены теплым бризом, а глаза не отрываются от неё — призывая, приманивая… «Счастлива, счастлива!» твердит она себе. Тревожили лишь непонятные приступы тоски, обрушивающиеся на Карлоса ни с того ни с сего.
После встречи с Южными в «Вестерне» он исчез и три последующих дня держался с Аней так, будто не было страстных взглядов, вытащенной из её волос розы. А потом вдруг воспылал неутолимой страстью, усадил в старенькие «Жигули» и отвез к себе.
— Не принюхивайся, киска. Здесь кроме тебя никого не было, это наша берлога.
— Но.. — Аня с удивлением оглядела пустую комнату с белыми стенами и потолком. Лишь музыкальная установка на песочном ковролине и огромная зеленоватая бутыль с ветками цветущей черемухи украшали жилище танцора.
Карлос включил музыку. Двигаясь как факир, извлек из стенного шкафа пуховики и подушки, бросил все в кучу и повалил на неё Аню: — Я же предупреждал, что тебе здесь понравится.
Они провели вдвоем ночь и чудесный майский день — пасмурный, дождливый, когда не хочется высовываться из своего убежища, а тянет всеми порами впитывать весеннюю свежесть и плотское наслаждение, разлитое в воздухе. Лежали в обнимку, глядя, как торопливо, наискось пересекают небо флотилии всклокоченных туч. Отрадно было чувствовать себя крошечными частицами бытия под этим гигантским грозным небом, знать, что ощущения и мысли едины, не надо ни слов, ни признаний — лишь касания, взгляды, жесты…
Только напоследок, когда оба ещё лежали не размыкая объятий, Аня спросила:
— Почему ты не подходил ко мне эти дни? Ведь тогда, на сцене, я сказала тебе «да».
— Меня разозлила Алина. И вообще, эта компания. Я мечтал о встрече с тобой. Все было ужасно некстати. Ужасно…
— Ты не собираешься поддерживать отношения с Денисом?
— Энтузиазмом не горю. Но ссориться не намерен. Его приятели — из числа наших «спонсоров» — людей, по существу содержащих «Вестерн» и множество подобных ему заведений.
— Но ведь Денис занимается каким-то серьезным бизнесом?
— Строительство зданий, реконструкция и есть серьезный бизнес. А попечительство увеселительных заведений — его побочная ветвь, как и многие другие.
— Это законно?
— Не задавай наивных вопросов, Карменсита. — Карлос поцеловал её в нос. — Ни мне, ни, особенно, Алине.
20
Майский закат — томительно-долгий, яркий. Стало прохладно, и вначале дамы, а затем и разгоряченные вином и беседой мужчины перебрались пить чай на закрытую террасу. Здесь, как в сказке, уже стоял покрытый старинной, льняной, с прошвами скатертью стол. На нем ведерный самовар, праздничный чайный сервиз с золотыми внутри и ярко-васильковыми снаружи чашками, торты, пирожные, конфеты, печенье и вазы, полные привезенными гостями цветов. Зажгли большой абажур — все тот же, апельсинового цвета, восхитивший всех своей старомодной уютной основательностью. Лица женщин покрылись теплым отсветом и стало немного грустно, как бывает в финале. Финале дня, праздника, напрасных ожиданий.
